Как бы честен ни сделался свет, несчастные-то случаи не
переведутся.
Преподобный отец Опимиан:
- Но честность сократит их число. Паровые котлы высокого давления не
сеяли бы погибель, когда бы бесчестность и скупость не норовили употребить
их там, где дорогостоящие котлы низкого напряжения обеспечат совершенную
безопасность. Дома, честно построенные, не обрушивались бы на головы
жителям. Суда, верно оснащенные и с хорошей командой, не налетали бы то и
дело на мели и рифы и не разваливались бы от первого же толчка. Честно
приготовленные сласти не отравляли бы детей, а честно составленные лекарства
не губили бы больных. Словом, чаще всего так называемые несчастные случаи
суть преступленья.
Миссис Опимиан:
- Ты любишь говорить, что причиной несчастий на пароходах и железных
дорогах - нелепая страсть наша к спешке. А это безумство, не преступленье.
Преподобный отец Опимиан:
- Нет, это преступленье - для того, кто не должен бы действовать во
власти безумства. Но, ставши честным, свет, без сомненья, станет разумен.
Избавясь от преступлений, мы сумеем одолеть и безумство. Но едва ли это
когда-нибудь произойдет.
Миссис Опимиан:
- Ну, в газетах сообщают и кое о чем похвальном. Преподобный отец
Опимиан:
- Во время войны сообщают они о множестве подвигов в море и на суше; но
в мирное время воинские доблести спят. Тогда они как суда на рейде.
Разумеется, и в мирной жизни случается кое-что хорошее, а кое-что ни хорошее
ни плохое; но хорошее и среднее вместе составляют от силы одну десятую долю
всех происшествий. И кажутся исключением. Пустынник, читающий одни газеты,
найдет в них разве пищу для мизантропии; но, живя среди друзей, в кругу
семьи, мы убеждаемся, что темное в жизни - случайность, а светлое -
повседневность. Случайное привлекает любопытные взоры, случайное - это
приключенья, несчастья, случайное выпадает на долю немногим, а могло бы и
вовсе ни с кем не стрястись. Интерес, вызываемый действием и событием,
находится в прямом соответствии с его редкостью; к счастью, тихие
добродетели незаметно нас окружают, а назойливый порок редко пересекает нашу
стезю. В общем, я согласен с суждением Тесея {Еврипид, "Просительницы".
(Примеч. автора).}, что в мире больше добра, нежели зла {59}.
Миссис Опимиан:
- Сдается мне, отец Опимиан, ты ни с каким суждением бы не согласился,
не будь оно высказано две тысячи лет назад.
Преподобный отец Опимиан:
- Так ведь, душенька, все почти суждения, с какими и следовало 6
соглашаться, тогда приблизительно и были высказаны.
ГЛАВА VIII ПАНТОПРАГМАТИКИ {60}
????? ??? ?????, ????, -
?????? ?? ?? ??????
??????????? ?? ?? ??, ? ???, ???? ?? ???
?????? ???? ????? ???? ?? ???? ?????.
Diphilus
Вино, о Дорис, охлади, налей-ка в чашу.
С водой не смешивай.
Ведь, разбавляя,
Ты бодрости лишаешь дух мой.
Дифил {61}
Очарованный новым знакомством, его преподобие дольше обычного не
показывался в усадьбе мистера Грилла, а когда снова туда явился, тотчас
сообщил о метаморфозе старой башни и об особенностях ее обитателей. Как
всегда, обед у мистера Грилла был отличный и все ели и пили в свою меру.
Мисс Грилл:
- В вашем рассказе многое вызывает мое любопытство; но самое главное -
что думаете вы о религиозных воззрениях юного господина?
Преподобный отец Опимиан:
- Я бы мог предполагать, что он принадлежит к англиканской церкви, судя
по расположению его к моей особе, если б оно не объяснялось скорей нашей
общей любовью к грекам. Правда, с другой стороны, он усердно подчеркивал,
что святая Катарина - святая англиканского церковного календаря.
Мисс Грилл:
- Как мило, что день его заключается гимном, хором, исполняемым семью
весталками.
Преподобный отец Опимиан:
- Я рад, что вы так судите о девицах. Не всякая барышня судила б о них
с благосклонностью. Хотя они, я уверен, ее заслуживают.
Мистер Грилл:
- Недурно бы познакомиться с молодым человеком. Я бы хотел, чтобы вы
привели его к нам. Хочешь ты с ним познакомиться, Моргана?
Мисс Грилл:
- Да, дядюшка.
Мистер Грилл:
- Вы уж, ваше преподобие, постарайтесь его сюда залучить. Скоро в гости
к нам съедутся философы и поэты. Быть может, это его прельстит?
Преподобный отец Опимиан:
- Возможно. Но я в том не уверен; боюсь, он бежит всякого общества и
любит только леса, моря и реки; греческую поэзию, святую Катарину и семь
своих весталок; я, однако ж, попробую его пригласить.
Мистер Грилл:
- Но для чего бы, ваше преподобие, заводить ему столь обширную столовую
и вообще так печься об устройстве своего дома, если б намеревался он жить
затворником? Думаю, однажды забредя к нему, вы найдете у него общество самое
шумное. Спросите-ка у него, не желает ли он играть в Аристофановой комедии?
Преподобный отец Опимиан:
- Превосходная мысль. Думаю, она придется ему по вкусу.
Мисс Грилл:
- Кстати о комедии, ваше преподобие: что сталось с лордом Сомом и его
лекцией о рыбе?
Преподобный отец Опимиан:
- Да вот лорд Склок, граф де Линь, лорд Кудаветер и еще несколько
архишарлатанов вздумали фиглярничать на новом поприще, которое именуют они
наукой пантопрагматики, и уговорили лорда Сома кувыркаться вместе с ними;
однако, когда похолодает, безумие уляжется; и мы еще услышим, как он будет
разъяснять рыбакам Щучьей бухты, чем сельдь отлична от палтуса.
Мисс Грилл:
- Ради бога, ваше преподобие, скажите, что это еще за новая наука?
Преподобный отец Опимиан:
- А уж это, мисс Грилл, я вам затрудняюсь сказать. Я многих профессоров
расспрашивал, но ничего от них не добился, кроме странного вздора.
Оказывается, это такой подлинный способ толковать о способе мнимом учить
каждого собственному его ремеслу. Пользы от него никакой, но в этом-то вся и
польза. Нет от него и вреда, коль скоро он напоминает чтение Гамлета -
"слова, слова, слова" {62}. Как в большинстве наук, и тут читаются лекции,
лекции, лекции обо всем понемногу: один педант болтает о юриспруденции,
другой о статистике, третий об образовании и так далее, crambe repetita
{подогретая капуста {63} (лат., букв: вздор, чепуха).} все того же вздора,
который уже подавался "дважды остывший и дважды подогретый" {*} во многих
объединениях, прозывавшихся научными.
{* Но моего послушайся совета:
Остывших дважды, дважды подогретых
Немало продавал ты пирогов,
Смотри, чтоб не был твой рассказ таков...
Чосер, "Пролог повара" {64} (Примеч. автора).}
Мисс Грилл:
- Значит, ваше преподобие, лекция лорда Сома будет большим облегчением
для исстрадавшихся слушателей.
Преподобный отец Опимиан:
- Без сомненья, она будет более занимательна и в той же мере полезна.
Никто не поймает ни одной рыбешкой больше, тем подведя итог научным
изысканиям подобного рода. Я бы уж лучше послушал лекцию поварам о сборной
солянке - неплохая эмблема для всего начинания.
Мисс Грилл:
- Человек с умом и талантом может читать лекцию о любом предмете. И
сборная солянка может быть увлекательна. Однако мужи, погрязнувшие в унылых
притязаниях на серьезность, едва ли смогут придать ей достаточно соли и
остроты {Хадделстон (Примеч. автора).}.
ГЛАВА IX
СВЯТАЯ КАТАРИНА
gli occhi su levai,
E vidi lei che si facea corona,
Rifflettendo da se gli eterni rai.
Dante. Paradiso, XXXI. 70-72
Я, не ответив, поднял взоры к ней,
И мне она явилась осененной
Венцом из отражаемых лучей {66}.
Данте. Рай, XXXI. 70-72
Прошло немного времени, и его преподобие вновь посетил башню, чтобы
просить юного своего друга об участии в Аристофановой комедии.
Он встретил живую готовность, и чуть не целый день провели они,
обсуждая подробности предприятия.
Обед и вечер прошли совершенно как раньше. Наутро, когда они спускались
в кабинет для продолженья приятных трудов, его преподобие подумал: "Я прошел
по галерее, там много комнат, двери днем почти все отворены, но спальня
моего приятеля всегда закрыта. Верно, тут какая-то тайна". И не склонный
вообще к праздному любопытству отец Опимиан уже не мог выбросить из головы
эту любопытную мысль. Наконец, набравшись храбрости, он сказал:
- Я видел кабинет ваш, столовую и гостиную; в устройстве дома столько
вкуса, что мне хотелось бы осмотреть и прочие комнаты.
Мистер Принс:
- Но больше нечего и осматривать. Ваша спальня - одна из лучших в доме.
Прочие на нее похожи.
Преподобный отец Опимиан:
- Сказать по правде, я бы хотел взглянуть на собственную вашу спальню.
Мистер Принс:
- Отчего же. Извольте. Просто я сомневался, быть может напрасно, по
вкусу ли вам придется ее убранство.
Преподобный отец Опимиан:
- Надеюсь, там никаких вольностей.
Мистер Принс:
- Совершенно напротив. Как бы вам не показалось, что все там чересчур
подчинено моим понятиям о чистоте идеальной красоты, воплощенной в святой
Катарине.
Преподобный отец Опимиан:
- Напрасно, поверьте, вы этого опасаетесь.
Мистер Принс:
- Вот видите, алтарь с образом святой Катарины, а на стенах - сцены из
ее жизни, большей частию скопированные с картин итальянских мастеров. Облик
святой Катарины и история ее с юных дней моих завладели моим воображеньем -
в ней вижу я воплощенье идеальной красоты {67} - все, что способно чаровать,
возвышать и восхищать нас в прекраснейших представительницах прекрасного
пола.
Преподобный отец Опимиан:
- В речах ваших столько пыла; а ведь я, признаться, не очень знаю ее
историю, хоть Реформация и оставила ее в числе своих святых. Коекакие из
этих картин без объяснений мне непонятны.
Мистер Принс:
- Я постараюсь в коротких словах передать вам ее историю. И по мере
рассказа буду водить вас от картины к картине.
ИСТОРИЯ СВЯТОЙ КАТАРИНЫ
Катарина была принцесса в Александрии в третьем столетии. Вера
христианская открылась ей в божественном откровении. Красота, ученость и
искусность в речах ее отличали. Она обратила в истинную веру отца своего и
мать и всех, с кем случалось ей сойтись поближе. Император Максенций {68}
созвал пятьдесят мудрейших мужей всего государства, дабы они избавили ее от
заблуждений, но всех их она обратила в новую веру. Максенций сжег на костре
ее приверженцев и самой ей пригрозил той же участью. Она осталась тверда.
Тогда он приказал бить ее плетьми и бросить в темницу на голодную гибель.
Отправясь в поход, присмотреть за исполнением приказа он предоставил
императрице и главному генералу своему Порфирию. Ангелы исцелили ее раны,
утолили ее голод; и Спаситель, явясь к ней в темницу в блаженном видении,
назвал ее невестой и надел ей на палец кольцо {Maria, Vergine delie Vergini,
e Misericordia delie Misericordie, vestita de i lampi del Sole, e coronata
de i raggi delie Stelle, prese il sottile, il delicato, ed il sacro dito di
Catarina, humile di core e mansueta di vita, ed il largo, il chemente, ed il
pietoso figliuol suo lo cinse con lo anello. - Vita di Santa Catarina, 1.
ii. Vinezia, 1541. (Примеч. автора), [Пречистая Дева Мария, облеченная
светом солнечным, сияющая лучами звездными, взяла тонкий, нежный, святой
палец Катарины, смиренной сердцем, милосердный же всеблагой и безгрешный Сын
ее надел на этот палец кольцо. - "Житие Святой Катарины". Венеция, 1541
(ит.).]}. Очнувшись, она увидела кольцо на своем пальце и убедилась в том,
что святое посещение воистину состоялось. Императрица и Порфирий пришли к
ней, она их обратила. Император, воротясь, приговорил к смерти обоих; после
многих безуспешных попыток ее увещать, он приговорил Катарину к колесованию.
Четыре страшные колеса, снабженные стальными зубьями, назначены были
изрубить ее на части. Ангелы разбили колеса. Тогда император возвел ее на
костер; ангелы загасили пламя. Тогда он приказал отсечь ей голову мечом. Это
было допущено. Настала ночь. Тело, оставленное на растерзание диким зверям,
охраняла стража. Ночь была темная, утром тело исчезло. Ангелы отнесли его на
вершину самой высокой горы Хоребского хребта, и поныне взор путника
встречает там скалу, природой созданную в виде гробницы. Там, в неувядаемой
красоте, охраняли Катарину ангелы, покуда святой муж не нашел ее, и уж он
поместил ее в раку, и там лежит она поныне. Рака помещена в основанном позже
монастыре - монастырь святой Катарины Синайской. И поныне сверкает у нее на
пальце кольцо.
Преподобный отец Опимиан:
- Ничего почти из всего этого я прежде не знал. Правда, обручение
святой Катарины знакомо мне по многим картинам великих итальянских мастеров.
Однако вот картина, которой нет соответствия в рассказанной вами истории.
Что значат эта гробница, и пламя, и отпрянувшие в ужасе монахи?
Мистер Принс:
- Здесь изображено замечательное происшествие у гробницы святой.
Императрица Екатерина II, много благодетельствовавшая Синайскому монастырю,
захотела взять себе кольцо святой Катарины. И послала высокую духовную особу
попросить кольцо у братии. Монахи, не желая нарушать волю государыни,
отвечали, что не смеют снять кольцо сами, однако согласны открыть гробницу и
пусть-де государынин посланный снимет его. Так и сделали, и посланный увидел
руку и кольцо. И подошел, чтобы снять его; из гроба вырвалось пламя; он
отпрянул, гробница закрылась. Увидев недовольство святой, отцы не пытались
более открывать гробницу {"Изображения Иерусалима и горы Синай" (1837), с.
27. (Примеч. автора).}.
Преподобный отец Опимиан:
- Хотелось бы мне взглянуть на лицо императрицы, когда ей докладывали о
происшедшем.
Мистер Принс:
- Оно отражало степень той веры, какую она подлинно имела либо считала
приличным выказать на людях. Отцы, во всяком случае, доказали свою
набожность и дали ей возможность покрасоваться своею. Больше она не
добивалась кольца.
Преподобный отец Опимиан:
- А что это за горные часовни, три в одной раме?
Мистер Принс:
- Часовни эти изображены так, как могли они выглядеть еще в
католической Англии. Три сестры - Катарина, Марта и Анна - их построили в
честь своих святых на вершинах трех холмов, носящих эти имена и поныне. С
каждой вершины видны две другие. Сестры думали увековечить свою верность
сестринской любви и церкви католической. Реформация все разрушила. От
часовни святой Анны осталось только несколько серых камней, пошедших на
постройку стены, которой лет пятьдесят тому назад обнесли тамошние поля.
Холм ныне более связан с памятью Чарлза Фокса {69}, нежели с древней святой.
Часовню святой Марты отстроили и приспособили для надобностей протестантов.
Часовня святой Катарины так и стоит живописной развалиной вблизи Гидфорда.
Преподобный отец Опимиан:
- А что это за старинный храм?
Мистер Принс:
- Старинный храм святой Катарины, на месте которого ныне красуется
пристань, позорно носящая ее имя; надругательство, за которым последовало
множество других и еще последуют, коль скоро в интересах коммерции
понадобится осквернить освященную землю и развеять по ветру прах мертвецов;
а ведь Гораций считал кощунством даже и глядеть на то, как это делают
варвары {Epod. 16, 1370. (Примеч. автора).}. Каковы бы ни были преимущества
новейшего вероисповедания, мы далеко уступаем древним в почтении к храмам и
гробницам.
Преподобный отец Опимиан:
- Не решаюсь оспаривать ваше сужденье. А что там за витраж?
Мистер Принс:
- Это уменьшенная копия окна Уест-Уикэмской церкви, но главная фигура
тут дышит более совершенной итальянской красотой. Она попирает императора
Максенция. Вы видите все ее эмблемы - тут пальмовая ветвь, венчающая всех
великомучеников; корона, колесо, огонь и меч, присущие ей одной; и книга, с
какой всегда ее изображают, ибо она чудо учености и избрана в средние века
покровительницей школ.
Преподобный отец Опимиан:
- История, бесспорно, занимательная. Вера ваша покуда просто
поэтическая. Но берегитесь, мой юный друг, как бы не сделаться вам жертвой
собственной вашей мистификации.
Мистер Принс:
- Этого я не боюсь. Надеюсь, я умею отличить поклонение идеальной
красоте от суеверия. Поклонение же такое мне надобно, чтобы заполнить
пустоту, какую истинная картина мира оставляет в моем сердце. Мне надобно
верить в доброго домашнего духа; духа здешних мест; ангела или нимфу; духа,
связующего нас чем-то похожим на привязанность человеческую, только
возвышенней и чище, - с вездесущим, созидающим и охраняющим духом
вселенским; в жизни действительной я его не нахожу. Проза жизни грубо во все
вторгается. Разве ступит ангел в лес, оскверненный надписью "Вход воспрещен,
нарушители подвергаются штрафу"? разве захочет наяда плескаться в потоке,
работающем на бумагопрядильню? придет ли в дол дриада, если поезд тащит по
нему товары вандалов? вздумается ли нереиде гулять вдоль моря там, где
береговая охрана стережет контрабандистов? Никак. Жизнь духовная умерла в
материальном нашем мире. Воображение ее не заменит. Но предстательством
святых еще держится связь видимого и невидимого. Они подают мне знаки,
помогающие ощутить их присутствие. В тиши собственных раздумий мы можем
сохранить эти знаки от вторжения мира внешнего. А святая, какую я избрал,
представляется мне безупречнейшим воплощением совершенства ума, наружности и
души.
Преподобный отец Опимиан:
- Не могу оспаривать ваш вкус. Надеюсь, однако, что вы не станете
искать в своем идеале свойств слишком реальных. Я огорчился бы, увидав, что
вы слишком погрязли в почитании святых. Надеюсь, вы способны примириться с
Мартином, однако сторонясь Петра и Джека {71}.
Мистер Принс:
- Ничто не могло бы так способствовать моей сговорчивости, как общество
вашего преподобия. Столь мудрая терпимость хоть кого убедит.
После этого отступления друзья вернулись к своим трудам над
Аристофановой комедией, и оба внесли свою долю, подобно Флетчеру и Бомонту
{72}.
ГЛАВА X
ГРОЗА
Si bene calculum ponas, ubique naufragium est.
Petronius Arbiter
Словом, если поразмыслить {73}, то крушенья ждут нас
повсюду.
Отец Опимиан собирался домой после завтрака, но дальние раскаты грома
его задержали, и приятели снова поднялись в библиотеку, чтобы оттуда
наблюдать волнение стихий. Широкий вид открывался там из окон.
Гром урчал вдали, однако ни дождь, ни молния его не сопровождали.
- Гроза где-то далеко, - сказал его преподобие, - и, верно, пройдет
стороной.
Но вот на горизонте показалась черная туча, она быстро росла и
надвигалась прямо на Башню. Впереди катила она более легкое, однако же
достаточно мрачное облако тумана, и оно вилось и курилось как дым пред
густой чернотою невспоротой тучи. А потом блеснула молния, загрохотал гром и
грянул ливень так, будто прорвало водосточные трубы.
Друзья сидели, молча наблюдая грозу с ветром, дождем и градом, покуда
тьма почти ночная застилала небеса, рассекаясь почти непрестанно вспышками
молний.
Вдруг слепящая искра озарила весь небосвод, и тотчас ухнул
оглушительный раскат грома, свидетельствуя о том, что молния ударила где-то
неподалеку.
Его преподобие оглянулся, чтобы поделиться с приятелем силой
испытанного впечатления, но тот исчез. Воротясь, он сказал, что ходил
посмотреть, куда угодила молния.
- И что же? - осведомился отец Опимиан.
- Дома все в порядке, - отвечал хозяин.
"Весталки, - подумал отец Опимиан, - вот и вся его забота".
Но, хотя мистер Принс тревожился лишь о судьбе весталок, внимание его
скоро привлек переполох внизу, говоривший о серьезной беде, которую
причинила гроза; а потом явилась самая младшая из сестер и, вся трепеща,
доложила, что убило наповал одну из двух лошадей в какой-то господской
упряжке, что барышня без памяти, и неизвестно еще, ранило ее или нет, а
другая лошадь испугалась, понесла и опрокинула бы карету, если б ее не
усмирила смелая рука молодого фермера; он отнес барышню в дом, и она
отдыхает теперь на женской половине, а сестры за ней приглядывают.
Мистер Принс и отец Опимиан спустились вниз, и там их удостоверили, что
юная леди невредима, но нуждается в покое, чтобы окончательно оправиться.
Пожилой господин показался из женских покоев, и, к немалому удивлению
своему, его преподобие узнал в нем мистера Грилла, вместе с племянницей
пострадавшего от выходки злополучной лошади.
Прелестное утро выманило их из дому на долгую прогулку; они сочли, что
пора хотя б отчасти удовлетворить любопытство, подстрекаемое рассказами его
преподобия о Княжей Прихоти и ее обитателях. И потому они избрали маршрут,
проходивший мимо стен Башни. Они совсем удалились от усадьбы, когда
разразилась гроза, и поравнялись с Башней, когда молния поразила лошадь.
Гарри Плющ вез на Башню плоды своих сельских трудов, как раз когда случилась
беда, и он-то и был тем юным фермером, который укротил перепуганную лошадь и
отнес леди в дом мистера Принса. Мистер Грилл, не скупясь на слова, хвалил
его поступок, а отец Опимиан от души пожал руку своему знакомцу и сказал,
что такому молодцу не следует унывать. Гарри принял эти слова как благой
знак, ибо Дороти все слыхала и взглянула на него с подобающим, хоть и немым,
одобрением.
Gynaeceum, или женская половина, отделялась от башни гостиной и
комнатами для гостей, то есть была удалена от остального дома, как то
водилось разве в Афинах.
В ответ на тревожные расспросы удалось узнать, что барышня спит и одна
из сестриц при ней неотлучно. Мистера Грилла, следственно, усадили обедать и
оставили ночевать. Перед ужином он выслушал заключение медика, что скоро все
обойдется.
Гарри Плющ вспомнил про отставного лекаря, жившего неподалеку от Башни
со своей сестрой-вековухой, который часто пользовал бесплатно больных
соседей-бедняков. Если прописанное лекарство оказывалось не по средствам
больному, он либо сестра его тотчас вызывались безвозмездно его доставить.
Хотя сами едва сводили концы с концами, они стали добрыми ангелами всего
околотка.
Старик лекарь подтвердил уже высказанное сестрицами сужденье, что
барышне нужен только покой; однако согласился переночевать у мистера Принса
на случай, если вдруг понадобятся его услуги.
Итак, мисс Грилл осталась на попечении старших сестер. Мистер Грилл и
двое докторов - один доктор теологии, целитель душ, другой же - целитель
бренной плоти - уселись за стол с мистером Принсом, а прислуживали им, как
всегда, младшие весталки.
ГЛАВА XI
НАУКА ОБ ЭЛЕКТРИЧЕСТВЕ. СМЕРТЬ ФИЛЕМОНА. ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩАЯ
????? ?? ?????????, ??????? ?????? ?????????
????? ?? ?????????, ???????? ???? ???????.
???? ?????? ????, ???, ???????? ????? ?????.
??????? ????????? ??????????? ????? ?????.
Где нет вина, там и веселья нет,
И в танцах нет огня, тускнеет свет.
Поднимет чашу и забудет человек
Обиды, горе, дней докучных бег.
Вакх при рождении вина в предвидении
благ, им доставляемых. В двенадцатой
песни "Деяний Дионисия" Нонна {74}.
За столом разговор шел об утрешнем приключении и повернулся к
электричеству. Лекарь, много путешествовавший на своем веку, рассказал много
случаев собственного наблюдения; все они сводились к тому, что недомогание
мисс Грилл недолго продлится. Случалось ему при подобных обстоятельствах
видеть как бы и совершенный паралич: однако же больные всегда скоро от него
оправлялись. День-два, от силы неделя - и мисс Грилл непременно будет
здорова. А покамест он рекомендовал полный покой. Мистер Принс заклинал
мистера Грилла чувствовать себя как дома и не спешить с отъездом. На том и
порешили, с тем чтоб наутро отправить человека в усадьбу Гриллов за
недостающим снаряжением. Преподобный отец Опимиан, не менее самого мистера
Грилла привязанный к его племяннице, весьма огорчался ее недомоганьем и не
мог вернуться к обычному своему ровному расположению духа, пока не увидит ее
снова радостной и веселой. Он цитировал Гомера, Эсхила, Аристотеля,
Плутарха, Атенея, Горация, Персия и Плиния в доказательство тому, что все
ныне известное об электричестве было известно уже и древним. В телеграфе же
электрическом не усматривал он решительно никакой пользы, ибо, путая
хронологию, он дает лишь название главы, которой содержание теряет смысл
прежде, чем дойдет до получателя, тем временем уже узнавшего название главы
следующей. И сколько бед от него! Ведь, сообщив только о крупном сражении, о
тысячах убитых и раненых, какую муку неизвестности вселяет он в сердца тех,
у кого были близкие на поле брани, покуда путями более обычными не узнают
они имен пострадавших. Ни один тиран сицилийский не додумался бы до столь
изощренной пытки. Эти выпады против предполагаемых побед новейшей науки,
выслушанные лекарем с удивлением, а прочими с глубоким почтением, слегка
успокоили смятенный дух его преподобия, утешенного к тому же обильными
возлияниями кларета, который превозносил он в красочных цитатах, объявляя
вино средством от всех бедствий мира.
Так промелькнула неделя, и больная заметно оправилась. Мистер Принс
покуда не видел прекрасную свою гостью. Шесть сестер, оставляя седьмую у
постели мисс Грилл, ежевечерне удовлетворяли горячей просьбе мистера Грилла
и ласкали его слух разнообразной музыкой, а в заключение неизменно пели гимн
любимой святой своего господина. Несколько раз наведывался старик лекарь и
оставался переночевать. Преподобный отец Опимиан отправился к себе для
воскресной службы, но, радея о здоровье прекрасной Морганы, не мог не
поспешить обратно. Прибывши утром и поднявшись в библиотеку, он застал
своего юного друга с пером в руках. Он спросил, не Аристофановой ли комедией
тот занят. Мистер Принс отвечал, что этот труд лучше удается ему с помощью
его преподобия.
- А сейчас я пишу, - сказал он, - кое-что связанное с Аристофановой
драмой. Это баллада на смерть Филемона, как рассказывает о ней Свида и
Апулей.
Смерть Филемона {*} {77}
Поэту пробил сотый год:
Театр с нетерпеньем ждет
Последнего творенья.
Как вдруг разверзлись небеса,
И хлынул дождь на два часа
В разгаре представленья.
Домой вернулся Филемон,
Прилег и видит странный сон:
Уходят Музы прочь.
"Куда?" - спросил он, и в ответ:
"Нам оставаться здесь не след,
К вам гость, лишь минет ночь".
И вот рассвет рассеял тьму,
Позвал он сына и ему
Виденье рассказал.
Послал за пьесой, перечел
И думал, опершись о стол,
Что сон сей означал?
Виденье разгадать не смог:
Поэту было невдомек -
Готов приют иной!
И оттого-то пуст очаг,
И Музы убыстряли шаг
Вечор, в тиши ночной.
II
Наутро шум и гам кругом,
Театр вновь набит битком -
Все жаждут продолженья.
И слышится со всех сторон
Одно лишь имя - Филемон!
И крики нетерпенья.
К нему посланцы между тем
Наведались и тут же всем
Поведали спеша:
"Сидел он молча у стола,
И словно вечность из угла
Глядела не дыша.
Мы речь держали. Он молчал.
И вновь наш голос прозвучал
И замер в тишине.
Мы подошли, и в тот же миг
Всяк тайну страшную постиг:
Он в дальней стороне.
Прекрасным сражены концом
И в восхищении немом
Застыли мы тогда:
Нет, ваш любимец-острослов
Уж не откликнется на зов
И не придет сюда.
Да, смерть пришла в тот самый час,
Когда на сцене, здесь, для вас,
Должны сыграть конец.
Казалось, что едва-едва
Звучат прощальные слова,
Но нет, молчал творец.
Тот ливень - провозвестник слез!
Веселье он от нас унес,
Так пусть же стихнет молвь!
У погребального костра
Собраться нам пришла пора,
А завтра - пьеса вновь!"
{* Свида {75}: sub voce [под именем (лат.)]. ??????? Апулей. Флориды
{76}. 16. (Примеч. автора).}
Преподобный отец Опимиан:
- Прелестная выдумка.
Мистер Принс:
- Если бы выдумка. Сверхъестественное здесь - только сон. Прочее весьма
вероятно; я же даже и сон расположен считать истинным.
Преподобный отец Опимиан:
- Вы решились непременно примирить и связать мир мечты с миром
существенным.
Мистер Принс:
- Я предан миру мечты. Блуждать мыслию среди образов прошлого или
возможного, а порой и невозможного - любимое мое занятие.
Преподобный отец Опимиан:
- Разумеется, многое в мире существенном претит чувствительным и
утонченным умам. Но никто из моих знакомцев не имеет меньше оснований на
него сетовать, нежели вы. Вы окружены приятностями, и вам есть чем потешить
взор и занять досуг.
Мистер Принс:
- На собственную мою жизнь я не сетую. Я жалуюсь на мир, который
наблюдаю сквозь "бойницы уединенья" {78}. Я не могу, как некий бог Эпикура,
по словам Цицерона, "целую вечность быть довольным тем, как ему хорошо"
{Comprehende igitur animo, et propone ante oculos, deum nihil aliud in omni
aeternitate, nisi, Mihi pulchre est, et, Ego beatus sum, cogitantera. -
Cicero. De Natura Deorum I, i. 41. (Примеч. автора). ["Вообразите Бога,
который целую вечность только и думает "Все прекрасно" и "Я вполне доволен".
- Цицерон. О природе Бога. I, i. 41 (лат.)].}. С мучительной тоской гляжу я
на бедность и преступление; на изнурительный, неблагодарный, бесплодный
труд, губящий ясную пору детства и женскую молодость: "на всякие угнетения,
какие делаются под солнцем" {79}.
Преподобный отец Опимиан:
- Совершенно вас понимаю; но в мире есть и много доброго. Больше
доброго, нежели злого, я в этом убежден.
Они непременно углубились бы в обсуждение предмета, когда бы часы не
прозвонили им на второй завтрак.
К вечеру того дня молодая красавица уже вполне оправилась и смогла
присоединиться к собравшейся в гостиной небольшой компании, включавшей, как
и прежде, мистера Принса, мистера Грилла, доктора Беллоида и преподобного
отца Опимиана. Ей представили мистера Принса. Она расточала хвалы нежной
заботливости сестер и выразила желание послушать их музыку. Желание ее было
тотчас удовлетворено. Она слушала с удовольствием и, хотя еще и не вполне
окрепла, не удержалась и стала подпевать, когда пели гимн святой Катарине.
Но вот они ушли, и она тоже откланялась.
Преподобный отец Опимиан:
- Полагаю, древние латинские слова эти - подлинные монашеские стихи,
такими они кажутся.
Мистер Принс:
- Да. И положены на старую музыку.
Доктор Беллоид:
- Что-то в этом гимне весьма возвышает и трогает душу. Неудивительно,
что в наш век, когда музыку и поэзию ценят выше других искусств, мы все
более склонны восхищаться старинными формами культа католического.
Пристрастие к старой религии ныне объясняется не столько убеждением, сколько
поэтическим чувством; оно рождает приверженцев; но новоиспеченная эта
набожность весьма отлична от того, что по внешности она напоминает.
Преподобный отец Опимиан:
- Это, как нередко имел я случай заметить и как подтвердит мой юный
друг, одна из форм любви к идеальной красоте, которая, не будучи сама по
себе религией, впечатляет живое воображение и часто бывает похожа на
подлинную веру.
Мистер Принс:
- Одним из правоверных приверженцев церкви был английский поэт, который
пел Пречистой Деве:
Твой образ стал земным. Но каждый перед ним,
Заблудший, не забыт, лишь преклонит колени
Пред лучезарной Силой - нет в ней даже тени.
Все, что вошло в Тебя, все обрело покой:
И матери любовь с девичьей чистотой,
И дух и плоть, и горнее с земным {*}.
{* Водсворт, "Церковные сонеты", I, 21 {80}. (Примеч. автора).}
Преподобный отец Опимиан:
- Да, мой юный друг, любовь к идеальной красоте оказала на вас влияние
благословенное, и не важно, много ли в вашем взгляде на нее истинной
церковности.
И на том господа пожелали друг другу покойной ночи.
ГЛАВА XII
ЛЕСНОЙ ДОЛ. ВЛАСТЬ ЛЮБВИ. ЛОТЕРЕЯ БРАКА
?? ??? ??? ???? ??????, ???????, ??????,
???? ????? ??? ??? ???? ???? ??????,
??? ??? ??? ?????? . . . . . . . . . . . . .
????? . . .
Какая доля смертному сладка?
Дни, ночи в наслажденьях проводить?
Что лучше? Быстротечна жизнь -
Ты завтрашнему дню не доверяй {81}.
Филетер
Наутро мистер Принс был совершенно убежден, что мисс Грилл еще
недостаточно оправилась, чтобы пуститься в дорогу. Никто не стал опровергать
его; все извлекали много удовольствия от приятного общества и всем, включая
и юную леди, вовсе не хотелось никуда трогаться. В тот день мисс Грилл уже
вышла к обеду, а на другой день и к завтраку, вечером пела вместе с сестрами
- словом, она окончательно выздоровела; однако же мистер Принс по-прежнему
настаивал на том, что путешествие домой может быть для нее губительно. Когда
же этот довод не помог, он продолжал упрашивать новых друзей повременить с
отъездом; и так прошло немало дней. Наконец мистер Грилл объявил, что ехать
пора и даже необходимо, ибо он сам ожидает гостей. Он просил мистера Принса
быть к ним непременно, тот сердечно благодарил и дал слово, да и комедия
Аристофанова тем временем заметно продвинулась.
Проводив гостей, мистер Принс поднялся к себе в библиотеку. Одну за
другой снимал он с полок книги, но, против обыкновения, никак не мог
сосредоточиться; он полистал Гомера и почитал о Цирцее; взял Боярда и
почитал о Моргане и Фалерине и Драгонтине {82}; взял Тасса и почитал об
Армиде {83}. Об Альцине Ариостовой читать ему не захотелось {84}, ибо
превращение ее в старуху разом развеивает все чары ранее обрисованной
картины. Он более задерживался на чаровницах, остававшихся прекрасными. Но и
те не могли толком его занять, мысли его разбегались и скоро устремлялись к
еще более пленительной действительности.
Он поднялся к себе в спальню и стал размышлять об идеальной красоте в
изображениях святой Катарины. Но невольно подумал, что идеальное может
встретиться и в жизни (он знал по крайней мере одно тому доказательство), и
побрел в гостиную. Там сидел он, предаваясь мечтам, покуда две его
камеристки не принесли второй завтрак. При виде них он улыбнулся и сел за
стол как ни в чем не бывало. А потом взял трость, кликнул пса и отправился в
лес.
Неподалеку от Башни был глубокий дол, где протекала речка; в сухую пору
она пересыхала до жалкого ручейка, но в половодье становилась бурным
потоком, который прорыл себе русло меж высоких берегов; речка эта
причудливо, прихотливо извивалась. Над нею по обеим сторонам дола вставали
высокие, старые деревья. Веками почва оседала, и на крутых склонах дола
образовались террасы; там, где сквозь густую сень на них пробивалось солнце,
они поросли мхом, наперстянкой, папоротником и другими лесными травами. На
них любили отдыхать лани, прибавляя живописности зеленой сцене.
Поток все глубже и глубже врезался в русло, все больше оседала почва,
однако ж сцена эта мало менялась от времени. И в двенадцатом столетии взор
встречал здесь приблизительно то же, что встречает он здесь в столетии
девятнадцатом. Призраки минувших веков словно проходят тут покойной чередою,
каждый со своим обличьем, верою, целями, повадками, одеждой. Для того, кто
любит блуждать мечтой в прошедшем, не сыскать места более удачного. Старый
дуб стоял на одном из зеленых уступов, и на узловатых его корнях удобно было
сидеть. Мистер Принс, предоставленный сам себе, нередко проводил тут целые
дни. Лани привыкли к нему и его не пугались, благовоспитанный пес им не
досаждал. Так сиживал мистер Принс часами, читая любимых поэтов. Нет
великого поэта, у которого не нашлось бы строк, соответственных прекрасному
сему виду. Густые заросли, окружавшие обиталище Цирцеи; лесная глушь, где
Дант повстречался с Вергилием; чащобы, сквозь которые бежала Анджелика {85};
очарованные пущи, где Ринальдо обманулся подобием Армиды {86}; лесной ручей,
подле которого Жак умствовал над раненым оленем {87}, - все сошлось в сих
дубравах и воображенье вволю населяло их нимфами, наядами, фавнами,
сатирами, дамами и рыцарями, лучниками, лесничими, охотниками и
девами-охотницами, так что сам полуденный мир словно испарялся, как виденье.
Тут Мательда сбирала цветы на склоне {Данте, "Чистилище", песнь 28. (Примеч.
автора).} {88}; Лаура вставала из тихого ручья и присаживалась под
прохладной сенью {*}; Розалинда и Дева Мариан м выглядывали из-за ветвей;
какое разнообразие, несходство одежд, образов и черт; но теперь все они были
одно; каждая, вставая в воображении, уподоблялась прежде неведомой Моргане.
{* Or in forma di Ninfa о d'altra Diva, -
Che del piu chiaro fondo di Sorga esca,
E pongasi a seder in sulla riva.
Petrarca. Sonetto 240. (Примеч. автора).
То - нимфа ли, богиня ли иная -
Из ясной Сорги выходя, белеет
И у воды садится, отдыхая...
Петрарка. Сонет 240 {89} (ит., пер. Ю. Верховского)}
Поняв, что только тревожит понапрасну знакомые виденья, он встал и
пошел домой. Он отобедал один, бутылку мадеры осушил как стакан воды, созвал
в гостиную сестер, ранее обыкновенного и долее обыкновенного их задержал,
покуда привычная музыка не вернула ему подобия покоя. Он всегда отдавал
предпочтенье покою, не волненью. И, поняв, что путь его пересекли тревожащие
силы, он решился им противостоять во что бы то ни стало.
В таком-то духе и застал его однажды утром за чтением преподобный отец
Опимиан. Мистер Принс, завидя пресвитера, вскочил и воскликнул:
- Ах, ваше преподобие, как я рад! Какую оду более всего цените вы у
Пиндара?
Его преподобие нашел этот вопрос несколько странным для первого
приветствия. Ему показалась бы более уместной забота о выздоравливающей
красавице. Он понял, что уклонение от сего предмета есть следствие
внутренней борьбы. И, сочтя за благо поддержать избранный хозяином тон, он
отвечал:
- Говорят, Чарлз Фокс более всего любил вторую Олимпийскую; и по мне
вряд ли сыщется что-нибудь прекраснее. А на ваш взгляд?
Мистер Принс:
- Что-то в ней, верно, соответствует особому строю чувства. Для меня же
ничто не сравнится с девятой Пифийской.
Преподобный отец Опимиан:
- Легко могу понять пристрастие ваше к этой оде. Вы видите образ
идеальной красоты в нимфе Сирене.
Мистер Принс:
- "Умному зову тайные вверены ключи святых ласк" {??????? ??????? ????
????? ??????? ????? ?????????. (Примеч. автора).} {91}. По-английски это
странно. Но сами слова греческие звучат особенною негой. Как бы точно ни
передавали мы смысл слов, отличие от склада ума, их породившего, мешает нам
воспроизвесть истинную суть мысли. Слова те же, но впечатление, ими
оставляемое, иное, и причин можно доискаться лишь в существенном отличии
английского склада души от склада души греческой.
Преподобный отец Опимиан:
- Да, и не только со словами так, но с образами тоже. Нас чарует
борющаяся со львом Сирена; однако ж английская красотка в такой роли вряд ли
бы нам понравилась.
Мистер Принс:
- Сирену надобно представлять себе подобной не английской красотке, но
греческой статуе.
Преподобный отец Опимиан:
- Правда, когда человек влюблен, все прекрасное невольно обретает для
него формы и черты его избранницы.
Мистер Принс:
- Иначе говоря, влюбленный все видит в неверном зеркале. Какое это,
должно быть, бедствие - влюбиться!
Преподобный отец Опимиан:
- Нет, отчего же, ничуть, если все оборачивается счастливо.
Мистер Принс:
- По мне это худшая из незадач.
Преподобный отец Опимиан:
- Однажды в жизни каждому суждено поддаться любви. Власть ее необорима.
"Любовь, - сказано у Софокла, - непобедима в битве" {???? ??????? ?????
?.?.?. Антигона {92}. (Примеч. автора).}.
Мистер Принс:
- Боюсь, ваше преподобие, эта Моргана, которой вы меня представили,
настоящая чаровница. А во мне видите вы человека, решившего избегнуть
колдовства.
Преподобный отец Опимиан:
- Прошу прощенья. Представили вас ей те же точно силы, что представили
Семеле Юпитера - гром и молния, к счастью, не столь роковые в вашем случае.
Мистер Принс:
- Но уж я поберегусь, как бы они все же не оказались роковыми; иначе я
рискую сделаться triste {печальным (лат.).} bidental {Bidental - место, куда
попала молния: его обычно огораживают и объявляют землю на нем священной.
Переносить ее с этого места запрещается. Персии же этим латинским сочетанием
обозначает убитого молнией человека (Примеч. автора).}. Я собирался, подобно
древним эпикурейцам, вести жизнь покойную. Я считал, что против всех
напастей защитился тройными доспехами. Кроме изучения древних, сельских
прогулок и домашнего уединения, мне ничего не надобно было для счастия:
"дни, чредой прекрасной катящиеся в Лету" {Вордсворт. Братья. (Примеч.
автора).}.
Преподобный отец Опимиан:
- Как можно предопределять ход собственной жизни? Мы рабы мира сего и
рабы любви.
Скажи, коль можешь, в чем не властен ты?
Подобен разум дню Отца Богов,
Но люди нас разуверяют в том {*}.
{* Quid placet aut odio est, quod non mutabile credas?
????? ??? ???? ????? ?????????? ????????,
???? ??? ???? ????? ????? ?????? ?? ???? ??.
[Пусть ненавистно иль мило, - но что ж неизменным ты счел бы? (лат.)
{93}] [Так суждено уж нам всем, на земле обитающим людям, / Что б ни послал
нам Кронион, владыка бессмертных и / смертных {94} (греч.)] Две эти цитаты -
эпиграф к "Основам вкуса" Найта {95}. (Примеч. автора).}
Мистер Принс:
- По той безмятежности, с какою вы говорите о любви, ваше преподобие, я
заключаю, что у вас нет причин на нее жаловаться.
Преподобный отец Опимиан:
- О, ничуть. Я составляю исключение из общего правила, что "путь
истинной любви покойным не бывает" {96}. Покойнее моего пути и придумать
нельзя. Я влюбился. Посватался. Мне ответили согласием. Мы мирно принесли
обычные обеты. Мы ни разу не повздорили. В брачной лотерее я вытянул
счастливый нумер.
Мистер Принс:
- Полагаю, ваше преподобие, что и супруга ваша так же об этом судит.
Преподобный отец Опимиан:
- Я много старался, чтобы она так об этом судила. И я вознагражден за
мои труды.
Мистер Принс:
- Да, ваш случай исключительный. Книги и собственные мои скромные
наблюдения доказывают мне, сколь редки счастливые браки. Старинный поэт
комический сказал, что "человек, вводящий в дом жену, вводит вместе с нею
доброго либо злого гения" {*}. И можно прибавить еще из Ювенала: "Лишь богам
известно, что это будут за жены" {Conjugium petimus partumque uxoris, at
illis / Notum, qui pueri, qualisque future sil uxor {98}. (Примеч.
автора).}.
{* ???? ??? ?????? ??? ?????? ??? ?????.
??? ?? ????? ??????? ???????? ?????.
???? ??????? ?????????????? ?????
??? ??????? ???? ??????? ? ??????????.
Теодект {97} (Примеч. автора).}
Преподобный отец Опимиан:
- Все так, но скоро начнутся репетиции Аристофановой комедии, и, не
говоря уж о вашем обещании наведаться в усадьбу Гриллов и об их искреннем
желании вас там видеть, вам следует явиться для предварительных переговоров
касательно представления.
Мистер Принс:
- Еще до того, как вы ко мне вошли, я решился туда не показываться;
ибо, если честно признаться, я боюсь влюбиться.
Преподобный отец Опимиан:
- Ну, бояться тут нечего. Кто не влюблялся? Иные излечивались. Это
недуг, которым каждый должен переболеть.
Мистер Принс:
- Чем позже, тем лучше.
Преподобный отец Опимиан:
- Нет, чем позже, тем хуже, если любовь придется на ту пору, когда
невозможна взаимность.
Мистер Принс:
- Но сейчас для нее самая пора. Будь я уверен в невзаимности, я бы
согласился ее претерпеть.
Преподобный отец Опимиан:
- Значит, вы рассчитываете на взаимность?
Мистер Принс:
- О нет! Я просто полагаю, что она возможна.
Преподобный отец Опимиан:
- Кое-кто радеет о том, чтобы вас миновала эта забота.
Мистер Принс:
- Неужто? И кто же?
Преподобный отец Опимиан:
- Гость в усадьбе, пользующийся расположением и дяди и племянницы, лорд
Сом.
Мистер Принс:
- Лорд Сом? Но прежде вы поминали о нем как о лице, достойном одних
лишь насмешек!
Преподобный отец Опимиан:
- Я думал о нем так, покуда с ним не познакомился. Если забыть о его
нелепостях, лекциях о рыбе и участии в глупом обществе пантопрагматиков, он
внушает уважение. И в нем вижу я одно неоцененное достоинство. Он делает все
возможное, чтобы всем понравиться, и старается весьма успешно. Думаю, он
хорош с близкими и с разумной женой может стать образцовым супругом.
Его преподобие, не совсем против воли, играл роль невинного Яго. Он
сказал только чистую правду и сказал ее с доброй целью; ибо, как ни
остерегался он всякого сватовства, он не мог выбросить из головы мечту
видеть своих юных друзей вместе; и ему не хотелось, чтобы лорд Сом преуспел
оттого, что мистер Принс упускает свои возможности. И, зная, что где
ревность, там и любовь, его преподобие счел за благо подстрекнуть ревность
приятеля.
Мистер Принс:
- Невзирая на пример вашего преподобия, я намерен избегать любви, ибо
женитьба во всяком случае сопряжена с риском. Опыт всех времен доказывает,
что она редко ведет к счастию. Начнем с Юпитера и Юноны. Затем Вулкан и
Венера. Выдумка, разумеется, но она свидетельствует о взгляде Гомера на
брачные узы. Агамемнон в царстве теней, хоть и поздравляет Улисса со славным
жребием, призывает его, однако ж, не слишком доверяться даже и такой верной
супруге. Перейдем к действительности, возьмем мудрейших. Сократ и Ксантиппа;
Еврипид и две его жены, сделавшие из него женоненавистника; разведенец
Цицерон; Марк Аврелий. Пойдемте далее. Дант покинул Флоренцию и оставил там
жену; от Мильтона жена сбежала. Шекспира трудно, кажется, причислить к лику
брачных счастливцев. И ежели таков удел избранных, чего же и ожидать
простому смертному?
Преподобный отец Опимиан:
- Список ваш, признаюсь, можно во сто крат умножить. Стоит заглянуть в
историю, стоит открыть газету - и вы сразу встретите образец несчастного
супружества. Но самое заметное не есть самое распространенное. В тихой
повседневности - secretum iter et fallentis semita vitae {[обособленный путь
и жизни безвестной тропинка {98} (лат.).]}, я покажу вам множество пар,
служащих друг другу поддержкой и опорой. И дети, наконец. Благословение
старости, последнее утешение, когда откажут все прочие, последняя надежда -
это дочь.
Мистер Принс:
- Не все дочери хороши.
Преподобный отец Опимиан:
- Но многие. Из близких наших они всех менее обманывают наши ожидания.
Если только родители не обращаются с ними так, что лишаются дочерней
привязанности, а мы, увы, нередко видим и такое.
Мистер Принс:
- О сыновьях вы этого не говорите.
Преподобный отец Опимиан:
- Мальчишки своевольничают, тщеславятся, повесничают, легко поддаются
дурному примеру, а в дурных примерах нигде нет недостатка. Да, нынешних
молодых людей мне не за что хвалить, хотя бывают и среди них достойные.
Мистер Принс:
- Сами знаете, что говорит Патеркул о сыновьях того времени.
Преподобный отец Опимиан:
- "Жены были верны изгнанникам; вольноотпущенники менее; рабы и того
менее; сыновья же вовсе были им неверны" {Id tamen notandum est, fuisse in
proscriptos uxorum fidem summam, libertorum mediam, servorum aliquam,
filioium nullam. - Paterculus {100}, I, II, c. 67. (Примеч. автора).}. Так
он говорит. Но были и верные сыновья: например, сыновья Марка Оппия и Квинта
Цицерона {Сжатый и исчерпывающий рассказ о них и других примерах сыновней
преданности можно найти в Freinshemius; Supplementa Liviana, СХХ 77-80.
(Примеч. автора), [Дополнения к Ливию, составленные Фрайншемиусом (лат.)]}.
Кстати, первое место, заметьте, он отводит женам.
Мистер Принс:
- Ну-да, это лотерея, и каждый может попытать счастья. Однако мой план
жизни был превосходен.
Преподобный отец Опимиан:
- Но справедливо ли обрекать семь юных женщин на девство?
Мистер Принс:
- Их никто не неволит...
Преподобный отец Опимиан:
- Бесспорно, легко можно понять, отчего они предпочли нынешнее свое
состояние условиям обычной жизни семейственной. Но замужество - естественная
мечта всякой женщины, и если бы представился счастливый случай...
Мистер Принс:
- Случай, соответственный их воспитанию, вряд ли совместим с их
положением в обществе.
Преподобный отец Опимиан:
- Они воспитаны так, чтобы радовать взор и приносить пользу. Одно
другому не должно мешать и, что касается до них, вовсе не мешает, а потому
не послужило бы препятствием к хорошей партии.
Мистер Принс покачал головой, помолчал немного, а потом обрушил на
приятеля град цитации, доказывающих нелепость и несчастье брачной жизни. Его
преподобие ответил таким же градом цитации, доказывающих противное. Он
остановился, чтобы перевести дух. Оба от души расхохотались. Следствием
спора и смеха было то, что мистер Принс высказал намерение познакомиться с
лордом Сомом и отправиться с этой целью в усадьбу Гриллов.
ГЛАВА XIII
ЛОРД СОМ. СИБИРСКИЕ ОБЕДЫ. СКУКА ЖИЗНИ СВЕТСКОЙ
Ille potens sui
Laetusque deget, cui licet in diem
Dixisse, Vixi: eras vel atra
Nube polum pater occupato,
Vel sole puro: non tamen irritum
Quodcuraque retro est efficiet; neque
Diffinget infectumque reddet,
Quod fugiens semel hora vexit.
Hor. Carm. III, 29 {*}
{* Проводит весело жизнь свою,
Как хочет, тот, кто может сказать: сей день
Я прожил, завтра - черной тучей
Пусть занимает Юпитер небо.
Иль ясным солнцем - все же не властен он
Что свершилось, то повернуть назад;
Что время быстрое умчало.
То отменить иль небывшим сделать.
Гораций. Оды. III, 29 {101}.}
По-настоящему счастлив лишь тот,
Кто днем сегодняшним живет.
Лишь тот, кто скажет полновесно -
Назавтра хоть потоп - день прожит интересно!
Пусть шторм иль солнце светит, дождь иль штиль.
Все радости мои, а остальное - гиль.
Над прошлым небо не имеет власти.
Но что прошло - то было, в этом счастье.
[Пер. Драйдена]
Большое общество съехалось в усадьбу. Были тут юные дамы, которым
надлежало составить хор. Была тут престарелая незамужняя мисс Тополь,
большую часть времени проводившая в гостях и всюду радушно принимаемая
благодаря доброму своему нраву, приятности в беседе, знанию света, тонкому
вкусу к музыке; уменью толковать о платьях, которого одного ей достало бы,
чтобы снискать расположение барышень; к тому же она была начитанна в старой
и новейшей литературе; обо всем имела свое сужденье и умела его защитить.
Был тут мистер Мак-Мусс, старинный приятель мистера Грилла, господин,
заключавший в себе все познания в области духовной, нравственной и
политической жизни, какими может похвастать Шотландия. Их, однако же, он,
"как скряга, бережет", не потому, чтобы "не пускать в оборот" {*}, а потому,
что всему находил свое время и считал время обеда более подходящим для
приятной веселости, нежели для ученых бесед. Были тут и мистер Мифасоль,
вызвавшийся сочинить музыку для комедии, и мистер Шпатель, вызвавшийся
написать к ней декорации. И наконец, тут был лорд Сом, новый знакомый
мистера Грилла.
{* Хотя недюжинным умом
Он наделен, что пользы в том?
Его, как скряга, бережет
И не пускает в оборот.
Лишь в праздники блеснет порой,
Как щеголь блещет мишурой.
Гудибрас {102}. (Примеч. автора).}
Лорд Сом не достиг еще тридцати лет и обладал статной фигурой,
красивыми чертами, сильным голосом и приятными манерами. У него была
прекрасная память, и он тотчас узнавал и запоминал все, что привлекало его
интерес. Правда, знания ценил он не столько за ту радость, какую сами они
могут доставить, сколько за то впечатление, какое помогают они производить
на других. Он любил блеснуть в беседе и, о чем бы ни зашла речь, всегда
пользовался случаем выказать обширную свою ученость. Всякая новизна его
привлекала, и он с готовностью следовал за всяким новейшим течением; оттого
он увлекся и пантопрагматикой и твердо поверил было, что научное общество по
обучению всех всему способно излечить все современные язвы. Но, будучи от
природы переменчив, он не отстаивал ни одного воззрения так, чтобы его могли
упрекнуть в неприличной горячности. Напротив, если при нем большинство
собравшихся отрицало какое-нибудь злополучное воззрение, он тотчас кидался к
нему на выручку и старался его защитить. Когда распространилась мания читать
лекции, он решил их читать; поискал, о чем еще они не читаны, и остановился
на истории рыб, с помощью которых вскоре преуспел, поражая рыбаков и
развлекая дам на многих людных курортах. Помещение для лекций он всегда
выбирал такое, чтобы чистая публика могла сидеть внизу, а рыбаки и рыбачки -
на галерее, дабы запах смолы и рыбы, от них исходящий, поднимался бы вверх и
не смешивался с более тонкими ароматами, окружающими избранное общество.
Летом он объезжал морские берега и радовался своему успеху. Рыбаки сперва не
слишком его жаловали, но он возбудил любопытство рыбачек, а те приводили с
собою мужей, когда они не были заняты ловом; и постепенно он завладел их
интересом, и они стали слушать его с удовольствием, хоть и не извлекали из
его сообщений решительно никакой пользы. Но он возвышал их искусство в
собственных их глазах и в глазах прочих, тешил их наставлениями о том, как
следует ловить рыбу в ясной воде и в мутной воде и рассказами о морских
подвигах собратий, и они повалили на его лекции валом. Дамы посещали их, как
всегда посещают они лекции, из которых надеются кое-что почерпнуть; их более
вдохновляло, правда, не столько стремление услышать лектора, сколько
стремление перед ним покрасоваться. Как бы ни была привлекательна для них
лекция, лектор был еще привлекательней. Он был неодолимой приманкой для
матрон, имевших дочек на выданье, его наперебой приглашали, спорили меж
собой, к кому пойдет он обедать, и в простоте души он относил на счет науки
и своего красноречия все ласковости и похвалы, какими его осыпали. Дабы
отплатить за гостеприимство, он повсюду на прощанье давал балы и ужины с
небывалой Щедростью; они еще умножали его успех и во всех гостях надолго
поселяли желание когда-нибудь снова его увидеть.
Так дни его текли в удовольствиях, не уязвляя сердца ни любовью, ни
заботой, покуда однажды на званом обеде он не повстречал преподобного отца
Опимиана. Тот заговорил об усадьбе Грилла и об Аристофановой комедии,
которую готовили там к рождеству, и лорд Сом, руководясь всегдашним своим
стремлением ничего не упустить, тотчас попросил представить его мистеру
Гриллу. Это оказалось нетрудно. Его преподобие незамедлительно исполнил
просьбу лорда, и скоро оба они приехали в усадьбу погостить на несколько
дней. Лорд Сом сразу почувствовал себя как дома; и взял на себя труд
архитектора и вызвался присматривать за возведением театра, смиренно следуя
указаниям его преподобия.
Художник и музыкант тоже принялись за работу; лорд Сом по утрам
неустанно наблюдал за постройкой. Строили недалеко от дома, за крытым
переходом. Театр являл уменьшенную копию театра афинского, только под
крышей, но зато в точности с такой же орхестрой и сценой и восходящим
полукружием рядов для зрителей.
Когда объявили, что кушанье поставлено, мистер Грилл предложил руку
мисс Тополь. Лорд Сом, разумеется, повел к столу мисс Грилл. Мистер Принс
повел одну из барышень и усадил ее рядом с хозяином. Его преподобие повел
другую и оказался за столом между нею и мисс Тополь. Мистер Принс,
следственно, оказался как нельзя далее от юной хозяйки и, как ни старался он
себя побороть, часто впадал в рассеяние, неосознанно и невольно наблюдая ее
и лорда Сома и невпопад отвечая на замечания обеих своих прекрасных соседок,
которые и сочли его в душе большим чудаком. Суп и рыбу обсуждали мало; та же
участь постигла и блюда, предшествовавшие жаркому; но вот мистер Мак-Мусс
восторженно приветствовал явление пред мистером Гриллом объемистого филея.
Мистер Мак-Мусс:
- Вы человек с тонким вкусом, мистер Грилл. Это украшение стола куда
приятней бутоньерок и прочей несъедобной чуши. Я презираю и ненавижу выдумку
сибирских обедов {103}, где ваш взор тешат всякой чепухой, а еду подают
порциями, как нищему.
Преподобный отец Опимиан:
- Совершенно с вами согласен. Я люблю видеть свой обед. Я рад, что
Аддисон того же мнения; помню, в одной статье он возражает против ростбифа,
сосланного на буфет. И тогда уже доброму жаркому приходилось уступать место
немыслимым французским кушаньям, среди которых мало было съедобных {Я совсем
расстроился и проголодался, когда до меня дошел вдруг приятный запах
ростбифа; но откуда он шел, я не понял, ибо все блюда были закрыты. Повернув
голову, я увидел на буфете прекрасно дымящийся добрый ростбиф. Я не раз к
нему прибег, и сердце мое возмущалось при виде того, как благородная
английская еда должна столь унизительно уступать место французским вздорам.
- Болтун {104}, Э 148. (Примеч. автора).}. Не знаю, что бы сказал Аддисон,
вовсе не обнаружив жаркого в столовой. Но кое-что можно заметить и в защиту
варварского обычая. Из двадцати джентльменов едва ли сыщется один, способный
как следует разрезать мясо; а дамы если когда и умели его резать, то давно
уж разучились. Что может быть печальней, чем вид соседа справа от хозяйки, в
несказанных муках кромсающего неловко поставленный пред ним кусок и в
поисках неопределимого сустава мечтающего о птице, на русский манер
разрезанной за стеной дворецким?
Мистер Мак-Мусс:
- Я ничего не имею против птицы. Ее можно поставить на стол
разделанной.
Мистер Грилл:
- Как эта индюшка, мистер Мак-Мусс; с нею у моей племянницы не будет
никаких хлопот, хоть это и тщетная предосторожность с таким соседом справа,
как лорд Сом, постигший искусство резать мясо в совершенстве.
Мистер Мак-Мусс:
- Ваш стол великолепен. На последнем сибирском обеде, где имел я
несчастие присутствовать, мне пришлось довольствоваться двумя переменами -
хвостиком кефали и куриной ножкой. Те, кто режет за стеной, должны бы
выдерживать конкурсные экзамены пред судом видных гастрономов. Те, кто режет
за столом, волей-неволей от стыда и неловкости чему-то выучиваются.
Мистер Грилл:
- У меня, даю вам слово, вы никогда не подвергнетесь опасности
сибирского обеда.
Преподобный отец Опимиан:
- Что касается до обедов, мистер Грилл - истинный консерватор.
Мистер Грилл:
- Надеюсь, истинный. Не то что консерватор так называемый: человек,
который плывет под национальным флагом, спускает его и поднимает вражеский
флаг. Я люблю старые обычаи. Люблю выпить с другом стакан вина. Что вы
скажете на это, ваше преподобие? Мистер Мак-Мусс, не угодно ль
присоединиться?
Мистер Мак-Мусс:
- С превеликим удовольствием.
Мисс Грилл:
- Дядюшка и его преподобие, как всегда, затеяли беседу, кажется, весьма
любопытную для почтенной дамы, которая сидит между ними и молчит.
Лорд Сом:
- Быть может, беседа ей непонятна?
Мисс Грилл:
- Нет. Никогда бы не стали они говорить при даме о чем-то для нее
непонятном. И она могла бы многое присовокупить, если б захотела. Но когда
разговор ее увлекает, она предпочитает слушать и молчать. По тем немногим
словам, какие до меня доносятся, я заключаю, что они обсуждают Искусство
Обедать {105}. А тут она, верно, большой знаток, ибо много бывает в свете и
знакома со множеством людей, которых с равным удовольствием готова опять
встретить завтра либо не встречать более никогда в жизни, как всякий, кто
часто обедает в гостях. Увы, свет требует от нас такой подати. Сколь ни
рознились бы наши сотрапезники по натуре, по внешности они одинаковы - то же
платье, та же манера, те же вкусы и мнения, показные или истинные.
Явственные различия так редки, а искусственно выведенное сходство так
господствует, что во всяком обществе найдете вы костюмы и лица одного и того
же спектакля. Словно в текучей реке - вода вечно иная, но вы не улавливаете
разницы.
Лорд Сом:
- Что до меня, я не люблю внешнего единообразия. Я люблю характеры
оригинальные и очевидные. Скажем, сейчас за столом нас окружают оригинальные
лица. Ваш дядюшка и мистер Мак-Мусс - оригиналы. А преподобный отец Опимиан?
Он скроен не по общей мерке. Простодушный, ученый, терпимый и воплощение
доброты. Молодой человек, прибывший нынче, Затворник Башни, - кажется, тоже
обладает своеобразным характером. Льщу себя надеждой, что и я его не лишен.
(Смеется).
Мисс Грилл (смеется):
- О, бесспорно, вы даже сочетаете их в себе сразу несколько. Я не знаю
другого такого разнообразного человека. Вы словно всегда являетесь
собеседнику таким, каким он более всего хотел бы вас увидеть.
Комплимент был немного лукав; лорд Сом, однако, понял его таким
образом, что во всем разнообразии своем он приятен прекрасной собеседнице. В
юном Затворнике Башни он и не подозревал соперника.
ГЛАВА XIV
СТАРИННОЕ И НОВОЕ ВИНО. МУЗЫКА И ЖИВОПИСЬ. ДЖЕК ИЗ ДУВРА
?? ?????, ?? ??????? ???? ???? ???????????
?????? ??? ??????? ?????????? ?????,
???? ??????, ??????? ?? ??? ????? ???? ?????????
?????????, ?????? ????????? ??????????.
На пиру за полной чашей
Мне несносен гость бесчинный:
Охмелевший, затевает
Он и спор, и бой кровавый.
Мил мне скромный собеседник.
Кто, дары царицы Книда
С даром муз соединяя,
На пиру беспечно весел {106}.
Анакреон
Отобедали, отдали должное десерту. Дамы удалились в гостиную, мужчины
остались пить вино, обсуждая его достоинства. Мистер Мак-Мусс произнес хвалу
портвейну, пресвитер откликнулся столь же искренней хвалой бордо.
Мистер Принс:
- Вкусы и пристрастия вашего преподобия во многом совпадают со вкусами
греков; но вино их, полагаю, вам бы вряд ли понравилось. Текст взят с http://www.lit-bit.narod.ru/
