–Хочу! – ответил Юрик. И мама забрала его в город.

В городе было шумно, много автобусов, машин и людей. Мама привезла Юрика в большой дом, и они ехали на лифте. Дверь открыл какой-то чужой дядька, про которого мама сказала, что это папа. Дядька погладил Юрика по голове, и они пошли ужинать.

На следующий день Юрик отправился в детский сад. Там было много ребят, девочек и мальчиков. Юрику показали шкафчик с грушей и велели повесить туда курточку и переобуться. Мама куда-то пропала, и Юрик испугался, но Валентина Маратовна, воспитательница, сказала, что мама обязательно вернется, а пока Юрик может поиграть с ребятками. Мальчик никогда не видел столько детей и игрушек и растерялся. Он наблюдал, как играют другие, и это занимало его некоторое время.

Дня через два он уже не хотел ходить в садик. Воспитательница, видя, что мальчик ведет себя спокойно, забыла о новеньком, посчитав, что он благополучно влился в коллектив. Дети случайно толкали его, пробегая мимо, и ему было очень обидно. Никто не приглашал его поиграть, а сам он попросить стеснялся, ведь он привык общаться только со взрослыми, а те обычно сами с ним заговаривали. На прогулках он проводил время, наблюдая то за одной группой играющих, то за другой.

Однажды к нему подошла девочка и спросила, как его зовут. Они подружились. Леночка тоже была спокойная и немногословная, но у Юрика появилась первая подружка, и он был очень рад этому.

Однажды на прогулке они наблюдали, как играют дети из старшей группы, и один мальчик обратился к Леночке: «Ты не дружи с ним, а мы тебя за это примем играть в «Гуси-лебеди»». Леночка молча стояла и смотрела: играть в «Гуси-лебеди» ей хотелось, но она не понимала, почему без Юрика?

– Потому что он обкакался, – пояснил старший мальчик. Действительно, такая беда случилась с Юриком, когда в первый день он постеснялся попроситься в туалет, а кишечник от волнения сработал слишком активно. В детском коллективе это было несмываемым пятном на репутации, и в любой момент провинившемуся могли напомнить о его позоре.

Тут Юрик вдруг понял, что Леночка непременно с отвращением отвернется от него. В панике он бросился к девочке, горячо дыша ей прямо в лицо, прижал к стене деревянного детского домика-горки и громко прокричал, брызжа слюной: «Ты будешь со мной дружить?»

Испуганная Леночка ничего не ответила, а, вырвавшись, побежала, но он настиг ее у стены детского сада. Группа старших детей следовала за ними; все остановились посмотреть, что же будет дальше.

Больно схватив ее за плечи, Юрик еще громче прокричал свой вопрос: «Ты будешь со мной дружить?»

Леночка в ужасе вырвалась и кинулась к воспитательницам, которые сидели на веранде и мирно о чем-то беседовали, не обращая внимания на детей. Это было безопасное место, туда можно было спрятаться от погони.

Юрик остановился. Он почувствовал, что его опять предали. Он не знал слова «предательство», но ощущение, которое он испытывал, когда мама неожиданно оставляла его с чужими людьми, вновь повторилось.

А Леночка, увидев, что Юрик больше не преследует ее, успокоилась. Она жалела, что они больше не играют вместе, но смутное ощущение, что она поступила нехорошо, мешало ей подойти к Юрику снова. Она как будто боялась, что он не простит ее. Она же не собиралась его бросать, она просто испугалась резкой перемены в его поведении. Ей было всего пять лет, и она не смогла ничего объяснить ни себе, ни Юрику. Смутное чувство вины перед бывшим дружком осталось в ее памяти на всю жизнь.

Глава 40

Нового маминого мужа Юрик не называл никак. Это был не его папа. Хохол Степа был настоящим официальным супругом Юлии. Наконец-то и ей повезло, в нее влюбился не бандит, не нищий работяга, и даже не инженер, а вполне обеспеченный предприниматель. Правда, он был лысоват и скуповат, немного занудлив и старше жены на четырнадцать лет, зато он ничего не имел против Юрика и разрешил Юле привезти сына из деревни. Квартиру они снимали, потому что Степан купить жилье пока не мог: все деньги крутились в бизнесе.

Хорошие отцы играют со своими сыновьями, а Степа не обращал на Юрика никакого внимания. После ужина он ложился на диван перед телевизором с бутылочкой пивка и выключался из жизни семьи. При этом отчим был недоволен, что Юрик не ластится к нему, а смотрит букой, и мальчик чувствовал это недовольство. А когда отчим бывал пьян, он не раз называл Юрика подкидышем, волчонком, который, сколько его ни корми, все в лес смотрит, из-за чего мама плакала. Странно ведут себя некоторые взрослые мужчины: уж если ты умнее ребенка, так дай себе труд попробовать подружиться с ним! А он еще недоволен, что мальчик сам не ищет к нему подход!

Мама читала сыну сказки, обнимала и целовала его на ночь, и Юрик, казалось, в эти дни был вполне счастлив.

Когда мальчик заканчивал второй класс, мама родила сестренку Милену. Все в доме завертелось вокруг этого существа, всем было не до Юрика. Ему казалось, что девочка специально так много плачет, чтобы привлечь к себе внимание. Ему постоянно говорили, что он уже большой и должен понимать. Юрик понимал, но все равно чувствовал себя обделенным маминой любовью. Из-за детского крика он не высыпался и часто на уроках думал о посторонних вещах. Он стал хуже учиться, но взрослые даже не заметили этого.

Зато мама теперь постоянно была дома. Юрик привязался к сестренке, мама разрешала ему везти коляску на прогулке, укачивать девочку, трясти перед ее носом погремушками. Однажды, когда Милене было четыре месяца, и она уже с интересом разглядывала мир, Юрик, желая показать его девочке, слишком сильно наклонил коляску. Ребенок тихонько поехал вперед и вывалился наружу, ударившись головой об асфальт. Мать метнулась к девочке, схватила на руки и стала успокаивать. На лбу младенца появилась огромная шишка, и мать немедленно отправилась с Миленой в поликлинику, где в срочном порядке был сделан рентгеновский снимок. Она даже не ругала Юрика, но он очень переживал свою вину. В этот вечер он долго не мог уснуть, и слышал, как переговаривались на кухне взрослые.

– Ты что, не понимаешь, что он нарочно сделал это? Он просто ревнует, поэтому ненавидит Миленочку, – кричал отчим.

– Что ты такое говоришь, ребенок и сам напугался, я видела, как он переживал! – отвечала мама.

– Еще тот артист, вот он где у меня, в печенках сидит, – горячился отчим. – В общем, так: я не хочу рисковать здоровьем дочери. В этот раз все обошлось, а следующего раза не будет. Я хочу, чтобы ты немедленно отвезла его обратно к бабке!

– Это неправда, неправда! – закричал Юрик со слезами, выбегая в кухню. – Ты плохой, ты злой, не верь ему, мама!

– Ах ты, щенок неблагодарный! – вскинулся отчим. – Думаешь, тебе все с рук сойдет?

…Через две недели за Юриком приехала бабушка и забрала его в деревню.

Глава 41

Около полудня Борис зашел домой пообедать. Наливая ему густые мясные щи, мать между делом сообщила: «Недавно Ангелина забегала, тебя искала. Просила срочно зайти. Видно, стряслось что-то у них. Совсем лица на бабе нет, бледная, встревоженная. Да ты ешь, не дергайся. Успеешь».

Борис заторопился, к великому неудовольствию матери, ругавшей себя за то, что не дождалась, пока сыночек завершит трапезу. И кто же ее за язык-то тянул? Ну, разве можно жевать наспех? Опять язва обострится! Ну, что ты с ним будешь делать? Даже компот не выпил, побежал, как на пожар. И что за срочность? Всегда ради других свои интересы забывает! Нельзя так к себе относиться в наше время!

Дверь в коттедж не была заперта: видно, в доме ждали гостя. Навстречу вышел Михаил.

– Здорово, Боря, – пожал он руку участковому. – Нам помощь твоя нужна.

– А что случилось-то?

– Да спиногрыз мелкий нашкодил. Представляешь, пытался вынести из супермаркета под одеждой бутылку коньяка. А на кассе спалился. И мне не догадался позвонить, гаденыш! Я бы договорился с охранниками. А теперь уже милиция в курсе. Что ему грозит, а?

Борис был разочарован, но виду не подал. Он-то ожидал новостей по делу об убийстве. Однако предотвращать преступность, беседовать с трудными подростками – его прямая обязанность, и он прошел вслед за Михаилом в гостиную.

У окна с вызывающим и взъерошенным видом сидел надутый Станислав. Он не понимал, из-за чего весь сыр-бор. Ну, пошалили с ребятами, так не со зла же.

Бабушка всхлипывала в соседнем кресле. На диване сидела раскрасневшаяся от гнева Ангелина, на повышенных тонах ругая отбившегося от рук шестнадцатилетнего недоросля. Взоры присутствующих обратились на вновь прибывшего.

– Вот, Борис Иванович, посмотрите на него! Он даже понять не может, что натворил! Скажи, чего тебе не хватало? Зачем тебе воровать? Я понимаю, Петька Сазонов, голь перекатная! Ему хоть как-то приобщиться к красивой жизни хочется! А ты? Нужды ни в чем сызмальства не знаешь! Отец с матерью тебе с рождения в задницу дуют, любые твои желания исполняют! В чем мы тебе отказывали? Зачем полез, объясняй! – кричала разъяренная Ангелина.

Борис решил взять ситуацию в свои руки, сбив накал страстей. Спокойно и доброжелательно обратился он к Станиславу:

– Давай-ка, молодой человек, расскажи-ка мне для начала, что же все-таки произошло, а то я не в курсе.

– У Ленки Черновой, одноклассницы, день рождения был, нас человек пятнадцать собралось к пяти часам вечера, – начал Стас. – Посидели хорошо, выпивка кончилась. И тут Эдик сказал, что пробовал недавно коньяк французский, Хенесси. Супердорогой, зараза. Всем сразу тоже захотелось попробовать. У нас частенько ребята тыбзят в супермаркетах по мелочам, потом хвастают, кто что вынес.

– И ты тыбзил?

– И я. А что я, хуже их, что ли? Почему я должен платить за то, что можно взять бесплатно?

– Ах, ты, сучонок, – вскинулся Михаил. – Отца позоришь! Ты что, нищий какой-нибудь?

– Пап, тут дело не в деньгах. Это что-то вроде спорта. Соревнование такое – кто больше и ловчее вынесет. Мы же не себе брали, а друзей угощали.

– Вот уроды! Уголовники будущие! ? возопил отец.

– Подожди, – сказал Борис Михаилу. – Сейчас мода такая у молодежи. Всемирная, между прочим, шоп-лифтинг называется. Заразная штука, говорят. Бродят покупатели по супермаркетам между стеллажами, на которых в красивых соблазнительных упаковках лежит товар. Иллюзия полная, что тебя никто не видит. Только руку протяни – и понравившийся товар твой. На самом деле это целая наука, как украсть и не попасться. И даже идеологическое обоснование есть – слишком высокие цены на товар. Шоп-лифтеры считают, что наказывают кражами зарвавшихся торговцев. Так я говорю, Стас?

– Да, это совсем не позорно и даже весело. Все друзья тебя хлопают по плечу, говорят, что ты молоток, что тебя уважают.

– Ну, захотели вы коньяк дорогой попробовать, и дальше что?

– Решили в ближайшем супермаркете взять две бутылки по триста пятьдесят граммов, примерно по полторы тысячи рублей каждая. Такие бутылки легче под одежду прятать, чем большие. Не платить же за семьсот грамм коньяка три тысячи? Это пусть лохи платят.

– Ну да, вы-то не лохи, конечно, – иронично констатировал Борис. – И сколько вас было, когда вы попались?

– Мы спички тащили, кому идти. Выпало мне и Петьке Сазонову. Все по-честному. Взяли мы сигарет, расплатились. Тут охранники к нам подходят и спрашивают, не забыли ли мы заплатить? Нет, говорим, чек показываем. А они нас под руки и в комнату охраны. Там обыскали, коньяк нашли, милицию вызвали, протокол составили.

– По протоколу получается, что они совершили групповое преступление по предварительному сговору, – вмешался Михаил, – я уж пытался в милиции договориться, а следователь уперся рогом, ни в какую не хочет. Им показатели нужны. Может, надо было больше предлагать? Борис, что этому придурку светит теперь?

– Ну, кража считается оконченной, когда преступник распорядился украденным имуществом по своему усмотрению. Коньяк не успели выпить, потому что ребят задержали у кассы, и это уже лучше. Значит, преступление будет квалифицироваться не просто по статье сто пятьдесят восемь уголовного кодекса, а со ссылкой на часть три статьи тридцать, то есть как покушение на совершение кражи. При покушении срок и размер наказания не может превышать три четверти максимального срока наказания, предусмотренного соответствующей статьей уголовного кодекса. Вот если бы они украли на сумму, меньшую, чем тысяча рублей, то уголовной статьи не было бы совсем, только штраф по кодексу об административных правонарушениях.

– А какой максимальный срок наказания?

– Если следователь докажет наличие предварительного сговора на совершение кражи у обоих, опросив всю компанию, то их действия будут квалифицироваться по части третьей статьи тридцать и пункту «а» части второй статьи сто пятьдесят восемь уголовного кодекса, а это лишение свободы на срок не более трех лет девяти месяцев, исправительные работы - от одного года до полутора.

При этих словах Ангелина охнула, а бабушка запричитала:

–Что же ты натворил, внучек! Глупая твоя головушка! Разве можно тебе в тюрьму?

Парень притих, побледнел. Борис помолчал, оглядывая присутствующих, и, довольный произведенным воспитательным эффектом, продолжил:

– Однако это преступление средней тяжести, поэтому наказание в виде лишения свободы к несовершеннолетним применяться не будет. Скорее всего, максимальное наказание составит полтора года условно.

– Слава Богу! – перекрестилась Елена Ивановна. Однако Ангелина встревоженно спросила:

– А как он будет в институт поступать с судимостью, пусть даже условной? Может, как-то можно избежать и этого?

– Как я понимаю, если парни впервые совершили преступление, то суд и следователь вправе на основании заявления потерпевшего, то есть директора магазина, из которого совершена кража, прекратить уголовное дело. Для этого вам нужно идти в магазин и заглаживать причиненный вред, чтобы такое заявление было написано. Но если в магазине кражи они совершали не впервые и ребят запомнили, это сделать будет непросто. Как думаешь, Стас, намозолили вы глаза охранникам? Почему они вас задержали на этот раз? Может, раньше уже под подозрение попали? Покрутитесь- покрутитесь там, а потом у охранников недостачу из зарплаты вычитают? Что скажешь?

– Не знаю. Может, и запомнили.

– Вы ведь не хозяев магазина наказывали, а их работников наемных, которые зарплату получают от хозяев и ни в чем не виноваты. Не так просто капиталистов наказать, как вы думаете, – продолжил Борис.

– Ишь, революционер какой нашелся, – вмешалась Ангелина. – Значит, деньги у родителей-капиталистов ты брать не стесняешься? На машине катаешься, в бассейн ходишь, все, что ни пожелаешь, имеешь. А друзья, значит, тебе дороже родителей? Хорошо устроился! Против капиталистов он протестует, Павлик Морозов несчастный.

– Мам, ну не мог я отказаться. Все бы подумали, что я трус.

– Ох, опять двадцать пять! Теперь в тюрьму, что ли, из-за своих друзей готов садиться, жизнь свою и нашу ломать? Да пусть думают они, чего хотят. Запрещаю тебе отныне с такими друзьями общаться! Не послушаешь, охрану к тебе приставлю. Ты этого хочешь?

– Не имеешь права мне запрещать!

– Да что ты говоришь? А вот не будет отец тебя отмазывать, по-другому запоешь! Лишим тебя наследства, иди, грузчиком работай! Еще он тут вякать будет, щенок! Про права вспомнил! А про обязанности и знать не хочешь? Нашкодил, так сиди и не чирикай! Отправляйся немедленно в свою комнату и уроки делай, понятно?

Станислав поднялся и, стараясь сохранить достойный вид, отправился к себе на второй этаж. На самом деле он только разыгрывал независимость от родителей и совсем не желал отказываться от благ, которые ему предоставлялись. Он собирался, закончив школу, продолжать учебу, поступив в престижный ВУЗ. Стас был уверен, что отец отмажет его: в конце концов, другого сына у них нет. А что касается шоп-лифтинга, так он занимался этим эпизодически, только из-за того, что это было принято в их компании. У него сейчас была новая любовь – Вика, Виктория. Она и сама была не прочь стянуть что-то из магазина: ее влекло к экстриму.

Девчонка была совсем не обычная. Лет с восьми еще, по ее словам, любила во время прогулки уезжать потихоньку от родителей одна подальше от дома – то в парк, то на озеро, и подружек подбивала делать то же самое, за что с ней запрещалось дружить благовоспитанным девочкам. В подростковом возрасте несколько раз сбегала из дому ненадолго – от трех дней до недели, ночевала у случайных подружек, пока ее не выгоняли их насторожившиеся родители. Дружила с мальчишками, научилась гонять на мотоцикле. Ей все было интересно, всего хотелось попробовать. Когда она узнала, что у Стасика нет проблем с деньгами, упросила его оплатить ей прыжок с парашютом.

Он и сам решил попробовать. Каждый из них должен был прыгать со своим инструктором, но в одной группе. Побледневший Стасик, пожалуй, мог бы и отказаться от прыжка, но Вика была полна решимости, и он понял, что не может позволить себе струсить.

На нужной высоте открылась боковая дверца самолета, и пары одна за другой вывалились вниз, в белые облака. У Стаса перехватило дыхание, ветер свистел в ушах. Парашют почему-то не раскрывался целую вечность. И вот, наконец, толчок – и над головой появился купол. Это инструктор открыл парашют. Показалось, что стремительное падение прекратилось, и они зависли в воздухе. Внизу, как на школьной карте, он увидел землю – дома, реки, озера и дороги, все какое-то мелкое, непривычное. Блаженное спокойствие охватило Стаса. Неподалеку он заметил счастливую Вику и помахал ей рукой. Ничего подобного он в жизни не испытывал, и был благодарен девчонке.

С Викой всегда было интересно, с ней жизнь казалась праздником. Каждое утро Стас просыпался в счастливом предчувствии встречи. Над условностями девчонка смеялась, не признавая их, и потому, наверное, чувствовала себя свободной, как птица. И Стас не хотел, чтобы она улетала.

В сексе Вике не было равных. Когда она была в настроении, то садилась в его машину, и шофер вез их в Петушки. Возле поселка Стас отпускал водителя: он и сам прекрасно рулил, только по возрасту права ему были не положены. По проселочным дорогам отец разрешал ему водить самостоятельно: инспекторов ГИБДД здесь не было. Остановившись где-нибудь в лесу, молодые люди раздевались и занимались любовью прямо в машине, с открытыми окнами и дверцей. Рядом проходила тропа, на которой в любую минуту могли появиться прохожие, знавшие парня, его соседи по даче. Вику это только заводило: ей нравилось ощущение опасности. Стас не мог противиться ее выдумкам и соглашался на все. Обычно все сходило им с рук: в жаркие летние дни прохожих, бродящих по тропке в лесу, почти не было.

Как-то раз, в середине августа, Стас и Вика, накупавшись в озере, вернулись к машине. Вика сняла мокрый купальник, повесив его сушить на ветку сосны. Не торопясь и не стесняясь, с распущенными влажными волосами, похожая на лесную нимфу, подошла к машине. Стас, сидя на заднем сидении, потянул ее за руку внутрь салона. Они долго целовались, растягивая удовольствие от прикосновений, и Стас опустил веки, чувствуя головокружение от запаха ее тела.

Неожиданный шорох снаружи вывел его из транса. Открыв глаза, он увидел рядом с машиной остолбеневшего дядю Глеба, который смотрел на племянника так, словно впервые видел его.

Вот о чем вспоминал мальчик Стасик, когда в гостиной взрослые думали, как спасти его от суда.

Глава 42

Юрик опять много времени проводил с бабушкой. Мама присылала письма и денежные переводы. Мальчик тоже писал ей, просил поскорее приехать, жаловался, что скучает. Но мама не приехала даже летом, потому что ей не с кем было оставить Миленочку, и не тащить же маленького ребенка в такую даль! Кроме того, Степан был бы недоволен, если бы она отлучилась на несколько дней: он любил, чтобы его дома ждали с горячим ужином.

Однажды в начале осени бабушка с Юриком отправились за клюквой. В пути они были больше часа, но Юрик хорошо запомнил дорогу: он с легкостью ориентировался в лесу.

Бабушка повела мальчика через болото, приговаривая: «Ступай за мною след в след, оступишься – сгинешь».

– Как это сгину, бабушка? – спрашивал Юрик.

– А вот так: болото затянет. Болото – не озеро. В нем плыть нельзя. Чем больше двигаешься, тем сильнее затягивает. Гиблое это место – Татаркино болото.

– Татаркино? А почему оно так называется?

– Говорят, во время войны в этих лесах партизаны прятались. И путь к ним лежал через это болото. Немцы не могли пройти, дороги не знали. А в нашей деревне жила девушка-татарка. Очень красивая. Ее жених в партизанском отряде был, а она – связной, что услышит, узнает про немцев, сколько у них оружия, какие планы секретные – все партизанам передавала. Ходила к ним по этой тропке вот. Но однажды она очень торопилась и оступилась, мимо тропки ступила, и болото ее затянуло. Жених ее тосковал по ней очень, а болото с тех пор Татаркиным прозвали.

– Бабушка, а это страшно – в болоте утонуть?

– Еще бы не страшно, милый! Ты уж один-то не ходи сюда. Вдвоем лучше – если один оступится, другой может ему руку или, еще лучше, жердь протянуть.

Они миновали топкое место, и бабушка показала Юрику, как растет клюква: на светло-зеленом мягком, кудрявом мху, как брызги крови, сверкали красные крупные ягоды, каждая на зеленой ниточке-стебельке. Пока они набирали полную корзину, начался дождь, и им пришлось укрыться в старой лесной избушке, построенной когда-то партизанами, а теперь обихоженной охотниками. После дождя Юрик обнаружил, что неподалеку имеется несколько старых землянок. Бабушка не разрешила их осмотреть: пора было уходить, приближались сумерки.

С тех пор, несмотря на бабушкин запрет, Юрик несколько раз приходил на это место, осматривал старые землянки, представлял себя храбрым партизаном, сражающимся с немцами. Это было его «тайное место». В школьной библиотеке он стал брать книжки про партизан, про войну и запоем читал их.

В деревне, где жила бабушка, школы не было. Юрик должен был ходить в сельскую среднюю школу за пять километров. Хорошо еще, что у него нашелся попутчик – Вовка из пятого класса. Больше дружить Юрику было не с кем: в деревне было мало детей, в основном, дошкольники, гостившие у бабушек. Работы для молодежи не хватало и, окончив школу, все, так или иначе, перебирались в город. Вовка тоже оказался в деревне случайно: у него мама погибла в автокатастрофе, а отец запил, и Вовкины бабушка с дедом на время забрали его к себе. Мальчик был на год старше Юрика, поэтому относился к нему свысока: дружил с ним только в деревне. Как только ребята добирались до школы, Вовка забывал о Юрике, как будто его не существовало. Юра очень обижался на такое поведение друга.

В пятом классе было больше уроков, и Юрику приходилось ждать, когда освободится Вовка. Однажды он прождал его целых три часа, а Вовка вышел из школы в компании одноклассников.

– Ты не жди меня сегодня, – бросил он небрежно Юрику, – Петьке мопед купили, мы пойдем смотреть, а потом Петька довезет меня до дома.

Юра от обиды еле сдержал слезы. Всю дорогу домой он думал, что Вовка ни во что его не ставит. Почему какой-то Петька и его мопед важнее чувств и ожиданий Юрика?

– Он просто предатель, – думал Юрик. – В войну таких расстреливали.

Конечно, Вовка заслуживает наказания. Вот если бы он знал про партизанскую поляну, видел ее своими глазами, представил бы, как там жили партизаны, как они воевали с немцами, он бы понял, наверное, что друзей предавать – последнее дело.

В субботу, когда занятий в школе не было (в сентябре в сельских школах по субботам не учились – родители привлекали детей к уборке картофеля на огородах), Юрик, с независимым видом прогуливаясь по улице, встретил Вовку и сказал, что собирается сегодня пойти в свое тайное место.

– А что за место? – сразу заинтересовался Вовка.

– Партизанские землянки, там патроны валяются, и еще я видел старое ружье.

– Возьми меня с собой!

– Да ну, ты разболтаешь, а мне бабушка строго-настрого запретила туда ходить!

– Нет, могила, никому не скажу, верняк!

– Ну, ладно, пошли!

Когда мальчики пришли на место, Вовкиному восторгу не было предела. Настоящие землянки! Вот здесь партизаны грелись у печурки, пели песни, а вот здесь была лежанка, рядом – остатки самодельного стола. Землянки были полуразвалившиеся, и в любое время могли обрушиться.

Улучив момент, Юрик спрятался и тихонько пробрался к знакомой тропке через болото, оставив Вовку одного. Перебираясь через топь, он слышал, как Вовка зовет его и думал, что так ему и надо, будет знать, как предавать друзей. Возвратившись из леса, Юрик весь день провел на огороде, копая картошку, так что вернувшаяся с работы бабушка похвалила его.

Вечером, когда Вовку хватились, в деревне подняли всех взрослых на поиски пропавшего. Юрик понял, что Вовка не смог найти дорогу домой, наверное, не запомнил, он ведь не знал лес так, как Юрик.

Мальчика спрашивали, не видел ли он сегодня друга, и он ответил, что видел с утра, но Вовка, вроде, собирался на рыбалку. А Юрик с ним не пошел, потому что бабушка, уходя на работу, велела ему картошку копать.

На другой день поиски ребенка продолжились. На реке следов пребывания Вовки не обнаружили. Местные мужики, раздевшись, ныряли, но тоже безрезультатно.

Лес был большой, в какой стороне искать – неизвестно, да и не ходил Вовка один в лес. Приехали милиционеры с собакой. Она сначала вроде взяла след, потом потеряла: в лесу было много болот. Искали и с вертолета, но безуспешно.

На Вовкиных бабку с дедом было страшно смотреть: приехавший отец упрекал их в том, что они не уследили за внуком. В деревне не стихали пересуды. Предполагали, что это дело рук какого-нибудь приезжего маньяка. Однако чужих в тот день никто не видел. Милиционеры опрашивали всех жителей деревни, в том числе и Юрика, сердце которого бешено стучало, пока он отвечал на вопросы, но молоденький веснушчатый следователь ничего не заметил: ему было ясно, что парнишка заблудился, такое иногда случается в больших лесах.

Прошло время, и разговоры стихли. Жизнь пошла своим чередом. Юрик думал о том, что же случилось с Вовкой. Наверное, он утонул в болоте, иначе бы его нашли. Признаться кому-либо, что в смерти мальчика виноват он, Юрик, было страшно. Сознание подсказывало оправдание – Вовка сам виноват, предателей надо наказывать.

Глава 43

Созвонившись предварительно с Лекой, Борис явился прямо к ней на службу. Поздоровавшись, протянул листочек с перечнем организаций, принадлежащих Михаилу.

? Леокадия Станиславовна, что Вы можете сказать об этих фирмах, чем они занимаются, может, нарушают законодательство?

Лека внимательно посмотрела, подчеркнула две организации ? ООО «Ковчег» и ООО «Орион-2» .

?Вот эти две ? наши, остальные состоят на учете в других районах. Никаких претензий к этим фирмам нет. Одна из них, «Ковчег», имеет налоговую льготу по налогу на добавленную стоимость, другая занимается оптовой торговлей. Катя, кажется, ты проверяешь льготу по «Ковчегу»? ? обратилась она к худенькой девушке, сидевшей у окна.

?Да, Леокадия Станиславовна.

? Все у них нормально?

? Да, бухгалтер грамотный, документы приносит вовремя.

? Понимаете, Леокадия Станиславовна, ? Борис взглянул в Лекины глаза и чуть не потерял нить разговора, ? в ходе следствия выявлен факт фиктивного выполнения работ этой организацией. На самом деле работы выполнялись самим заказчиком. Перечисленные средства обналичивались, уводились из-под налогообложения и возвращались институту «черной» наличностью.

? Катя, ты проверяла, имеется у «Ковчега» реальная возможность для выполнения работ? ? строгим голосом спросила Лека.

Катю бросило в жар.

? Я не специалист и не знаю, нужно ли для выполнения этих работ какое-либо оборудование. Может, достаточно чертежного кульмана, установленного на дому! Я спрашивала у бухгалтера, на каком оборудовании выполняются работы, и она мне принесла договора с частными лицами, которые обязуются выполнить их своими силами и средствами.

? А ты вызывала их на допрос?

? Вызывала, но они не явились.

? А ты посылала запрос заказчику, числятся ли у него такие сотрудники?

? Нет, не посылала. Если бы я получила ответ, что числятся, это все равно не было бы доказательством обналички! Леокадия Станиславовна, Вы же понимаете, у меня восемнадцать льгот и пятнадцать возмещений, а еще участок в восемьсот фирм с кучей ошибок в декларациях! Они же представили все необходимые для подтверждения льготы документы! ? у молоденькой девушки в глазах уже стояли слезы.

? Катя, все это попробуй объяснить проверяющим из управления! Инспектор не должен относиться к своим обязанностям формально и обязан выяснить фактические обстоятельства сделки. Необходимо сделать максимум возможного, а будет это доказательством для суда или нет, решать не тебе! Если придет официальная бумага из милиции об этой схеме, не избежать тебе служебного расследования! ? Лека встала и направилась к двери, сделав знак Борису следовать за собой.

Они вышли в коридор и сели на списанные ободранные стулья, выставленные тут на случай, если кто-то из посетителей захочет присесть.

? Борис Иванович, ? начала Лека, тронув его за рукав. ? Система налогового контроля в России совершенно не соответствует масштабу ухода от налогов и за последние годы меняется лишь в сторону ослабления. Вам известно, что зарплату в коммерческих структурах выдают в конвертах?

Борис кивнул.

? Тем не менее, ни одна из ветвей власти ? ни законодательная, ни исполнительная, ни судебная ? не предпринимает ничего, чтобы это изменить. Хоть одного руководителя привлекли к уголовной ответственности за то, что он пользовался услугами обнальных контор, участвовал в схеме ухода от налогов? Кроме Ходорковского, некого вспомнить. В законодательстве нет понятия ни налоговой схемы, ни ее признаков, и что может явиться достаточным доказательством ухода от налогов для суда, никому не известно. Думаю, только чистосердечное признание раскаявшихся участников схемы. Это за рубежом тяжкое преступление, а у нас – милая шалость. Получается, мы должны искать «то, не знаю, что», и доказывать это в суде «так, не знаю как». А между тем мы не следователи, и функция расследования у налоговой инспекции отсутствует. Возможно, государство не хочет, чтобы мы замечали, как мошенники уходят от налогов. Это вполне вероятно, если большинство крупных чиновников, нарушая закон о госслужбе, имеет свой бизнес или «крышует» бизнес близких, а то и явный криминал. Кто должен этому противодействовать? Во всяком случае, не мы. Наши возможности все больше сокращаются. Наоборот, все преференции делаются для бизнеса в расчете на то, что он «выйдет из тени». Действует плоская шкала по подоходному налогу; по единому социальному налогу существуют даже регрессивная шкала, что, по сути, является льготой для богатых организаций, ? она перехватила удивленный взгляд Бориса.

? Да-да, не удивляйтесь! И все равно масштабы теневой экономики колоссальны. С этим связана и коррупция, ведь источником откатов как раз и является обналичка. С этим связаны и методики «распиливания» бюджетных денег. Зачем же делать из налоговых инспекторов «девочек для битья»? Получается, что, кроме них, бороться с криминальной экономикой некому? Это они, слабые женщины, рядовые инспектора, а не мошенники, своей зарплатой отвечают за возмещения из бюджета, за обналичку и за налоговые схемы, за низкий уровень начислений перед своим начальством!

? Но ведь Вы можете сигнализировать в ОБЭП!

? Вы знаете, сколько будет таких сигналов? Мы пишем иногда, да толку нет! У них там своя система, свое начальство! Иногда нам даже запрещают писать туда, правда, устно. И чем девочка Катя виновата? Она что проверяла? Льготу по налогу на добавленную стоимость. Это означает, что выручка от выполнения работ не облагается налогом. Что значит отказать в предоставлении льготы? Это значит, начислить налог с выручки. А как она его начислит, если докажет, что фактически работы не выполнялись? Тогда зачем ей доказывать фиктивность работ? Кто уходит от налогов? Заказчик? А он находится на учете в другой инспекции, вот пусть там и разбираются! А на наши показатели это никак не влияет. Что она должна была сделать? Ехать в другой город или район, чтобы допросить сотрудников НИИ? Еще неизвестно, что они скажут. А если директор в курсе схемы, ее и на территорию НИИ никто не пустит. Кроме того, транспорта рядовому сотруднику никто не даст, значит, придется ехать на общественном. А у нас постоянно завалы в работе. Естественно, никто не будет этим заниматься. Я нарочно поругала ее, чтобы была внимательней при проверках, но лично я ее не виню.

? Я понял, Леокадия Станиславовна, мы не будем Вам присылать никакого письма!

? Вот и хорошо, ? Лека улыбнулась. Симпатичный дядька, и так на нее смотрит! ? Как продвигается расследование? С ним как-то связаны эти фирмы?

? Да, оказывается, Глеб занимался обналичиванием денежных средств через фирмы своего родственника. Вот Вы говорили, что в доме ничего не пропало, а оказалось, что он получил в день гибели крупную сумму.

? Я про это ничего не знала… Значит, его убили из-за денег?

? Пока убийца не найден, определенно сказать ничего нельзя. А Вы когда-нибудь видели его жену или дочь?

? Нет, никогда.

Борис показал Леке семейную фотографию Глеба.

? Ой, вот эту женщину я где-то видела! Точно, она заходила к нам в кабинет, и была такая потерянная…И так странно на меня смотрела…Так это его жена? ? Лека внимательно разглядывала фотографию. И дочка на него похожа, ? она вдруг представила, что ее ребенок будет похож на эту девушку, ? Вы знаете, жена у него явно была не в себе, и в таком состоянии могла натворить что угодно!

? Леокадия Станиславовна, ? начал Борис, ? могу ли я Вас пригласить в кафе? У Вас ведь скоро обед?

? У Вас есть ко мне еще вопросы?

? А если нет?

? Я, в общем, не против, если Вам удобно подождать минут пятнадцать. Дисциплина у нас, знаете ли, строгая.

? Без проблем, я подожду на улице, у входа.

? Договорились. И еще: зовите меня Лекой, я ведь младше Вас, к чему эти церемонии?

Глава 44

Татьяна Петровна все чаще размышляла о том, как трудно ей одной растить внука. Нет, ей не приходило в голову жаловаться: дочь регулярно высылала деньги, правда, небольшие, и была еще пенсия. Она долгое время продолжала работать почтальоном, имела свой огород, живность. Денег на жизнь хватало, но можно ли без матери и отца воспитать из мальчика мужчину? Юленька наконец-то нашла приличного мужа, но полюбить Юрика, как своего, Степа не смог. Между отчимом и пасынком возникла взаимная неприязнь. Родилась Миленочка, и надо было растить дочку, а, значит, считаться с мнением ее отца. Мальчика вернули бабушке. Через пару лет семья дочери перебралась на Украину, где у Степы было жилье. Теперь Украина – это заграница. А русская деревня – глушь, в которой даже сотовая связь недоступна.

Получалось, что ответственность за судьбу Юрика целиком лежала на его бабушке, и это ее тяготило. Мальчика она любила, кажется, даже больше дочери, и беспокойство за его будущее одолевало ее. Она старалась привлекать его к мужским делам: просила починить забор, натаскать воды, нарубить дров.

Каково жить маленькому человечку, который оказался не нужен ни отцу, ни матери? Ребенок ведь не расскажет о своих переживаниях. Может, он не в силах даже осознать их. Однако никому не видный след в его психике, наверное, остается.

Характер у Юрика был сложный, но стало заметно это только в подростковом возрасте. К этому времени бабушкин мальчик-зайчик превратился в высокого и худого, угловатого и неловкого парнишку. На узком длинном лице красовался большущий нос с горбинкой, глубоко посаженные синие отцовские глаза настороженно выглядывали из-под черных бровей, появились складки в уголках рта – свидетельство склонности к упрямству. В деревне ровесников не было, а дружба с ними школьнику необходима, как воздух.

Юрик играл с ребятами помладше, для которых был авторитетом. Он уже привык, что все ему подчинялись. Он один знал, как правильно, и не терпел возражений. К непокорным применял силу, на что бабушке жаловались матери мальчишек. Читал он мало, но американские боевики и фильмы про мафию смотрел с упоением. Сказать по правде, где он мог еще найти образец для подражания? Сильные и властные мужчины, наказывающие тех, кто нарушает понятия о правильном поведении, были его кумирами. «Держитесь меня, не пожалеете!» - говорил он пацанам.

Летом Юрик пропадал на реке: ловил рыбу, нырял с маской. Нырнув под воду, он как будто попадал в другой мир: полная тишина и таинственный полумрак, песчаное дно, местами покрытое илом, неожиданно выплывающие из прохладной глубины причудливые коряги, стайки мальков и изредка мелькающие тени рыб покрупнее. Заветной мечтой подростка было понырять в Красном море и полюбоваться на его обитателей.

Чтобы быть сильнее, Юрик занимался зарядкой, поднимал гантели, гонял на велосипеде.

– Когда я вырасту, бабуля, – говорил он, – у меня будет очень много денег. Я куплю нам с тобой коттедж, как у Зайковых, но только не здесь, а в Египте, на берегу моря. У меня будет крутая тачка, и мы с тобой объездим весь мир!

Ну, что поделаешь с этими мальчишками? Все они теперь хотят жить красиво. Видимо, внучок лучше знает, что для бабушки хорошо. А если Татьяна Петровна начинала убеждать парня, что главное – быть честным и порядочным человеком, он с раздражением обрывал ее: «Опять завела шарманку! Всю жизнь в земле копаешься, и мне то же предлагаешь? Как бы не так! Бабуля, разговор окончен, иди лучше на кухню!»

Когда Юрик закончил девять классов сельской школы, Татьяна Петровна уговорила его поступать в училище на автослесаря или водителя: в век автомобильного бума такая специальность всегда пригодится! И что это за мужчина, если он не знает устройства автомобиля и не умеет водить?

В училище, находившемся в областном центре, у Юры началась совсем другая жизнь, появились друзья-сверстники, все было суперинтересно. Правда, в новой компании лидером стать не получилось, но Юрику было достаточно и того, что его уважают и принимают как равного. Одобрение друзей было для него сейчас самым главным в жизни. Бабушка и детские годы оказались теперь далеко-далеко. Даже учеба в училище была намного интереснее, чем в школе, особенно когда дело касалось практических занятий по автоделу.

В большинстве своем ребята были не местные, жили в общежитии, и веселое общение продолжалось и после учебы. В компании друзей Юра научился выпивать, наступавшее после этого состояние эйфории стало привычным и желанным. Шумной гурьбой они выкатывались на улицы, задирали испуганно шарахающихся прохожих. Как-то в выходной день парни решили покататься на такси, и вся подвыпившая компания из пяти человек отправилась за город, где вздумалось им устроить пикник. По дороге заскочили в супермаркет, купили продуктов и вина. День клонился к вечеру, а молодые люди все никак не могли выбрать подходящее место для остановки. Шофер забеспокоился, потребовал оплатить поездку. Неожиданно выяснилось, что необходимой суммы ни у кого нет. Водитель остановил машину, стал выталкивать пассажиров из нее, повысил голос, пригрозил вызвать милицию. Назревал скандал. Один из ребят, подняв у дороги камень, ударил сзади… Он потом говорил, что хотел только оглушить, чтобы можно было без проблем скрыться, но не рассчитал силы, и человек упал замертво. Парни разом протрезвели. Спрятали труп в лесу, на машине вернулись в город, бросили ее в пустынном переулке…

Прошло больше года. Все обошлось, друзья успокоились, осмелели. Они как будто прошли боевое крещение, и теперь знали, что могут друг другу доверять. Зимой начали баловаться тем, что срывали дорогие шапки с прохожих, а потом их продавали знакомому перекупщику.

Однажды вышла осечка: пожилой мужчина, с которого сорвали шапку, оказался очень ловким и физически сильным, к тому же поблизости находился его друг. Вдвоем они скрутили нападавшего и доставили его в ближайшее отделение милиции. Там уже имелись сведения об аналогичных преступлениях. У задержанного сняли отпечатки пальцев. Оказалось, что они совпадают с отпечатками, оставленными год назад в брошенном после убийства водителя такси. Забрали все компанию, выявили убийцу, остальные были признаны соучастниками. Так Юра получил судимость и пять лет колонии общего режима.

Татьяна Петровна от такого известия чуть не слегла, долго болела, плакала. Бедный мальчик, вот что бывает без присмотра родителей! Он же добрый, хороший! Наверняка не виноват, просто попал в плохую компанию! Послала письмо дочери, но что та могла изменить? Оставалось смириться и ждать парня. Пять долгих лет! Увидит ли она еще дорогого внучка? Как он перенесет все это? Так ли она мечтала встретить старость?

Глава 45

Ура! Борис ликовал. Он, как ему казалось, подружился с Лекой. Они прекрасно пообедали в кафе, непринужденно беседуя, словно знали друг друга сто лет. На прощание он попросил разрешения иногда приглашать ее на обед сюда, если по рабочим делам окажется поблизости. Лека согласилась, сказав, что ей очень важно знать, как продвигается расследование.

Борис ощущал прилив сил. Жизнь казалась прекрасной. С ним один раз уже было такое, когда он познакомился со своей будущей женой.

Случилось это в середине девяностых. Тогда ему пришлось расследовать убийство молодого человека, сына влиятельного чиновника. Парня ударили ножом рано утром, в парке, где он совершал утреннюю пробежку. Свидетелей убийства не было, и дело могло бы остаться нераскрытым, если бы Борис не раскопал, что погибший явился два года назад причиной гибели молодой женщины, которая к тому же ждала ребенка. Убитый горем муж добивался справедливого наказания, однако из-за давления сверху следствие велось необъективно, единственный свидетель отказался от своих показаний, и суд признал вину парня недоказанной. В результате потерпевший сам расправился с виновным.

Арестовывать убийцу пришли вечером. Мужчина находился дома вдвоем с шестилетним сыном. Он не сопротивлялся, словно был готов к этому, только очень просил Бориса не отдавать мальчика в детский дом, а позвонить его бабушке в другой город, чтобы она взяла ребенка к себе.

Сочувствуя несчастному отцу, Борис взял ребенка с собой в общежитие до приезда родственников. Он быстро поладил с мальчуганом, потому что всегда любил детей. Через сутки за мальчиком приехали молодая девушка, его тетя, и бабушка, мать погибшей два года назад женщины. Они поселились в квартире, где был прописан ребенок, и стали оформлять документы на опеку. Борис несколько раз заходил к ним узнать, как живет мальчуган, и начал ухаживать за Машей, тетей мальчика.

Тогда он тоже влюбился так, что дня не мог прожить без Машеньки. Худенькая, невысокая блондинка с длинной косой, застенчивая, с белой прозрачной кожей и нежным румянцем на юных щеках, с огромными серыми глазами, опушенными густыми светлыми ресницами, как солнышко лучами, она была полной противоположностью Леке, но его тянуло к ней так же сильно. Машенька только что окончила школу и поступила в институт, а Борису тогда уже было тридцать. Он казался девушке умным и сильным, и профессия у него была такая мужская и романтическая!

Через год Машенька согласилась выйти замуж за Бориса. Однокурсницы завидовали, какого красивого и взрослого жениха отхватила себе скромная неприметная студентка. К свадьбе Борису, стоявшему на очереди уже шесть лет, наконец, дали однокомнатную квартиру. Полгода счастью молодых не было предела. Однако постепенно Машенька стала замечать, что денег, которые зарабатывает Боря, хронически не хватает на жизнь.

Во-первых, Маша училась на экономиста на дневном отделении университета, и за учебу надо было платить. Во-вторых, квартира, полученная Борисом, не была новой и нуждалась в ремонте. В-третьих, в магазинах продавалось так много вкусностей, а Маша с Борисом не могли позволить себе ничего, кроме простой привычной пищи, ведь даже полуфабрикаты были существенно дороже. Из экономии приходилось готовить все самой. В то время как ее подруги после учебы веселились в компании сверстников или же разъезжали по городу на иномарках, принимая подарки богатеньких ухажеров, или же посещали ночные клубы, а наутро загадочно шептались между собой, Маша изо дня в день после учебы возвращалась в неухоженную квартиру, где ее ждала рутинная домашняя работа: стирка, уборка, готовка. Муж не отказывался помочь, но он вечно пропадал на работе. Иногда его будили телефонным звонком среди ночи, и он, собравшись, ехал на осмотр места происшествия и очередного трупа. Романтический ореол любимого мужчины развеялся.

Борис работал много и увлеченно, но Маше его интересы были чужды и непонятны. После окончания рабочего дня среднестатистические мужчины отправлялись домой, к женам, а Борис продолжал очередное расследование, не считаясь с личным временем. Такой уж вот он был трудоголик, получающий удовольствие от хорошо сделанной работы.

Маше не хватало мужского внимания. На фоне моднющих нарядов других студенток она чувствовала себя одетой бедно и несовременно. Росла ее неудовлетворенность жизнью, обида на мужа, который, как ей думалось, не ценит ее и относится только как к бесплатной домработнице. Он даже не сделал никаких попыток отремонтировать квартиру, а она так мечтала иметь уютное гнездышко! Рожать ребенка в таких условиях она не хотела, к тому же сначала надо было закончить учебу.

Все чаще, возвращаясь домой к любимой жене, Борис слышал ее недовольное нытье: она уговаривала его сменить работу на более высоко оплачиваемую, упрекала в отсутствии любви к ней. Борис готов был доказать свою любовь крепкими объятиями и поцелуями, но жена холодно отстранялась, была раздражена.

Она возмущалась, что он любит свою работу больше, чем ее. Трупы, морги, грязь, изнанка жизни, что хорошего в такой работе? Другое дело – предпринимательство! Бизнесмены, ухаживающие за ее сокурсницами, выглядели так шикарно, дарили такие красивые и дорогие подарки! Да, иметь много денег опасно. Но как раз Борис, который каждый день рискует ради других, и мог бы заняться таким делом. Если и рисковать, то ради себя и близких, а не ради скупого работодателя-государства.

Попытка объяснить жене, что Борису просто нравится хорошо выполнять свой долг, бороться со злом и несправедливостью, натыкалась на стену непонимания. Нравится бороться с несправедливостью? А разве справедливо, что молодой красивой девушке живется так несладко, что она, так и не пожив для себя, сразу из детства попала во взрослую жизнь, где надо стиснуть зубы, терпеть и бороться за выживание?

Борис не понимал, почему жене так хочется модно одеваться, ведь он ее любит в любой одежде, а без одежды еще больше. Зачем нужны красивые обои и занавески, модная мебель и ковры? Все это такая мишура, совсем не главное в жизни. Главное – это интересная работа и чтобы было, куда и к кому вернуться после нее, чтобы дома тебя ждал любимый человек.

Через год жена подала на развод, еще через год вышла замуж за предпринимателя. Счастлива ли она, Борис не знал: с тех пор они не виделись.

Грустно, когда люди не могут сохранить любовь. Кто виноват? На том этапе жизни Борис не мог отказаться от любимого дела, он ведь уже пожертвовал ради жены рыбалкой. Она хотела от него невозможного: выполнить ее требования означало отказаться от себя самого. К решению о смене работы он должен был прийти сам. Но и она на том этапе своей жизни не готова была зубами цепляться за свою любовь, отринув соблазн быть красивой и модно одетой, что для нее, такой молодой, казалось жизненно важным.

Теперь Борис смотрел на прошлое отрешенно. Оно было так далеко, так смутно просматривалось, как через толщу воды просматривается дно моря.

Глава 46

Юрик вышел на волю девятого августа две тысячи десятого года. Его никто не встречал. Да и кому встречать-то? Мать – на Украине, девушкой он так и не успел обзавестись, бабушка – в деревне, болеет. Нет у него никого, кроме старой бабки. И никто его в жизни не любил, кроме нее. Он и счастлив-то был только рядом с нею. И нет у него другого дома, кроме бабкиного, там его родина. Мать – совсем как чужая, у нее своя семья, в которой ему нет места. От сестренки он давно отвык, выросли поврозь, она и не помнит брата, наверное.

Юрик много раз представлял себе день своего освобождения. Первым делом – к бабушке. Соскучился. Она его ждет, знает, когда любимый внук приедет. Пирогов, наверное, напекла! Только с нею он и переписывался на зоне. Мать, правда, тоже писала иногда, посылки присылала. А бабушка года три назад даже приезжала. Все плакала от счастья, что свиделись.

– Внучек, родненький, старая я уж стала, все боялась, что не увижу тебя. Похудел-то как! Зато вырос, возмужал. Не обижают тебя здесь?

– Да уж нет, ба, я себя в обиду не дам!

– И правильно, родной, и правильно! Возвращайся поскорее, плохо мне одной-то, с хозяйством теперь не управляюсь, на пенсию только и живу! – говорила она. – Не знаю, свидимся ли еще. Ты вот что: вдруг со мной что случится…

– Да что ты, баб, не говори так. Что я без тебя делать-то буду, кому нужен? Ты уж постарайся, дождись меня!

– Да уж буду стараться изо всех сил! – улыбнулась бабушка. – А только знай: есть у тебя отец, он жив и здоров, если что – к нему обращайся, адрес я тебе в письме напишу.

– Вы же говорили, что он погиб?

– Да почти что и так: женился он на другой, бросил твою мать в положении и никогда не интересовался ни ее судьбой, ни ребенком.

– Зачем мне такой отец?

– Вот и мы решили, что не нужен он. Но теперь ты уже взрослый мужчина, и пора сказать тебе все, как есть. Мало ли что в жизни случится… А девушки у тебя нет? Правду говори!

– Да откуда, бабуль, меня ведь забрали, когда я еще пацаном был, девки на меня тогда и не смотрели!

– Ну, ничего, вот вернешься, и женим тебя! Я тебе уж невесту присмотрела: хорошая, скромная, еще школьница пока, как раз через три года восемнадцать лет исполнится! Женишься, правнука родите, хочется мне на твое счастье посмотреть до смерти!

Юрик улыбнулся своим воспоминаниям.

Больше суток он добирался до родной деревни, приехал к вечеру, уже смеркалось. Вышел на автобусной остановке – и оторопел: вместо знакомого леса – черный пепел. До деревни бежал бегом, задыхаясь от беспокойства. Вот он – поворот дороги. У леса крайний дом должен быть бабулин… Ничего нет, только пепелище. И соседнего дома нет, в воздухе пахнет гарью. В страшной тревоге он бросился бежать вдоль улицы… Вот дом тети Шуры, забарабанил в дверь. Послышались шаги, вышла старая бабушкина подруга. Всмотрелась в него – и ахнула:

– Юрочка, ты ли? А мы ведь бабушку твою семь дней как схоронили! Господи, горе-то какое! – заплакала она.

– Что, что случилось с ней?

– Да ты проходи, проходи, поживи у нас пока! Дед, давай чайник ставь, сосед вернулся!

Дед Женя вышел, обнял Юрия, повздыхал с женою, поплелся на кухню.

– Ох, Юрочка, жара-то какая все лето стоит! Вот только два дня, как стало прохладнее… – говорила тетя Шура, усаживая гостя за стол. – И ни одного дождика с весны! А людей-то все на природу тянет, отдохнуть, костерок зажечь, шашлыки поджарить – модно теперь это. Да и пьет народ, а, выпивши, себя не помнит. Разве можно в такую-то сушь – от одной искры, от папироски незатушенной так полыхнет!

– Уже с середины июля дымом запахло, – продолжил рассказ жены дед Женя, вернувшись из кухни. – По телевизору говорили – по всей России торфяники горят! А куда бежать? В городе нас не ждет никто, да и там жара, дым тоже. Так и сидели дома, на Бога надеялись. И вроде далеко от нас горело, а только ночью тридцать первого июля то ли ветер переменился, то ли еще что…

– Проснулись мы от криков – выскочили на улицу: дым кругом, только пламя видно и гул такой, как будто поезд идет, – перебила его тетя Шура. Губы ее тряслись, в глазах были слезы. – Вот в той стороне, где ваш дом стоял – лес горит, и огонь уже на строения перекинулся… А что мы можем – старики…Страшно очень! Дышать трудно, воздух горячий, дыхание перехватывает… Я икону схватила, молилась, чтобы пламя ушло… – она замолчала, вытирая мокрое лицо уголками платка.

– И пожарных-то не было рядом – они водой коттедж поливали, что им избушка старая… – горестно заметил дед. – Бабушку твою некому вытаскивать было…И еще один дом сгорел…Наш следующий…Спасло одно: между пожаром и нашим домом – картофельный участок. Мы с бабкой каждый день его поливали, земля там сырая была, вот пламя-то и не пошло на наш дом…Бог миловал! Тут и пожарные подоспели…

– А бабушка твоя, наверное, не слышала шума: глуховата была, да и домушка-то самый ближний к лесу, – опять вмешалась тетя Шура. – Не вставала она в последние дни: сердце болело, давление низкое, плохо жару переносила…Я к ней каждый день заходила, кормила, поила ее… Она все о тебе говорила, ждала очень… Ой, подруженька, муки-то какие тебе пришлось принять! За полчаса все закончилось… Лишь косточки обгоревшие и нашли, – тетя Шура вновь заплакала. – Мы матери твоей телеграмму высылали, да только дома никого не оказалось, так что она и до сих пор, возможно, ничего не знает, иначе уже приехала бы. А с похоронами местная власть помогла… В закрытом гробу хоронили!

Юра словно окаменел. Все, на что он надеялся в последние годы, все уничтожено этим страшным пожаром. Бабушка была единственной ниточкой, которая связывала его с незнакомой ему вольной жизнью. Даже избушки у него своей нет. Кто виноват? Что теперь делать? Куда идти? Друзей на воле не нажил, все друзья мотают свой срок. Что он умеет? Кому нужен? Опять судьба обошлась с ним несправедливо.

Глава 47

«Новый юридическо-экономический университет», сокращенно «НЮЭУ», размещался в одном из зданий бывшего завода. Сам завод практически перестал существовать, преобразовавшись в закрытое акционерное общество, сдающее муниципальную собственность в субаренду.

Бывшие цеха переоборудовали в просторные лекционные аудитории, в комнатах инженерно-технических работников сделали кабинеты для практических занятий, а в помещениях для руководства расположились кафедры, деканаты и ректорат.

Политикой университета было активное продвижение собственных образовательных услуг. Для этого заключались договора со школами, по которым они получали статус базовых. Выпускники этих школ имели некоторые преимущества при поступлении в данное высшее учебное заведение. Для преподавания специальных предметов в базовых школах активно привлекались педагоги самих школ, что создавало заинтересованность учебных заведений в получении статуса.

Правда, существенный удар по налаженной системе отбора из абитуриентов будущих студентов оказало введение в прошлом году единого государственного экзамена. В первый год эксперимента был полный бардак: практически все бюджетные места заняли льготники-инвалиды. Всеобщие подозрения вызвал и тот факт, что некоторые набравшие наивысшие баллы студенты при подаче документов не могли даже без ошибок заполнить анкету. Через некоторое время стало ясно, что, видимо, коррупция, как и материя, вечна. Вытесненная в одном месте, она перемещается в другое, а именно в медицинские комиссии, выдающие липовые справки об инвалидности, и в пункты сдачи ЕГЭ.

Да, материальное состояние Павла Петровича стало чуть хуже, но он не переживал: с таким тестем, как у него, не пропадешь. В конце концов, с базовыми школами отношения давно налажены. Уже в этом году выпускники базовых школ и слушатели одно- и двухгодичных подготовительных курсов, проводившихся преподавателями «НЮЭУ», получали дополнительно двадцать баллов к набранным по результатам ЕГЭ. Прорабатывалась возможность введения собеседования для абитуриентов, или дополнительного экзамена по профильному предмету. Кроме того, ведь поступить в ВУЗ – всего лишь полдела. Важно из него не вылететь. А еще есть аспирантура, получение должности преподавателя, защита ученой степени, продвижение по карьерной лестнице.

Павел Петрович сознавал, что отношения с женой и тестем – это архиважно. И хорошо, что после стычки в ресторане с сумасшедшим папашкой Алены он аккуратно завершил отношения с ней.

Алена – умненькая девочка, она все понимает и не в обиде. Конечно, надула губки сначала для порядка, но, когда он устроил ее на работу в известную фармацевтическую компанию, была очень довольна.

Как хорошо, что он всегда так осторожен! Как оказалось, этого сумасшедшего Алениного папашку кто-то пришил! И теперь – подумать только – из-за той дурацкой стычки он, Павел Петрович, попал под подозрение в убийстве! Это невероятно! Подозревать в убийстве его, который всю жизнь только и занимается тем, что со всеми улаживает отношения. Он терпеть не может конфликты и острые углы!

Павел Петрович вытер носовым платком вспотевшие от этих мыслей лицо и шею. Сегодня к нему на кафедру приходил милиционер. Слава Богу, он был не в форме, и коллеги не обратили на него внимания. Павел Петрович пригласил его в свободный от занятий кабинет, чтобы посторонние уши не могли услышать их разговора.

К несчастью, тот случай в ресторане стал известен милиции, и они решили, что Павел Петрович мог убить скандалиста, чтобы скрыть от своей семьи любовные похождения на стороне. Что за нелепый бред!

Бред-то бред, а вполне могли его арестовать на глазах всего университета, и тогда прости-прощай, налаженная жизнь. Конечно, потом бы выяснилось, что он невиновен, но скандал мог разрушить все благополучие, выстраиваемое годами. Спасло его только наличие алиби! Какое чудесное, мелодичное слово: а-ли-би! Когда он узнал, что убийство произошло девятнадцатого августа, он как будто освободился от петли, затягивающейся на его горле все туже. Как раз девятнадцатого августа он выступал на симпозиуме в Сочи, и его видело множество людей. Проверить это было совсем нетрудно.

Казалось, милиционер был вполне удовлетворен. Он попросил Павла Петровича написать на бумажке номер его сотового телефона, так, «на всякий случай», если возникнут дополнительные вопросы. Вежливо попрощался.

Прошло уже полчаса после ухода Бориса, а Павел Петрович все сидел в пустом кабинете, приходя в себя. Постепенно жизнелюбие возвращалось в его измученное неожиданным стрессом тело. Кажется, на этот раз пронесло. Пожалуй, пора заканчивать крутить романы с молодыми девицами. Вполне можно обойтись невинным кокетством с ними. В конце концов, он уже не мальчик, чтобы вести себя так беспечно.

Глава 48

В Харьков Юлия с мужем и дочерью Миленой переехали почти десять лет назад, когда умерла свекровь, и беспомощный свекр остался один в двухкомнатной квартире. Юля не хотела уезжать далеко от матери и сына, но так распорядилась судьба. Она писала письма, высылала деньги, но приезжала очень редко.

Брат Степы работал на рынке, и его бизнес шел в гору. С его помощью и Степан открыл свое дело на новом месте. Юлия во всем помогала мужу, так что можно сказать, бизнес у них был общий, хотя и оформленный на него. Сначала было трудно, и, чтобы не потерять клиентов, они практически не устраивали себе отпусков в привычном для нас понимании: все заработанные деньги вкладывались в развитие дела, приобретение активов. И лишь спустя несколько лет появилась возможность тратить часть дохода на нужды семьи. Сделали евроремонт и перепланировку, купили отдельное жилье дочери. Пока девочка еще мала, там поселили отца и наемную женщину-сиделку.

Наконец, Степан решил, что достаточно крепко стоит на ногах и может себе позволить устроить близким настоящий летний отдых, тем более что из-за жары клиентов почти не было. Тридцать первого июля две тысячи десятого года Юля с дочкой и мужем отправились на Черное море, чтобы провести там семнадцать беззаботных дней.

Беспокоиться о питании было не нужно: стоимость завтрака, обеда и ужина входила в стоимость путевок, фрукты покупали на рынке. У воды жаркое лето не казалось изнуряющим. Наоборот, погода была отличная. И Юля, и дочь впервые оказались на берегу моря, и радости их не было предела. Чтобы не оставлять вещи без присмотра, купались они по очереди: сначала Юля с Миленочкой, потом Степа. Иногда дочка купалась с отцом. Плавать она не умела, и ей купили большой яркий надувной круг.

Как-то раз Юля, выходя из моря на берег, заметила, что Степан в ее отсутствие весело болтает с привлекательной молодой девицей, загорающей по соседству. Юля напряглась, но промолчала. Когда она подошла, разговор смолк, а девица окинула ее с головы до ног долгим критическим взглядом. Степан всегда говорил, что не любит ревнивых женщин, и Юля старалась не обращать внимания на его разговоры с женским полом: мало ли с кем приходится контактировать мужу по роду деятельности. Даже легкий флирт она готова была не замечать, ведь ей и самой иногда хотелось пококетничать.

Однако забыть этот случай Юле не удалось. Девица постоянно крутилась рядом с ее мужем: то в кафе, будто случайно, оказывалась за одним столиком с ними, то в волейбол они играли в одной компании, и скоро уже называли друг друга по именам.

На отдыхе Степан неизменно посещал дискотеки, желая оторваться на полную катушку, и Юле приходилось, прихватив Миленку, сопровождать его. Однажды вечером Милене стало плохо: видимо, девочка чем-то отравилась. А, может быть, так проходила акклиматизация организма. Юле осталась с хнычущим ребенком, а муж отправился «подышать воздухом» перед сном. Часа через два, когда девочке стало лучше, и она уснула, Юля решила поискать загулявшего супруга. Заглянув на гремящую дискотеку, она потолкалась среди танцующих, однако мужа не встретила, вышла на улицу и нерешительно побрела назад.

Ночь была темной и теплой, шуршали ветви деревьев, изредка слышались приглушенные голоса гуляющих. Вдруг какой-то из звуков показался Юле знакомым. Она остановилась и прислушалась. У стены дома, за кустами, кто-то был. Вот опять слышен разговор вполголоса. Знакомые интонации. Обойдя газон, она подошла к парочке вплотную. Так и есть: Степан с этой противной наглой девицей. Обнимаются и целуются. Это уже слишком! Она развернула мужа лицом к себе и молча влепила пощечину. Побежала домой, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться прямо на улице. Следом пришел и муж с виноватым видом. Просил прощения, клялся в любви.

Все оставшееся время до отъезда Степан не отходил от жены. Ухаживал, дарил цветы, завоевывал заново. Они стали ближе, чем раньше. Оставленная девица кусала губы: отдых был испорчен.

Перед отъездом Юля, видя, как внимателен к ней супруг, вновь завела разговор о Юрике. Она напомнила, что всегда прислушивалась к мнению и желаниям супруга, даже оставила ради него сына. Без родительского надзора и поддержки мальчик попал в плохую компанию. Разве Степан не чувствует своей вины в этом?

– Ты всегда делал все, что хотел. Ты не любил моего сына. Его судьба ? это наша с тобой вина. Мама уже совсем старенькая и нуждается если не в уходе, то уж, во всяком случае, в помощи близких.

– И что ты предлагаешь?

– Давай продадим ее дом, и пусть они с Юриком переезжают в Харьков. Пока поживут с нами, а там видно будет.

Степан насупился, молчал. Ему хорошо с Юлькой и дочкой, но общаться с ее родней совсем не хочется. Этот уголовник Юра, он наверняка ненавидит его.

? Степочка, мне тревожно было все эти годы. Я люблю своего сына, а он вырос чужим человеком. Грех это. В тюрьму он попал по нашей с тобой вине. Мы должны помочь ему вернуться к нормальной жизни. Ну, что скажешь?

Степан понимал, что кругом виноват перед женой.

? Хорошо, ? сказал он, ? я согласен.

Юлька просияла.

? Я сразу после возвращения поеду к ним! Юрик уже должен быть дома.

Глава 49

Когда загорелые и счастливые Юля, Степа и Миленочка возвращались домой с моря, в подъезде они встретили женщину из соседней квартиры.

– Ой, приїхали нарешті, а ми вас тут так шукали, так чекали! Адже вам телеграма була, ось відразу як ви виїхали, наступного дня! У адже Вас, Юлечка, в Росії мама померла, другого серпня похорони були! А де ж вас шукати, коли ви на морі виїхали! Горе-то яке, і ховати-те нікому! Що ж Ви, Юлечка, телефон-то свій мамі не залишили! Не дай бог нікому так згинути відразу, і з дочкою рідної не попрощатися! – запричитала она скороговоркой.

Юля так и села на лестнице: ноги держать перестали. Как? Почему? Мама, вроде, и не болела особенно, и молодая еще была, шестьдесят восемь лет всего! У нее не было сил объяснять соседке, что мама жила в такой деревне, где сотовой связи нет, и чтобы позвонить с почты дочери, ей надо было ехать в соседнее село.

В почтовом ящике Степа нашел письмо от мамы, сунул его жене. С того света письмо, получается.

«Любимая доченька моя, Юленька! – писала мама своим красивым, круглым почерком. – Как вы там живете? Как внучка моя, Миленочка, учебный год закончила, с какими оценками? Я живу хорошо, жду возвращения Юрика. Недавно получила от него письмо. Он пишет, что скоро его отпустят, и приедет он девятого августа или десятого. Жду его с надеждой и радостью. Может, и вы приедете с Миленочкой, вот бы хорошо-то было! В этом году у нас стоит страшная жара. За все лето не выпало ни дождинки. Трава вся пожелтела, лесные пожары начались. В воздухе пахнет дымом, и все он окутал, как туман. В новостях говорят, что и в городах то же самое. По всей стране леса горят. А у вас там как, мои родные? Пока горит далеко от нас, Бог милостив, обойдется. Жару я переношу плохо. Огород уже сил нет поливать. Давление, видно, низкое, ходить тяжело, слабость. Ночью спать не могу от дыма и духоты. Рядом с кроватью ставлю тазик с водой. Кладу мокрые тряпки и на лоб, и на грудь. Но ты не беспокойся, меня Шура навещает каждый день. Она, хоть и постарше, а чувствует себя лучше. Ничего, вот жара кончится, и все наладится. Жду вас всех, мои родные, хочу очень повидаться. Целую моих любимых. Ваша мама и бабушка».

Ох, мама, мама! Как же так случилось? Ну, почему она не согласилась переехать к ним в Харьков? «Нет, – говорила мама, – не уеду никуда от своего дома родного. И Юрику будет, куда вернуться. Пусть знает, что бабушка его любит и ждет. Ему там, в тюрьме, надежда нужна».

Поплакав, Юля начала собираться в дорогу. Нужно на могилку сходить к маме, попрощаться. А еще надо обязательно Юрика к себе забрать, что ему там одному делать? Еще поедет ли? Обижен он на мать, может заартачиться. Миленка тоже запросилась в поездку, а ей ведь в школу первого сентября. Нет, не получается с ней поехать. Юрику загранпаспорт надо выправлять, а это долго. За билетом послала мужа.

Утром следующего дня она уже сидела в поезде, уносившем ее к повзрослевшему без нее сыну. Как он встретит мать? Упрекнет? Отвернется? Очень она перед ним виновата. И как прощение у него вымаливать, не знает.

Глава 50

Добравшись до родной деревни, Юля сразу увидела пепелище на месте материнской избы. Села на выжженную траву у дороги, горько заплакала. Тетя Шура увидела ее в окно, подошла тихонько, обняла.

– Не плачь, дочечка, слезами горю не поможешь.

– Тетя Шура, здравствуй, дорогая моя! А Юрик-то где же теперь?

– У нас он живет, у нас! Пойдем-ка скорее в дом, все я тебе расскажу. Юрик-то в город поехал насчет работы, нет его сейчас. На могилку к маме сходим с тобой…

Вечером, когда пришел Юра, Юля бросилась к нему на грудь со слезами:

– Прости меня, сыночка, прости за все глупую мать твою! Это я во всем виновата! Во всех твоих бедах, дорогой мой сыночек! И за бабушку прости, не уберегла!

– Ладно, мам, хватит сырость разводить. Бабушку не вернуть теперь.

– А ты, сыночек, как? Как привыкаешь к вольной жизни? Работу, что ли, ищешь?

– Работу-то ищу, да только никому судимые не нужны. Я вот думал, может, самому бизнесом заняться?

– Хорошее дело, да не так это просто, сынок, одному-то. А я ведь за тобой приехала! Поехали со мной в Харьков! У нас там бизнес со Степой, и тебе поможем свое дело организовать!

При упоминании о Степане Юрий помрачнел, насупился.

– Юрочка, прости ты его, сынок. Ты ведь ему не родной. Ну, не смог он чужого пацана полюбить, как своего. Не суди строго. Дело-то прошлое. Ведь он тебе не враг, не откажется помочь. А я мать родная твоя! Уж я-то как помогать тебе буду! Мать всегда своих детей любит, как бы ни разлучала их жизнь. Прошу тебя, соглашайся, что тебя здесь держит? Увидишь, как Миленочка подросла, сестренка твоя. Ты ведь ее так любил, когда маленький был!

Юра задумался. А ведь мать дело предлагает. Кому он здесь нужен? Всем он здесь чужой. Спасибо только тете Шуре да деду Жене, поддержали его.

– Ты права, мать, ничего меня здесь не держит. Я готов ехать хоть на край земли.

– Тогда завтра же нужно оформлять загранпаспорт. Поедешь? – обрадовалась Юля.

– Отчего не поехать? Поеду.

– Давайте-ка идите ужинать, дед там бутылочку достал, посидим, бабушку помянем, – вмешалась тетя Шура.

За ужином дед Женя сказал: «Сегодня слышал, что за погибших на пожаре компенсация положена, двести тысяч. Сходите-ка завтра в администрацию, узнайте. Говорят, и строить будут дома для погорельцев. Вот бы хорошо-то было!».

… Перед сном Юля долго разговаривала с сыном, каялась, молила о прощении вновь и вновь, сидя на его постели, как в детстве.

– Простишь ли ты меня, сынок? О тебе каждый день сердце болело, поверь. Вот ты теперь один недели две помыкался, а я тогда одна с ребенком на руках была. Работы в деревне не было, тебя одного дома не оставишь. Вот и отвезла тебя к бабушке. Тебе ведь с ней хорошо было?

– Хорошо.

– Ну вот. Она ведь добрая, тебя очень любила, и ей с тобой не одиноко было. А денег я вам высылала, и навещала, ты же помнишь. А когда со Степаном познакомилась, он таким добрым мне показался! Говорил: «Все для тебя сделаю! Приму твоего ребенка, как своего!» Вот когда уже все вместе жить стали, да Миленочку родили, постепенно и выяснилось, что не смог он тебя полюбить. Так бывает иногда, сердцу не прикажешь. Не вини его в этом. А я бы одна двоих детей не потянула, ты ж пойми! А так я вам с бабушкой хоть денег высылала!

– Мамочка, да ты не думай, я простил тебя! Ты такая хорошая! Ты не виновата, я понимаю. Но ведь у меня был отец. Вот кто виноват во всем! Вот кто оставил тебя без поддержки! Вот из-за кого вся моя жизнь пошла кувырком! ? Лицо Юрия помрачнело, глаза блеснули ненавистью. ?Мне бабушка все в письме написала, и как его зовут, и где живет.

– Нет, сынок, я его не виню.

– Мама, как ты можешь! Это настоящий подонок!

– Ты что, виделся с ним? Ты что, его нашел?

Юра помолчал немного. Ему хотелось рассказать кому-то о том, что накопилось на душе за долгое время.

– Я когда вышел из тюрьмы и узнал о смерти бабушки, я вообще реально не знал, стоит ли мне жить, ? тихо сказал он. ? Уж лучше бы мне в тюрьме остаться навечно! Там хоть какие-никакие, а друзья у меня были, а здесь все смотрят, как на второсортного. А чем я хуже их? Тем, что в тюрьму попал по случайности? Когда я мальцом был, то здесь, в деревне, не было у меня настоящих друзей, только шмакодявки сопливые. А когда в училище поступил, реально в компании ребят мне классно было! Все, что мы тогда натворили, все не со зла было, а по дерзости мальчишечьей. И за эту глупость свою отсидел я положенное. Только оказалось, что пока я там сидел, здесь жизнь без меня продолжалась! Сгинь я там, ничего бы в этом мире не изменилось. Бабушка ждала меня, да, но этот пожар, как нарочно, прямо перед моим освобождением случился. И тебя дома не было, я звонил. Как жить дальше? Ни дома, ни денег, ни работы. Я тогда реально думал, как лучше жизнь прикончить: повеситься, утопиться, с высоты спрыгнуть или под поезд сигануть.

– Сынок, милый, не говори так!

– А потом вспомнил: у меня же родной отец есть! А вдруг он всю жизнь хотел иметь сына, а я – вот он! Вдруг он обрадуется и поможет мне? Нашел бабушкино письмо с его адресом и отправился на поиски.

– Ты что, так прямо в квартиру к нему и явился?

– Нет, я сразу не решился. Там семья его, наверное. Мне хотелось наедине с ним поговорить.

– И что же было дальше?

– Пришел по адресу, нашел подъезд, квартира номер тридцать пять.
Текст взят с http://www.lit-bit.narod.ru/