Обои поклеила сама, а мужская домашняя работа не проблема в наше время: всегда можно вызвать мастера из фирмы «Муж на час» или найти другого специалиста.
Наташка обрадовалась появлению Леки:
– Привет! Как хорошо, что ты зашла! Дениска сегодня ночует у бабушки, так что мы с тобой можем поболтать вволю. Давай, проходи пока на кухню, чаю попьем. А хочешь, ужином накормлю, ты ведь, наверное, с работы, голодная?
– Не откажусь, я на самом деле голодная, даже подташнивает.
– Вот-вот, тебе сейчас за двоих кушать надо. Я так за тебя рада! Как себя чувствуешь?
– Да неплохо после больницы. Токсикоз, правда, по утрам достает, но, в целом, ничего. А ты как?
– А что я? Я женщина свободная, у меня все впереди. Слушай, с таким мужиком познакомилась, супер! Старше меня на восемь лет, бизнесмен, разведенный. Не красавчик, конечно, но зато коммуникабельный. С ним не соскучишься. Представляешь, он меня в ресторан «Брависсимо» недавно водил. То есть не водил, конечно, а возил. На вишневой «Тойоте». Между прочим, мой любимый цвет!
– Да ты что? Богатенький, что ли?
– Ну, вроде не бедный, бизнес какой-то у него. Что-то с железнодорожными перевозками связано. Сопровождение грузов, что ли? Он не очень охотно рассказывал, так что больше ничего не знаю. Ну, так вот. В этом ресторане на втором этаже есть стрип-шоу!
– Не представляю тебя в таком заведении! И как, тебе понравилось?
– Я в шоке. Раньше только по телевизору такое наблюдала, и то мельком, – сказала Наташка, наполняя Лекину тарелку горячей картошкой, потушенной с мясом и луком. – Нет, мне-то по фигу, конечно, я в бане и не то видела. Голыми бабами нас с тобой не удивишь, правда?
– Это точно.
– Но тут! В общественном месте, перед одетыми людьми такое вытворять. Не могу себе даже представить, что же эти девицы чувствуют?
– Да ничего они не чувствуют! Люди быстро ко всему привыкают. Может, им даже нравится? – равнодушно предположила Лека.
– Конечно, нравится, иначе бы не работали в таком месте! Наверное, они возбуждаются от всеобщего внимания.
– Не знаю, не уверена. Учти, они за вечер зарабатывают столько, сколько мы с тобой за неделю. Думаю, что зарплата в этом деле их возбуждает больше всего.
– Надо же, какое поколение выросло! Я бы со стыда умерла, наверное. Не могу даже представить себя на их месте. Салатик с майонезом положить?
– Ага, давай, у меня к вечеру аппетит появляется, съедаю все, что надо бы на весь день растянуть, – согласилась Лека, с удовольствием поглощая подружкину стряпню.
– Интересно, у них бывают мужья? Как в семьях относятся к их работе? Это же почти проституция! – с любопытствующим возмущением таращила глаза Наташка.
– Ну, далеко не все поколение такое, а проституция была всегда, просто сейчас ее стало много больше. Они ведь могут скрывать от близких, чем занимаются. И потом, сейчас это уже почти и не стыдно. Нашим людям за последнее время к такому пришлось привыкнуть! Покажи нам двадцать лет назад картинку из будущего, мы бы ужаснулись, наверное. И уж точно бы не поверили, что такое с нами может случиться.
– Вот пытаюсь себя представить на месте этих девиц, – Наташка перестала жевать, задумчиво глядя на Леку. – Мне кажется, что это очень унизительно. Я как будто являюсь в этом случае не человеком, а предметом, с помощью которого богатенькие справляют свою нужду. Чем-то типа унитаза или плевательницы. Получается, все можно купить, вопрос только в цене. Помнишь, мы с тобой когда-то смотрели фильм про старика-миллионера и парня, который ему прислуживал, надеясь на наследство? И этот старик рассказывал, что в свое время съел дерьмо, потому что это было условием получения в наследство целого состояния. Ой, извини, не к еде сказано.
– Да ладно, меня вечерами не тошнит. А ты вкусно готовишь!
– Спасибо. Ну, так вот, и теперь, владея этим состоянием, он хочет, в свою очередь, заставить другого пройти через унижения, которые когда-то пришлось пережить ему.
– Да, у каждого человека есть выбор, кушать дерьмо или нет. Понимаешь, начать трудно, потом быстро привыкнешь. И хочется, чтобы другие разделили с тобою трапезу.
– Это ты про что?
– Да про нашу жизнь. – Лека откинулась на стуле. – Мы ведь привыкли хавать все, что нам ни подсовывают. В фигуральном смысле. Подсунули новую шкалу ценностей – приняли, привыкли. Никто особенно и не сопротивлялся: деньги, так деньги. И, правда, в нашей стране на них все можно купить, даже любовь близких и свободу от закона. Получается, это и есть главная ценность жизни? Раньше бы возмущались, наверное, а теперь помалкиваем, себя перестраиваем. Каждый думает, что от него ничего не зависит: как все, так и мы. И сами начинаем продаваться за эти деньги. А как иначе, если, кроме себя, своего тела или души, нам продавать нечего?
– Ну, ты загнула. Мы-то с тобой не продаемся.
– Тело – да, не продаем. А душу?
– Ты о чем, не пойму?
– О себе. О нас. О том, что мы не хотим вмешиваться, когда рядом творится беззаконие, несправедливость. Мы боимся. Мы не хотим неприятностей. Вот, к примеру, на работе мне часто приходится видеть, как фирмы воруют миллионы из бюджета. Я догадываюсь, что для этого специально созданы условия. Я даже вижу иногда, какие крышующие «шишки» за этим стоят. И я не могу ничего сделать, ничего доказать, потому что закон на их стороне, хотя возможность расхищения бюджета напрямую не прописана нигде. По сути, это мошенничество в государственном масштабе, покрываемое самим государством. И все другие специалисты в области налогов все это видят и понимают, но молчат! Притворяются, что не видят. Так удобно, иначе можно лишиться кресла. Что это, если не проституция? Правда, продаются не тела, а души.
– Я не понимаю, деньги же не из твоего кармана? Тебе-то что?
– Что-что! – с раздражением передразнила Лека. – Вообще-то богатство страны должно принадлежать не кучке грабителей, а всему населению. Разве не так по справедливости? Расхищается бюджет через налоговые схемы, и мои служебные обязанности состоят как раз в том, чтобы предотвращать подобные преступления. Я хочу выполнять свой долг и не могу. И все те, кто требует от меня выполнения моего долга, ничего не предпринимают, чтобы изменить законы и отношение общества к уплате налогов, не бьют тревогу, не стучатся во все двери, не привлекают к проблеме общественность, не убеждают и не доказывают, а просто делают вид, что все нормально. И при этом фарисейски обвиняют меня в том, что я плохо работаю.
– Фарисейски – это как?
– Ну, это значит лицемерно. Понимаешь, если с законодательством все в порядке, если суды всегда неукоснительно следуют в своих решениях законам, если рекомендации налоговой службы постоянны и непротиворечивы, а все дело в плохих инспекторах, то как объяснить противоречивую судебную практику и популярность «Энциклопедии спорных ситуаций по налогам» ? Это смешно, но семьдесят процентов судебных дел налоговые инспекции проигрывают, несмотря на работу многочисленных комиссий и аудиторов на стадии принятия решений!
– Очевидно, что не все в порядке. Тем не менее, ваши налоговые чиновники, выступая, всегда очень осторожны, оптимистичны и никогда не позволяют себе критических высказываний в отношении законодательства, не так ли?
– Зато они чересчур критично относятся к работе подчиненных, всегда готовы их наказать, зачастую не обеспечивая даже условий для работы, финансируют по остаточному принципу и все чаще требуют невозможного. Понимаешь, извне в мою жизнь внедрен конфликт: я не знаю, как защитить честно работающих людей от многочисленных и несправедливых обвинений! Я не знаю, как им надо работать, чтобы не было нареканий и наказаний! Люди, как ломовые лошади, тянут весь воз огромной работы по проверке возмещений, весь груз ответственности за махинации, что происходят в этой области! Им никто реально не помогает, над ними издеваются в судах, да и внутри ведомства их в последнее время постоянно дергают, перепроверяют и обвиняют! В этом конфликте существовать и работать нельзя, он приведет меня к неврозу, если я только не продам свою душу, то есть не стану такой же, как все. А все мало-мальски имущие власть спихивают ответственность на подчиненных, все ниже и ниже. И я, как начальник отдела, должна поступить так же: обвинить своих девчонок, лишь бы меня не наказывали. Я должна, как все, раздвоиться: думать одно, а говорить другое, покорно соглашаясь, что виноваты мои подчиненные. И так поступают все по всей властной цепочке до самого верха. Вот тебе и демократия, и свобода слова.
– А почему ты должна поступать именно так?
– А потому что я не могу написать ни единого предложения, в котором был бы хоть малейший намек на недостатки в работе вышестоящих, иначе лишусь работы. Сор из избы выносить нельзя. Система либо выталкивает неравнодушных и думающих, либо ломает их под себя. Это тебе понятно?
– Понятно. Везде сейчас происходит нечто подобное. Думаешь, у меня нет проблем? Мне хозяин дает первичку и говорит, какую сумму налогов он готов заплатить. Как правило, чуть больше нуля, чтоб не привлекать к себе внимание. Где его бухгалтер найдет липовые расходы, чтобы снизить налоги, его не касается. Вот и приходится звонить в дружественные фирмы, договариваться от его имени, чтобы подписали кое-какие документы задним числом. Ну, и следить за их оформлением, чтобы в налоговой ничего не заподозрили.
– И ты не боишься? Ведь он, в случае чего, скажет, что не знал об этом, а бухгалтер мухлевал по своей инициативе.
– А что? Все мои знакомые так делают, особенно в мелких фирмах. Меня лично успокаивает то, что я официально на работу не оформлена. Да и другие не слишком рискуют. Ну, кто нас будет наказывать, если инспектор, в сущности, не имеет никаких прав? Сама говоришь, по любой нашей жалобе у вас возбуждается служебное расследование. А если у моего хозяина есть крыша среди ваших начальников, то итог расследования предрешен.
– Ну, а те, которые рисуют тебе документы на липовую услугу, разве они не рискуют? А если будет встречная проверка?
– Вот по какой организации будет встречная проверка, ту они и включат в книгу продаж вместо какой-то другой. Это же все в электронном виде делается, взял и отредактировал. Содержимое компьютера все равно теперь никто не проверяет, раз налоговую полицию разогнали.
– Да, не слабо, – саркастически усмехнулась Лека. – Похоже, вся страна этим занимается, все замазаны. Бизнес уходит от налогов, чтобы выплачивать откаты чиновникам, но все при этом кричат о непосильном налоговом бремени и налоговом терроре! Государство объявляет войну коррупции, и поручает это самим коррупционерам. Начальники в пылу этой «борьбы» создают такие противоречивые регламенты для своих подчиненных, что за малейшую провинность могут наказать любого, а могут вывернуть иначе и не наказывать. Тем самым коррупционная зависимость от верхов только усиливается, одновременно подавляется любая инициатива снизу. За обналичивание денег как будто существует уголовная ответственность, но обнальные конторы легко регистрируются на пьяниц, бомжей и покойников, так что привлекать к ответственности некого. От налогов уходят мошенники, а наказывают за это проверяющих. Разворовывают бюджет по всей стране по одним и тем же схемам, а привлекают к ответственности лишь тех, кто стал неугоден. Неужели тебя эта ситуация не возмущает?
– Ой, мне не до возмущения, я вот сына ращу и жизнь у меня одна: не собираюсь ее на борьбу с ветряными мельницами тратить, – заключила Наташка. Она, подчиняясь мощному инстинкту самосохранения, умела не думать о том, что не таило прямых угроз благополучию ее маленькой семьи.
– Ну, правильно, все мы как свиньи под дубом. Пусть корни подрываем у дерева, лишь бы на наш век желудей хватило, - с горечью продолжала Лека. Ни с подчиненными, ни с родителями она не хотела обсуждать эту тему, но и самостоятельно все никак не могла, как начальник, выработать для себя какое-то нравственное решение, и это очень мучило ее. - И все равно тебе легче. Тебе что вменили в обязанность, за то тебе и платят. Честно, по крайней мере. Пусть даже это и противозаконно, но если этим занимаются все, то совсем не страшно. А я уже не понимаю, на кого работаю – если на государство, то почему ему безразлично, что растаскиваются деньги честных налогоплательщиков? Или на коррумпированных чиновников, протащивших такие законы, чтоб легче было воровать? А моим инспекторам притворно вменяют, чтобы они контролировали налоги, выполняли план начислений, но как-нибудь так, чтобы чьи-то финансовые интересы не задеть, суды не проиграть: все служебные инструкции на это заточены. И куда это толкает людей? На сговор с налогоплательщиком, за который потом, правда, тоже могут наказать. Наше начальство теперь видит свое предназначение в том, чтобы трепать нервы тем, кто под рукой, раз уж с мошенниками ничего сделать нельзя. Театр абсурда! Презумпция виновности! А кто проверит, не получили ли сами вышестоящие взятку за отмену решения ввиду неполной, на их взгляд, доказательной базы? При такой ситуации я больше не хочу работать в налоговой инспекции.
– Ну, и не будешь скоро работать! Еще месяцев четыре-пять продержись, и в декрет! Успокойся, тебе нервничать вредно. Ведь не тебя же накажут, а твоих подчиненных! Вот пусть они об увольнении и думают! Деньги тебе пока платят, и ладно. Жить надо одним днем, иначе с ума сойдешь. Тебе что, больше всех надо? Подчиненных, ей, видите ли, жалко! Справедливая какая нашлась, чудо природы! Хватит уже о работе. Расскажи-ка лучше, как у вас с Глебом дела? Вчера встретила его в автобусе: что-то он грустный какой-то...
– Вы разговаривали? - Лека быстро взглянула на подругу, мгновенно переключившись на другую, еще более важную для нее проблему.
– Он меня не видел, а мне уже выходить пора было.
– А куда он ехал?
– Вообще-то в сторону вокзала. А почему ты спрашиваешь? Вы ведь на его даче живете?
– Я у родителей пока. Мы с Глебом поссорились.
– Да ты что! А из-за чего?
– Представляешь, он принес мне в больницу письмо, якобы написанное мне моим любовником…
– Ничего не понимаю. Каким еще любовником?
– Да нет у меня никого, кроме Глеба, ты же знаешь.
– А кто же написал письмо?
– Представления не имею. Наверное, он сам.
– Не может быть! Думаешь, он хочет вернуться в семью?
– Ой, Наташа, не спрашивай: мне так плохо... – Лека заплакала. Лицо ее побледнело, подурнело, пошло красными пятнами. Наташка достала из шкафчика пузырек с валерьянкой, накапала в рюмку, поставила перед Лекой, обняла ее.
– Ну-ка, выпей вот это. Прекрати реветь. Для тебя что сейчас главное? Твой ребенок, согласна? Ну, вытирай слезы. Ничего еще не известно наверняка. Ты ему сама звонила?
– Звонила еще в больнице, он не брал трубку. Из-за какого-то глупого письма, и так сразу все изменить! Невероятно. Хотя бы объяснил мне, в чем дело! Как можно жить в такой неопределенности?
– А ты позвони еще. Прошло время, может, он уже успокоился.
– Ты думаешь?
– Конечно. Глеб - мужчина с гипертрофированным чувством собственного достоинства, ему трудно сделать первый шаг к примирению, даже если он уже понял, что неправ.
В конце концов, действительно, почему не позвонить еще раз? Если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе! Только надо это сделать утром, потому что вечером рядом может быть жена. Успокоенная, окрыленная надеждой Лека вернулась домой, к родителям.
На следующий день после оперативки она вышла в коридор и набрала номер Глеба. Опять никто не берет трубку: «Абонент в настоящее время не может подойти к телефону. Попробуйте перезвонить позднее». Да сколько же можно перезванивать!
– Ну, возьми, возьми трубку, ну, Глеб, ну, пожалуйста! – внушала Лека.
Длинные гудки, и, наконец, незнакомый мужской голос: «Алло, кто говорит?»
Лека прервала разговор, решив, что ошиблась. Хотя, как можно ошибиться, если номер вбит в память телефона? Может, телефон у Глеба украли? Она повторила вызов. Опять тот же голос: «Девушка, не бросайте трубку. С Вами говорит следователь Сергей Лобнов. Тут у нас несчастный случай с мужчиной, но при нем нет документов!».
Сердце Леки сжалось, тревога охватила ее: «Что с ним, скажите скорее! Он жив?»
– К сожалению, мужчина погиб. Скажите, кому вы звоните?
– Глебу Куприянову! – Сердце Леки бешено стучало, а разум подсказывал выход: «Это не Глеб! Он просто потерял телефон!»
– Девушка, назовите, пожалуйста, ваше имя и фамилию. Где вы проживаете и кем приходитесь погибшему?
– Нет, я уверена, это не он! Этого не может быть! – в отчаянии закричала Лека. Посетители налоговой удивленно уставились на нее… Взяв себя в руки, она отошла подальше от людей и ответила на все вопросы. Мужчина обещал скоро ей перезвонить, куда подъехать для дачи показаний.
– А как он погиб? Где это случилось? – спохватилась Лека.
– Труп найден в озере поселка Петушки, причина смерти пока не установлена…
Глава 21
Юлия с детства знала, что очень хороша. Темные блестящие волосы, выразительные карие глаза с длинными ресницами, прямой аккуратный носик, пухлые красиво изогнутые губки – все было безупречно. Мать не могла налюбоваться на свою красавицу, наряжала ее в самые модные платья, которые шила сама. Девочка с ранних лет следила за тем, как умело и с любовью мать создает из тканей красивые вещи. Отец Юли работал трактористом в колхозе, а мама развозила почту. Заработки были небольшие, но она неплохо шила, и иногда брала заказы от соседок. Это случалось нечасто, поскольку особого достатка в деревне ни у кого не было, но в годы дефицита те, кто умел шить, были всегда одеты лучше и моднее окружающих. Случалось, что ей заказывали и свадебные платья, и наряды для гостей, и платья для выпускниц школы, и тогда у нее оставались лоскутки волшебно красивых материй. Дочка кроила из них наряды для своих кукол. Как в большинстве сельских семей, в хозяйстве имелись корова и куры, много работы было и в огороде. Девочка помогала родителям по дому, умела доить, готовить еду. Правда, учеба давалась ей с трудом, и при малейшей возможности она старалась пропускать занятия в школе. Зато она очень любила смотреть телевизор и крутилась перед зеркалом, представляя себя то актрисой, то певицей.
Пока был жив отец, в семье были и достаток, и счастье, несмотря на то, что он частенько выпивал с друзьями. Выпив, он становился совсем беззащитным, добрым и послушным, как ребенок, приставал к жене с объятиями и поцелуями. Укладывая его спать, мать только смеялась.
Отец умер года за два до начала горбачевской перестройки от прободной язвы желудка, и мать сразу как будто постарела лет на десять.
Наблюдая за подрастающей дочерью, она понимала, что в деревне ее ждет незавидная жизнь: мужское население спивалось. Молодежь так или иначе стремилась перебраться в город. Родни у них в городе не было, и вряд ли Юлечка смогла бы поступить в какой-то ВУЗ с ее-то знаниями. Оставалось одно – поступать дочке в швейное ПТУ, уж шить-то она ее, слава богу, научила. Получит общежитие, выучится, будет работать на швейной фабрике, а если повезет, то и в ателье, найдет городского жениха. Даст Бог, молодые и бабушку к себе заберут потом, ведь тяжело одной в деревне, когда приходит старость. А дом можно не продавать, а ездить с внуками сюда на лето.
Мать объясняла дочке, что ей не следует встречаться с деревенскими парнями, что с ее внешностью можно найти более достойного кавалера, обязательно городского, да непьющего, да образованного. Юля про себя добавляла: «А еще и высокого, спортивного и красивого».
В школе мальчишки влюблялись в нее с пятого класса. Сначала это было совсем не приятно: чтобы привлечь к себе ее внимание, некоторые ребята плевались из трубочки жеваной газетой, дергали за косичку, привязывали бантиком волосы к парте, пачкали мелом стул, на который она должна была сесть.
В седьмом классе начались нехитрые ухаживания: провожания до дома с несением портфеля, парное катание на санках с гор зимой, на лодке по реке летом, томные взгляды, вздохи и пошлые записочки на уроках. Подружки завидовали и злились, шептались и сплетничали на переменах.
А Юлька только смеялась, кокетничая то с одним подростком, то с другим, и ни в кого не влюблялась: она твердо знала, что среди деревенских ребят ее избранника нет.
И все-таки после окончания десятого класса, летом, она вопреки предостережениям матери подружилась с парнем из соседней деревни. Звали его Артем, и он был на полтора года старше Юли.
В середине-конце июля в лесах поспевает черника. Юля любила эти темные сладкие ягоды с беловато-синим налетом. Мама говорила, что они очень полезны для зрения. Как-то раз Юля с матерью, надев на головы специальные шляпы с сеткой для защиты от комаров, собирали чернику. Жаркий летний безветренный день клонился к вечеру. В лесу было тихо, только звенели комары, непрестанно терзавшие открытые кисти рук, да жужжали оводы, с тупым упорством пытаясь прокусить жесткую ткань защитной лесной одежды. Струйки пота стекали по спине и лбу, и Юля мечтала о том, чтобы поскорее очутиться в прохладных водах деревенской речки.
Юля хорошо ориентировалась в лесу, все здесь было с детства знакомым, поэтому она без страха уходила далеко от матери в поисках самых густо усыпанных ягодами кустиков. Она набрала почти полную корзину, и скоро уже сможет искупаться. Какое это наслаждение нырнуть с разбегу в темную ласковую воду, охладить разгоряченное тело, вдосталь поплескаться в реке, рассеивая вокруг себя прозрачные, искрящиеся на солнце брызги!
Неожиданно совсем рядом раздался треск сломанной ветки. Юля обернулась.
– Привет! Я напугал тебя? Извини, – рядом стоял и улыбался высокий парень с кузовком на плече. Кажется, она его знает. Точно, это Артем из Нижних Липок.
– Совсем ты меня не напугал. Чего мне бояться? Звери летом не нападают.
– Ну, а если кабан встретится? С ним шутки плохи. Ты здесь совсем одна?
– Нет, мать где-то рядом. А ты один? Много набрал?
Артем показал полный кузовок и улыбнулся.
– Ой, какие синие у тебя губы! – засмеялась девушка, сняв с себя защитную сетку.
– А у тебя нет. Почему?
– Потому что я в лесу никогда не ем ягоды, только дома.
– Красоту бережешь? И правда, от тебя глаз не отвести. Приходи сегодня вечером в клуб. Я приеду.
– Вот еще! – фыркнула Юля.
– Я буду ждать, приходи! – улыбнулся на прощание Артем.
…В клуб Юля все-таки пришла. Танцевала только с Артемом. Потом он позвал ее побродить в ночи. Он оказался очень интересным рассказчиком, и Юля не заметила, как по проселочной дороге они ушли далеко от деревни. В темном небе висела идеально круглая полная луна, вокруг простиралось светящееся в лунном свете ржаное поле. Артем читал ей стихи Есенина: «Про волнистую рожь при луне по кудрям ты моим догадайся…»
Вернувшись домой, Юля долго не могла заснуть, вспоминая светлые прямые волосы Артема, его идеальный профиль в лунной ночи, большие голубые глаза и мягкий изгиб губ…
С тех пор каждый вечер Артем приезжал в Верхние Липки на своем мотоцикле. Они бродили с Юлькой по пустынным полям за деревней. Рядом с Артемом Юля чувствовала себя совершенно счастливой. Иногда они забирались на высокие душистые стога, и, лежа на спине, всматривались в звезды. Артем верил, что среди этих звезд обязательно существуют планеты, населенные живыми разумными существами, неизвестными нам животными и птицами.
Он много рассказывал девушке о фантастических мирах, о полетах астронавтов на чужие планеты, о встречах с неизведанным. Он обожал фантастику и запоем читал всю литературу, какую мог достать из этой серии.
Артем с Юлей мечтательно следили за падающими звездами и гадали, что это: пролетающая комета, астероид или инопланетный корабль?
А еще он говорил, что пришельцы из иных миров иногда прилетают на нашу Землю. Он сам видел на рассвете какой-то странный предмет, похожий на летающую тарелку. К сожалению, инопланетный корабль был слишком далеко, чтобы его можно было рассмотреть.
Когда-то очень давно космические корабли пришельцев часто посещали нашу планету, и даже были построены космодромы, остатки которых до сих пор существуют на просторах перуанской пустыни Наска в Южной Америке. Только с самолета можно увидеть изображения животных и растений, которые могли служить условными знаками для астронавтов. Идеально прямые многокилометровые линии, выполненные посредством соскабливания грунта, ровные длинные посадочные полосы, указывающий направление движения гигантский трезубец однозначно свидетельствовали, как уверял Артем, о том, что инопланетные цивилизации существуют.
Сначала Юлька думала, что парень шутит. Какие еще инопланетяне? Это такая же выдумка, как Змей Горыныч или Баба Яга.
– Как же ты этого не знаешь? – удивлялся ее дремучести Артем. – Это все уже доказано учеными. Во всех частях света найдены древние рукописи – на коже или пергаменте, повествующие о богах, спускающихся на землю в раскатах грома и клубах дыма, или, наоборот, о взлете их на небеса на огненной струе, сверкающей, как солнце и гремящей, как гром.
– Как на ракете?
– Ну, конечно! Найдены и скульптуры богов, одежда которых напоминает костюм космонавта: надутые штанины и рукава, герметически закрытые шлемы, защитные очки, руки, похожие на механические клещи. Разве ты не смотрела фильм «Воспоминание о будущем»? Нет?
– Нет.
– Много потеряла! Ученые обнаружили древнейшие наскальные рисунки, изображающие летательные аппараты, доказали, что рисунки выполнены задолго до нашей эры! Скафандры пришельцев земляне изображали в виде круга над головами сошедших с небес богов. Пришельцы учили невежественных и неразвитых землян моральным заповедям, и я думаю, что именно они послужили основой религий всего мира. Отступление от этих заповедей может привести, как предупреждали инопланетяне, к катастрофе. В понятии землян эта катастрофа и есть предсказанный конец света. Ну-ка, какие заповеди ты помнишь?
– Не убей, не укради, не прелюбодействуй, чти родителей.
– А еще?
– А сам-то ты помнишь?
– Не сотвори себе кумира. Не пожелай себе жену ближнего твоего. Еще там про клевету, типа «не возводи напраслину на других», как-то так. И про зависть что-то. И знаешь, в какой обстановке эти заповеди Господь произносил? Гора Синай была в огне, окутана густым дымом, земля дрожала, гремел гром, блестела молния. Я уверен, что это была одна из ракет на старте: перед тем, как покинуть Землю на долгие тысячелетия, инопланетяне, которые находились на высокой ступени развития, напутствовали невежественных землян.
– Как ты думаешь, люди ведь часто не соблюдают эти заповеди?
– Думаю, да. Вот в Библии написано, что когда Моисей увидел, что народ пляшет вокруг Золотого тельца, забыв о Боге, он пришел в страшный гнев при виде «разнузданного пиршества». Поклонение деньгам большой грех и ведет к страшным бедам.
– А что это – Золотой Телец?
– Это фигура рукотворного божества, которому стали поклоняться люди. Она была отлита из золота, собранного у всего народа.
– А ты сам верующий?
– Я верю в Добро, во Вселенский Разум. Какая разница, как это назвать? Мораль должна быть внутри человека, это честь, это совесть, это справедливость.
Юлька восхищалась Артемом: он был умнее и знал так много! Но иногда она чувствовала, что от него пахнет перегаром.
– Зачем ты пьешь? – спрашивала она. – Мне это не нравится.
– С отцом после работы выпили немного. Что в этом плохого? – искренне не понимал Артем.
Начались занятия в школе. Артем и Юля по-прежнему встречались почти каждый вечер. Осенью Артем должен был уходить в армию.
В деревне все уже знали об их романе. Подшучивали, подкалывали. Мать корила Юлю, что та губит свою жизнь. Артем был из бедной многодетной семьи, и до призыва в армию помогал отцу по хозяйству. Они вдвоем за полтора года построили большую бревенчатую избу с мансардным этажом, чтобы места хватало всем. В хозяйстве держали скотину, большой участок земли плотно засадили овощами, в саду росли плодовые деревья. Но мать не ценила трудолюбие Артема: она и сама много работала по хозяйству, и это было делом привычным, кого в деревне этим удивишь?
Ночи уже не были такими теплыми и короткими, как летом, темнеть стало раньше. Вскоре начались первые заморозки. Однажды, дрожа от холода, но не желая расставаться, Юля и Артем нашли на задах незапертую баньку и зашли туда погреться.
В бане было темно и тесно. Артем вынул зажигалку и осмотрелся. Из предбанника они вошли внутрь бани, нашли полок и прилегли на него. Долго молчали. Артем взял Юльку за руку, прижался лбом к ее щеке и начал рассказывать, как будет скучать без нее и писать ей длинные письма. Оказалось, что он очень любит Юльку, но считает ее еще ребенком. Он давно хотел быть к ней ближе, но понимал, что этого нельзя.
– Почему же нельзя? – повернулась к нему Юля. – Я давно уже не маленькая.
– Я знаю, твоя мама против.
– А что мне мама? У меня своя голова на плечах.
Артем робко поцеловал ее в щеку, потом по-взрослому, в губы. Губы его были прохладными, нежными и ласковыми, и Юлька потеряла счет времени…
Вскоре Артем уехал, а жизнь потекла своим чередом. Артем, как и обещал, часто писал, просил прислать фотографию на память. Мать бурчала, что не о таком зяте мечтала для своей красавицы. К Новому году тоскующий парень прислал свои стихи:
Неуловимо и бесследно, как лунный луч, исчезла ты,
Я век бродил бы по Вселенной, чтоб отыскать твои следы.
Я брал бы в руки свет горячих и, в общем, симпатичных звезд.
Комету, что по небу скачет, я б, взяв за хвост, тебе принес.
И ты б смотрела и смеялась, а в небе строгая луна
В лице б надменно изменялась, когда тебя я целовал…
Юле было приятно, но она отвечала все реже: понимала, что не хочет всю жизнь провести в деревне. Кроме того, Артем будет пить все чаще и больше, это было ясно. Юля вспоминала пьянство отца. Наверное, в деревне иначе не бывает. Нет, так жить она не будет. Вот закончит школу и обязательно поедет в город.
Наступила весна, и Юля с мамой занялись шитьем платья для выпускного вечера. Для лифа решено было использовать светло-сиреневый шифон с темно-сиреневыми листиками, очень пышную многослойную юбку сшили из темно-сиреневого шифона. Платье получилось шикарное, с черным пояском гармонировали черные лакированные босоножки на высоком каблучке, купленные в городе. Красавица Юлия будто сошла с обложки модного журнала.
На выпускном балу мальчишки наперебой приглашали Юльку танцевать и даже подрались за право проводить ее до дома…
Глава 22
Начиная собственное расследование, Борис Крючков в первую очередь решил заглянуть к тете Клаве, соседке Куприяновых по даче. Увидев участкового, направляющегося к ее крыльцу, гостеприимная старушка вышла навстречу.
– Проходи, проходи, гость дорогой! Сейчас я тебя чайком угощу, только что заварила!
– Наш поклон хозяюшке! Да не беспокойся, тетя Клава, – снимая ботинки у двери, бормотал Борис.
– Как матушкино здоровье, что-то давно не видно ее и ко мне не заходит?
– Да слава Богу, ничего. Работы в саду много, время заготовок, сама знаешь…
– Недосуг, значит… Понимаю. А вот, отведай-ка варенья из крыжовника, вчера только сварила! – Она поставила на стол стеклянную вазочку, наполненную аппетитным медово-золотистым вязким сиропом, сквозь который просвечивали крупные полосатые ягоды, налила в большой бокал крепкого горячего чаю. – Ты по делу какому или так?
– Поговорить пришел. О соседях твоих, Куприяновых.
– Ох, несчастье-то какое! – тетя Клава присела за стол рядом с Борисом, подперла щеку рукою, по-матерински глядя, как он прихлебывает чай. – Жалко мне Глеба! И Галю жалко, и Аленушку! Не приведи господь испытать такое!
– Скажи-ка мне, тетя Клава, не видала ли ты чего подозрительного в последнее время?
– Да чего? Все знают, разводиться они надумали… Глеб уж тут с молодухой жил, да ты, чай, в курсе!
– Слышал кой-чего, да хочу от тебя поподробнее узнать. Не из любопытства, конечно, а для дела.
– Думаешь, убили его? А кто?
– Да ничего я не думаю! Ты же понимаешь, надо просто все выяснить.
– Ну да, ну да, – старушка задумалась, помолчала. – Сплю я плохо по ночам. То есть сон, то нет, хоть убей. Верчусь-верчусь иногда, да встану и по дому хожу. Вот в ту ночь, как все случилось, как раз спала я, ничего не видела, как назло. А весь вечер яблоки резала в задней избе. Сушу я их, а потом компоты зимой варю. И так пожевать можно, ежели зубы есть. Закончила, когда стемнело уже. На улицу вышла, вижу – Глеб купаться на озеро пошел.
– Во сколько это было?
– Ближе к десяти, я уж ложиться собиралась. Ну, как всегда, ничего особенного.
– Никого больше не видела?
– Да нет, я сразу дверь закрыла и спать пошла. Откуда же я могла знать, что такое случится? Меня уж допрашивали. А вот раньше видала что-то...
– Ну, давай, рассказывай.
– Да я не знаю, глупость, может, какая, и отношения-то к делу не имеет. А вот так скажешь – и хорошему человеку навредишь.
– Ну, мне-то ты можешь рассказать, я ведь пойму. Все говори, что знаешь, а я разберусь, что важно, что нет.
– Ну, ладно, ты там у себя на работе-то зря не рассказывай, подумай сначала, надо ли. В середине лета это было, Глеб со своей девицей как раз с неделю как начал тут ночевать. Я поначалу не поняла, кого это он привез, а потом, как увидала, что они целуются, обнимаются, сообразила! Да они и не скрывались, по всей деревне гуляли, обнявшись! Молодежь-то нынче какая бессовестная! При живой-то жене! А он-то! Вот уж правду говорят, что седина в бороду, а бес – в ребро!
– Ну, ну, а дальше?
– Ночи теплые были, а дома душно, бессонница замучила. Когда светать стало, я на крылечко вышла, села на ступеньку. Тихо так. Вдруг, слышу, шорох вроде какой-то у соседей на крыльце. Смотрю – по дорожке от дома женщина идет. Пригляделась – Галина, и на руках у нее – кошка. Она осторожно калитку прикрыла и к лесу побежала. Вот и все. Ничего особенного. Может, ей тоже не спалось. Она, наверное, про кошку вспомнила и пришла за ней.
– А разве она не в городе жила этим летом?
– Ну, может, в этот день у сестры гостила.
– У сестры-то дом на другой улице. Ночью одна через лес?
– Ну, да, страшно, конечно. Наверное, не хотела с соперницей встречаться. А за Муськой-то можно было и днем прийти, ведь эти оба на работу уезжали, и на даче не было никого.
– Больше ничего странного не замечала?
– Да нет, ничего больше вроде не видала…
– Ну, спасибо, тетя Клава, за чай, пойду я, - поднялся Борис. – Если вспомнишь чего, приходи в гости.
– Вот ведь вы, мужики, какие кобели-то! А жил бы спокойно с женой, и жив бы был, глядишь… – ворчала тетя Клава, провожая гостя.
Глава 23
Перебираясь в город, деревенские жители вдруг начинают пылать почти родственными чувствами к своим прежним соседям. Кто же и приютит в чужом месте приезжего, если не бывший односельчанин?
Юля на время экзаменов остановилась у дочери своей школьной учительницы Елены Ивановны, которая написала Галине записочку с просьбой помочь девушке и присмотреть за ней. Галя и сама тогда снимала комнату, но хозяйка как раз на месяц уехала в гости к сыну, поэтому спрашивать у нее разрешения не пришлось.
Юле в городе очень понравилось: красиво, просторно, шумно, весело. Она жила в предчувствии близкого счастья. Успешно выдержав конкурс в швейное училище, она быстро подружилась с другими девушками и со дня на день готовилась переехать в общежитие.
Возвращаясь к вечеру домой, Юля встретила у подъезда Галю с высоким молодым мужчиной. Они обнимались, смеясь. Простодушная Галя представила их друг другу. Юлия поймала восхищенный взгляд Глеба и не удивилась: она привыкла к тому, что на нее так смотрят. Нетрудно было догадаться, что это и есть Галин жених, о котором та ей рассказывала.
Какие синие у него глаза! Он такой взрослый и совсем не похож на простых деревенских мальчишек! И что он нашел в этой Гале? Серая мышка, одета немодно, держится в тени, да еще и старше нее на целых девять лет! «Уж я-то, конечно, лучше!» – думала самонадеянная восемнадцатилетняя красавица. Глеб действительно любовался юной свежестью новой знакомой, но у него и в мыслях не было начинать с ней роман: он уже сделал предложение Галине. Поболтав немного, молодые люди разошлись по домам.
Уже на следующий день нарядная Юлечка, будто случайно, встретила Глеба на пути к Галиному дому и сообщила, что Галю срочно вызвали на работу: в школу приехала какая-то комиссия, и она просила передать ему, что задержится.
Молодые люди медленно пошли вдоль улицы. Хорошо воспитанный Глеб спросил Юлю о ее планах на будущее, и она, очаровательно улыбаясь, пожаловалась, что совсем не знает этого города. Может, пока Гали нет, Глеб ее пригласит куда-нибудь?
Почему бы нет? Поблизости есть парк, там очень красиво.
Прогуливаясь по парку с Глебом, Юлия чувствовала, что они отлично смотрятся вместе. Глеб держался с явным достоинством, был галантен, и она плыла рядом с ним со статью королевы. Люди оглядывались на эффектную пару. Юлька пустила в ход все свое очарование, и Глебу было лестно внимание такой красавицы. В этот вечер к Гале Глеб так и не зашел…
…Когда Юля поняла, что беременна, она даже обрадовалась: уж теперь-то Глеб точно женится на ней, а не на этой своей училке. А какие красивые дети у них получатся! Юля уже мечтала о свадьбе и даже заглянула в магазин, где продавались свадебные наряды. Однако, вопреки ее ожиданиям, Глеб, похоже, рассердился не на шутку.
– Послушай, детка, – сказал он, – ты, конечно, красотка, спору нет, но ведь этого мало. Тебе ведь не четырнадцать лет, так о чем ты думала? Ты знала, что я женюсь, что мы ждем ребенка. Все, что между нами с тобой произошло – только твоя инициатива. Я перед Галей абсолютно чист, и тебе я ничего не обещал. Секс – он и есть секс, и ничего более. Я вообще тебя не знаю. А может, это вовсе и не мой ребенок? По крайней мере, я его не планировал. В своей жизни решения я принимаю только сам, и никому не позволю мною манипулировать. И еще: отношения с Галиной меня вполне устраивают, я не намерен ничего менять и не советую досаждать нам. Реши свою проблему сама.
Этого Юлька никак не ожидала: чем Галя лучше нее? Ведь Глеб женится на ней из-за ребенка, это очевидно. Наверное, он, и правда, не уверен, что у Юли будет его ребенок. Но это же глупо и жестоко! Он даже не стал слушать ее возражения! Так с ней еще никто не поступал! Обида переполняла ее.
Вернувшись в общежитие, она долго плакала. Подружки пытались расспросить, в чем дело, но не могла же она сказать им, что ее бросили! Ее, такую красавицу! Да захоти она, любой другой будет только счастлив! Глеб просто дурак, вцепился в свою старуху! Да и сам он уже старик, подумать только, на четырнадцать лет старше ее! Он еще пожалеет! А она все равно будет счастлива, и найдет себе мужа получше и помоложе!
Вот, например, Гриша. Вчера в клубе он никого к ней даже не подпускал, глаз с нее не сводил, во время танца так обнимал, что голова начинала кружиться. Не красавец, конечно, зато живет не в общежитии, а в отдельной квартире. Работает на заводе, а, между прочим, зарплата у работяг больше, чем у каких-то там инженеров! Подумав, Юлька вытерла слезы и решила, что жизнь продолжается…
Глава 24
В то утро, когда в озере был обнаружен труп Глеба, Борис, как нарочно, был вызван к начальству с отчетом, и на место преступления прибыл только к обеду. Все трудоспособное население поселка утром было на работе, а мальчишки, обнаружившие труп, видно, не узнали его. И лишь после звонка Леки на сотовый Глеба милиция, наконец, установила фамилию погибшего. Теща Глеба, Елена Ивановна, находилась дома одна, когда следователь пригласил ее пройти к озеру. Она с содроганием узнала в утопленнике своего зятя.
Через двадцать минут о гибели Глеба мать сообщила Гале по телефону. Сердце бедной женщины мучительно защемило. Без сил она опустилась на стул. Глеб погиб! Трудно было в это поверить. Значит, никогда-никогда больше он не придет к ней и не попросит прощения за свою жестокость. И никогда она не сможет сказать ему, что прощает. Ненависть к предавшему мужчине исчезла, уступив место жалости и сожалениям.
Похороны Глеба Галя взяла на себя. Как-никак, законная жена, развод-то не состоялся. Хоронить человека должны родные люди, а не случайные любовницы.
Опознавать погибшего тоже пришлось Гале. Тяжело ей было увидеть в морге человека, с которым прожила бок о бок больше двадцати лет. Бледная зеленовато-серая кожа с пятнами красновато-багрового цвета, раздувающееся от жары тело, запах разложения. Синие, когда-то так любимые глаза закрыты навечно тяжелыми, словно гипсовыми, веками. Большой нос будто выдвинулся вперед. Она чуть не потеряла сознание. Сомнений не было – это Глеб. Теперь он будет являться ей в этом виде в страшных снах, наверное.
На похороны с мрачными лицами явились сотрудники Глеба, целая делегация с венком. Родное НИИ выделило вдове деньги на похороны, все-ж таки Глеб был главным инженером. Пришли соседи по дому и даче, Галина родня. Так получилось, что у Глеба родственников практически не осталось, ведь он был единственным сыном давно покойных родителей. С дальней своей родней, если она даже и была, он отношений не поддерживал.
Погребение и поминки прошли достойно. Сотрудники поочередно выступали с хвалебными речами ушедшему. Все сожалели о безвременной кончине Глеба, выражали соболезнование вдове.
Любовница Глеба даже не явилась на похороны. Конечно, ей не нужны отрицательные эмоции! Говорят, что она ждет ребенка… И хорошо, что ее не было. Гале совсем не хотелось с ней встречаться. Ни к чему давать лишний повод для сплетен, их и так немало. Нужно поскорее забыть измену Глеба, как страшный сон, и вспоминать только хорошее. Теперь он не отберет у них с Аленкой квартиру, не будет больше кричать на них и обижать.
До Гали вдруг дошло, что ее могут заподозрить в убийстве мужа. Она даже мысли не допускала, что Глеб способен на самоубийство. Вот и Борис Иванович, участковый, напросился сегодня в гости для разговора. А ведь она уже все рассказала следователю. Так что же надо этому Борису? Говорят, сейчас могут посадить и невиновного. Конечно, главное для них – закрыть дело. И ничего удивительного нет в том, что подозрение пало на нее. Уж кто-кто, а она-то знает, что горячо желала смерти мужу, был такой грех, и вот ее желание исполнилось! Мурашки побежали по телу. Галя почувствовала себя почти убийцей…
Когда пришел участковый, ее охватила нервная дрожь. Непринужденного разговора не получалось. Галя отвечала односложно, испуганно взглядывая на представителя закона, от которого зависела ее судьба. А он задавал каверзные вопросы. Правда ли, что характер у Глеба был деспотичный? Изменял ли он жене и раньше? Правда ли, что он мало считался с интересами жены и дочери? Почему он приватизировал квартиру только на себя? Почему Галя много лет терпела выходки мужа? Как отнеслась Алена к уходу отца из семьи? Как предлагал Глеб поделить совместно нажитое имущество? По ходу разговора как-то так выходило, что Глеб был настоящим монстром, и его близким ничего не оставалось, как расправиться с ним, особенно с учетом квартирного вопроса.
Наконец, Борис спросил главное: не было ли у Гали мыслей убить мужа?
Галя отрицательно мотнула головой. И тогда Борис выложил заготовленный козырь:
– Из показаний Вашей соседки, Клавдии Петровны Ивановой следует, что она видела Вас глубокой ночью возле дачи, в которой Ваш муж находился с любовницей. Можете ли Вы пояснить, что Вы там делали?
Галя замерла, как громом пораженная. Ее все-таки видели! Теперь уж ей не отвертеться! Из глаз ручьем хлынули слезы, и она, забыв про осторожность, заговорила, захлебываясь, пытаясь проговорить бурный поток мыслей, терзавших ее так долго:
– Я очень любила его, я все ему прощала! Сводила к шутке все конфликты! А тут! Он так резко стал чужим, он даже не стал меня слушать! Каково это, быть брошенной и униженной, вы не знаете! Меня выбросили, как старую тряпку! Никаких извинений, так жестоко! Он дочь обидел! Как будто не было всех этих лет! Он выгонял нас в развалюху на окраине города! Я просто не знала, что делать! Как он мог так поступить с нами? Я хотела наказать и его, и эту бесстыжую любовницу! Я хотела защитить своего ребенка! Да, я собиралась сжечь эту дачу! Но я не смогла! Наверное, к жизни меня вернула кошка. Я когда представила, что будет потом… Всю ночь почти я просидела на крыльце с Муськой на руках и ушла на рассвете. С тех пор я уже не думала об убийстве, потому что поняла: можно жить и без Глеба.
– Простите меня, Галя, я должен был задать этот вопрос. Успокойтесь, пожалуйста, я Вам верю. Я ведь не первый год знаю Вас, и я что-то понимаю в людях.
Галя шмыгала носом, вытирая мокрое лицо платком.
– У Вашего мужа были враги?
– Он был очень скрытным, ничего мне не рассказывал о своей жизни вне семьи, ни о радостях, ни о конфликтах. Будто и не было ничего такого. А если Вы ищете, кто его убил, то ищите около этой его любовницы. Я уверена, что с ней это как-то связано. Не было ее, и все было хорошо, а появилась она – и вот результат, – Галя опять заплакала.
– Скажите, пожалуйста, а когда Вы видели Глеба в последний раз?
– С тех пор, как он ушел, мы встречались только однажды, когда ездили с Аленой смотреть эту ужасную квартиру. Он звонил мне по телефону, предлагал варианты разъезда.
– Прошу Вас, расскажите, что он Вам предлагал?
– Сначала предлагал однокомнатную хрущевку на окраине, совсем в безобразном состоянии, а дней за десять до смерти сказал, что, возможно, получится вариант получше: однокомнатная улучшенной планировки. Смотреть он пока не приглашал, да и не звонил с тех пор… Послушайте, Борис Иванович, у Вас, наверное, сложилось впечатление, что Глеб очень плохой человек. Уверяю Вас, это не так! Просто у него был тяжелый характер. Конечно, он эгоист, как и все. Да, он не скрывал этого, высказывался и действовал слишком прямолинейно. Но он не пьянствовал, не бил нас, любил тоже по-своему! Все ведь люди разные! Я очень его любила, а я не могла бы полюбить плохого человека.
– Вот так! – подумал Борис. – Как великодушны русские женщины, когда они любят! В заслугу ставят, что не бил и не пил! Вот если бы меня так любили!
Вопросов у Бориса больше не было, и он, прощаясь с Галей, уже доставал сотовый телефон, чтобы договориться о встрече с Лекой.
Глава 25
Следователь Сергей Ильич Лобнов писал отчет о проделанной работе. Уж что-что, а писать отчеты он был не мастак, поэтому и мучился ужасно, и раздражался, и тихо матерился себе под нос.
Начальство готовилось к очередной реорганизации, усиливая контроль за деятельностью каждого сотрудника. На этот раз глобальность изменений символизировалась и подчеркивалась новым названием стражей порядка: ПОЛИЦЕЙСКИЕ. Как во всем мире. Чего выпендриваться? Советского Союза с его социалистической идеологией больше нет. Забыть, забыть поскорее, как будто и не было никогда! Памятники снести, взамен поставить новые, улицы и города переименовать, Ленина зарыть поглубже с глаз долой, от совковых словечек избавиться! А милиция – это чисто советское название.
Молодое поколение должно быть воспитано в новых условиях, а старое скоро уйдет, сгинет, и вместе с ним - память о прошлой жизни, от которой надо непременно отречься… Капитализм, так капитализм. Иного не дано. Охрана собственности хозяев жизни - святое дело. Полиция в царской России всегда охраняла власть имущих от народа. И нашим новым тоже хочется же быть уверенным, что не опомнятся, не отберут, в тюрьму не посадят, тем более не расстреляют. Слава Богу, уже теперь никого не расстреляют, мораторий не позволит. Ну, а переименование милиции в полицию поможет заодно отмести вместе с социалистическим прошлым и такие обидные словечки, как «менты поганые», «мусора».
Жизнь с чистого листа, так сказать. Попутное избавление от недостойных и за счет этого повышение зарплаты достойным. Неплохая задумка, однако все дело в том, кто и как в условиях общепризнанной коррупции будет решать , достоин ты или нет … Ну, если условно считать, что коррупция существует только среди рядовых работников, а начальники кристально чисты, тогда, конечно, спору нет...
Ох, вот, опять он так нелояльно, прямо-таки критически мыслит, с такими взглядами и работу можно потерять! Черт возьми, как же перестать раздражаться на бесконечные инициативы сверху! Этих бы идеологов да к работе привлечь, а то дел невпроворот! Да еще и очередное сокращение численности рабочих лошадок при реорганизации планируется… Конечно, не бездельников-идеологов же сокращать! Нет, они с тепленьких мест никогда не уйдут, будут доказывать свою полезность…
Ладно, его-то какое дело? Ему что, больше всех надо? Естественные издержки переходного периода. Америка тоже прошла через первоначальное накопление капитала. Когда это было? Более ста лет назад? Ни фига себе, где мы оказались…Все наладится лет через сто. И его будущие потомки, скорее всего, внуки, будут пользоваться благами цивилизации. Завтра будет лучше, чем вчера, знакомая песня… Почему же так хочется жить по справедливости и закону уже сегодня?
Нет, хватит размышлять, это бесполезно. Надо писать отчет. Руководство хочет выявить, кто работает лучше, больше успевает, вносит больший вклад в показатели работы коллектива, в раскрываемость дел, которая непременно должна расти год от года. Глупость какая, видно, заняться им больше нечем! Однако высокое начальство все больше контролировало каждый шаг рядовых работников и все чаще давало руководящие указания – попробуй не выполни! Чьи-то детки, новоиспеченные сотрудники вышестоящих органов всерьез, похоже, верили, что на местах работают одни дураки и коррупционеры, не способные без окриков сверху ни на что.
Итак, сколько допросов, очных ставок, следственных экспериментов и прочих мероприятий он провел за отчетный период? Сколько дел закрыл или приостановил? По каким причинам? Сколько передал в суд? Какова динамика по сравнению с предыдущим периодом?
Полных три дня из текущей недели пришлось потратить на утопленника из Петушков, Глеба Куприянова. Непозволительная роскошь, учитывая нагрузку. Провел шесть допросов - жены, любовницы, дочери погибшего, жениной сестры, ее мужа, тещи. Толку - ноль. Никто ничего не знает, ничего не пропало, никто никого не подозревает. К чему допросы и прочая писанина, когда и так ясно - это суицид. Ну, или несчастный случай, без разницы. Но не убийство же, как утверждает Борис Иванович! Конечно, Сергей доверяет его опыту и чутью, но после увольнения Крючкова уже столько воды утекло! Сейчас требования к следователям стали жестче, времени на расследование - меньше, и оперировать такими абстрактными понятиями, как чутье, непозволительно. И потом, Борис был знаком с погибшим, а родственникам и знакомым всегда кажется, что для самоубийства не было оснований.
Чутье, интуиция! Это что-то непонятное, незадокументированное, неподдающееся контролю сверху. А не обманывает ли следователь свое начальство, ссылаясь на интуицию? Нет ли у него своекорыстных, коррупционных интересов? Нет, факты и только факты, показания, документальные подтверждения, справки, бумажка к бумажке, все остальное - от лукавого. Верит следователь в виновность подозреваемого или нет, какое это имеет значение?
Борис, конечно, отстал от жизни, не понимает, что теперь работы у следователя столько, что лишь успевай поворачиваться. Показатели – это вам не шутки, Борис Иванович, стружку за них снимают еще как!
А Сергей уже приспособился за эти годы. Есть дела первоочередные, горящие - те, в которых задеты интересы сильных мира сего: начальников, известных бизнесменов, иных уважаемых людей. Или получившие скандальную известность усилиями журналистов. Такие дела на особом контроле, остальные подождут. По ним так крутишься, что начинаешь писать кипятком. Есть простенькие, раскрываемые по горячим следам, но не всем везет их получить. Есть сложные, но интересные: убийства, связанные с противозаконной деятельностью. Дернешь за одну ниточку - выявляется целый клубок событий и людей, втянутых в преступные махинации. Раскроешь - есть вероятность, что получишь премию или повышение. А есть бытовые, серые, занудные, требующие кропотливой работы, раздумий. За раскрытие такого дела никто особо не похвалит, а времени оно отнимет много. В месяц надо раскрыть и передать в суд как минимум три дела, иначе получишь взыскание, что автоматически влечет лишение всех выплат и надбавок, остается голый оклад до тех пор, пока взыскание не снимут. Вот и вертятся следователи, кто как умеет, а под наказание попадают наиболее совестливые.
Что, если Борис прав, и в Петушках, действительно, произошло убийство? Ну, что же, флаг ему в руки, раз он с таким энтузиазмом вызвался помочь. Правда, начальство уже торопит с закрытием этого дела за отсутствием события преступления. Сергей и сам бы не прочь, но не может отказать бывшему своему учителю, поэтому и тянет резину. В конце концов, он предупредил Бориса, что, если тот до конца квартала ничего не нароет, дело будет закрыто.
- Опять над отчетом маешься? - участливо спросил молодой следователь Виктор Порываев, энергично входя в кабинет. - Ну и духота у тебя! - Он распахнул окно, и в комнату ворвались свежий ветерок, чириканье воробьев и звон проходящего мимо трамвая. - Сколько раз говорил тебе - записывай, чем занимался, каждый день, тогда и вспоминать не придется.
Виктор работал легко, как и жил, воспринимая все происходящее как норму и не морочился размышлениями и переживаниями. Что начальство приказывало, то и делал. Отчет, так отчет. Закрыть дело, так закрыть. И все обосновывал фактами, документами. Документальное обоснование должно быть всему, это он усвоил четко. А то, что показания могли быть ложными, заключения и экспертизы - купленными, то ему-то откуда это могло быть известно? Ну, изменил свидетель свои показания, и что? Раньше врал, теперь правду говорит. Подозрения к делу не пришьешь. А документы, подтверждающие обоснованность действий следователя – вот они.
Уже через пять минут Виктор пил чай, одновременно уговаривая по телефону очередную подружку:
- Ну, не сердись, малыш. Никак не мог. Ты же знаешь, где я работаю. Выезд на труп, да. Забыл перезвонить, прости, закрутился. Давай сегодня, о’кэй? И я тоже. Да. Целую.
Глава 26
Свадьба Юли с Григорием состоялась через два месяца после знакомства. Парень не мог поверить своему счастью. Это просто чудо, что такая девушка полюбила его! Только мать его была, как всегда, недовольна, да разве ей возможно угодить! Она просто ревнует единственного сына.
Гриша жил в небольшой квартирке, доставшейся ему после смерти бабушки, и ворчливая свекровь не могла помешать безоблачному счастью молодоженов.
Юлечка оказалась отличной хозяйкой, не то, что эти избалованные мамашами городские девчонки. Все в ее руках спорилось, и она быстро навела в холостяцкой квартирке мужа уют. А когда жена объявила ему, что беременна, он просто готов был носить ее на руках.
Сын родился через семь месяцев. Юля говорила, что это не страшно, что такие младенцы даже более жизнеспособны, чем восьмимесячные. Однако свекровь тут же заподозрила неладное, ведь вес мальчика был вполне нормальный, как у доношенного.
Гриша не сразу прислушался к словам матери: он любил жену и верил ей. Счастливый отец купил кроватку и коляску, вставал ночью к сыну наравне с женой, а утром, не выспавшись, уходил на работу. Это время было самым лучшим в его жизни.
Рассматривая новорожденного, молодые родители всегда ищут в нем свои черты. Это только кажется, что все младенцы похожи друг на друга. Однако, если присмотреться к ним внимательно, видно, что они совсем разные, и внешне, и по характеру. Правда, у всех новорожденных глаза непонятного цвета, как у слепых котят. Юля уверяла, что сын похож на Григория, однако через месяц глаза мальчика стали еще синее, в то время как оба родителя были кареглазыми. Увидев внука впервые, свекровь подошла к невестке и прошипела: «Не наш ребенок! С кем нагуляла, бесстыжая?»
Григорию трудно было справиться с нахлынувшими подозрениями. Он вспомнил, как скоропалительно они поженились, – ребенок вполне мог быть чужим. Неужели Юлька его просто использовала, когда ее бросил другой? Значит, она его не любила никогда, а только притворялась? Жена все отрицала, и Грише казалось, что было бы легче, если бы она призналась. Из супружеских отношений ушло доверие, растаяла эйфория. Парень стал выпивать с друзьями после работы.
На заводе, где он трудился, начались задержки зарплаты, работы почти не было. Продукты, мыло, стиральные порошки и сигареты выдавали строго по талонам. Все рушилось и в стране, и в личной жизни. Народ жил в тревожном ожидании чего-то страшного, запасая соль и спички, как будто перед войной.
Глава 27
Юля развелась с мужем, когда сыну исполнилось два года. Григорий пил, денег почти не зарабатывал. Свекровь ненавидела невестку, Юрика внуком не признавала. Семейная жизнь превратилась в ад, но и одной с ребенком на руках выжить в начале девяностых было сложно.
Училище она так и не закончила, да и зачем? Зарплата на фабрике была мизерной, ведь спрос на отечественную швейную продукцию резко упал по причине появления промтоварных рынков, где шла бойкая торговля недорогими импортными тряпками, яркими и разнообразными.
Юля решила отвезти ребенка к бабушке в деревню. Татьяна Петровна, мать Юли, была рада приезду дочери и внука. Оставшись одна, она тосковала по мужу-покойнику, по прежней счастливой семейной жизни. Особенно одиноко было долгими зимними вечерами. Хорошо, что рядом жила подруга Шура с мужем, к ним в гости и ходила иногда чаю попить с вареньем да побеседовать о жизни.
У Шуры тоже сын жил в городе. Женился счастливо, сынишку растил чуть постарше Юрика. Молодые частенько навещали родителей, а вот к Татьяне дочь приехала впервые за три года. Татьяна и сама не ездила к дочери: не сложились отношения с новыми родственниками. А теперь вот уже и не родственники они. Одна дочка осталась с ребенком. Разве думала Татьяна, что ее Юлечке так не повезет в жизни, такой-то красавице?
С чем уехала, с тем и вернулась к матери – ни профессии, ни жилья. Разведенка, да еще с ребенком! Да в такое трудное время! Если бы был жив муж, они бы помогли дочке! А ведь она еще совсем молоденькая, и хороша по-прежнему, исхудала только очень.
– Юлечка, оставляй мне мальчика, как-нибудь проживем! Тебе надо жизнь свою устраивать, а без мужчины тяжело будет! Вот отдохни у меня, поживи немного, и опять в город! Найдешь работу, даст бог, будешь нам помогать. А потом, глядишь, и встретится тебе любимый человек!
– Спасибо, мамуля! Я теперь умнее буду. Вот увидишь, все у меня получится!
– Что думаешь делать, где работу искать?
– Да что ее искать-то? Вот на рынках продавцы всегда требуются, и зарплата повыше, чем у инженеров каких-нибудь. Знаешь, пока с Юрочкой во дворе гуляла, познакомилась с мамашками: одна конструктор, другая – программист. В последнее время так все изменилось, и образование вовсе не нужно никакое: те, кто раньше своими дипломами гордился, на таких маленьких зарплатах сидят, едва концы с концами сводят! Все надеются, что государство производителей поддержит. Заводы, институты всякие чуть живы, и люди не знают, что им делать, боятся квалификацию потерять, уволившись. Вот и ждут у моря погоды, а поезд уже ушел! А кто без образования, им и терять особо нечего, почему не рискнуть? Вот я и Гришке своему говорила: «Бросай свой завод, иди на рынок!» Да разве этот лох понимает чего-нибудь! Зря я с ним связалась, дура была, и этот Галкин инженеришка Глеб тоже теперь ничтожество! Сейчас в городе импортных товаров полно – на каждом углу киоски, и даже в булочных тряпками и сникерсами приторговывают. И знаешь, тот, кто вовремя подсуетился, неплохие бабки загребает! Вот где мужа надо искать!
– Какие еще бабки?
– Ну, мам, «капуста», «зелень», доллары, что тебе непонятно?
– Да ну тебя с этими словечками! Нахваталась!
…Через неделю Юлька уехала в город искать работу и свое бабское счастье.
Глава 28
Станислав Аркадьевич, отец Леки, рослый мужчина с седой волнистой шевелюрой, обрамляющей благородно высокий лоб, с очками в роговой оправе на крупном носу, в прошлом преподаватель и кандидат наук, а ныне пенсионер, встретил Бориса в тесной прихожей.
– Молодой человек, – говорил он, пожимая руку милиционеру, – очень Вас прошу разговаривать с моей дочерью поделикатнее. Она, видите ли, в положении, и это единственная возможность для нас с женой стать, наконец, бабушкой и дедушкой.
Борис усмехнулся – его, побитого жизнью сорокапятилетнего холостяка с язвой желудка, назвали молодым человеком.
Станислав Аркадьевич жестом пригласил гостя пройти в комнату дочери.
– Лекочка, к тебе тут из милиции пришли.
В небольшой, но светлой и уютной комнате на диване у окна сидела молодая красивая женщина.
– Леокадия Станиславовна? – смущенно пробормотал Борис, приглаживая волосы.
– Да, присаживайтесь, пожалуйста. Борис Иванович, если не ошибаюсь? Что вы хотели узнать?
Черт возьми, у Бориса от внезапной робости все вопросы из головы вылетели. До чего же хороша! Карие глаза смотрят из-под длинных ресниц серьезно и внимательно, строго. А он сегодня даже не побрился!
– Как вы понимаете, я насчет смерти Глеба Куприянова, – начал Борис. – Я знаю, что Вас уже допрашивали, но в нашем деле важной может оказаться любая мелочь, так что прошу Вас отвечать мне развернуто, с максимально возможными подробностями.
– Что именно вы хотите услышать? Я уже рассказывала, что не видела Глеба около десяти дней до его смерти. Соседки по больничной палате подтвердили Вашим сотрудникам, что Глеб не навещал меня неделю перед выпиской.
– Я знаю, знаю. Но вы не пробовали звонить ему?
– Он не брал трубку.
– Вы поссорились?
– Да, из-за письма, – Лека вынула свернутый вчетверо листок и показала Борису. Он быстро пробежал текст глазами.
– Почему Вы не сказали об этом письме следователю?
– Все произошло так внезапно, мне нужно было обдумать происшедшее. А вдруг меня бы задержали по подозрению в убийстве? Вы же арестовываете на двое суток до выяснения обстоятельств? Мне совсем не хотелось в камеру, это могло убить моего малыша.
– А теперь почему Вы решились?
– Прошло время, и у вас, милиционеров, наверняка, появились версии и другие подозреваемые. А мне бояться нечего, потому что я невиновна.
– Почему же Вы думали, что на основании этого письма Вас могли задержать?
– Если предположить, что у меня есть тайный любовник, как может показаться при чтении этого послания, то я могла бы действовать с ним заодно против Глеба.
– А у Вас его нет?
– Ну, вот видите, и Вы туда же, – недовольно поморщилась Лека. – Глеб тоже мне не поверил. Это и было причиной нашей ссоры.
– Кто же и зачем написал это письмо, если не Ваш любовник?
– Представления не имею. Наверняка, это как-то связано со смертью Глеба. Вы милиция, выясняйте, а я что могу? Для меня теперь главное – мой ребенок.
– Хорошо. Вы позволите мне взять письмо?
– Берите. Зачем оно мне?
– Спасибо. И еще вопрос деликатный: был ли у Вас близкий знакомый с таким именем, который бы мог написать это письмо?
– Нет, все мои знакомые – умные и выдержанные люди, они не стали бы такое писать. Стиль этого послания – он какой-то неуловимо странный. Не могу понять, в чем дело. Андрей у меня был, да, но все закончилось два года назад.
– Прошу Вас, назовите его полное имя и место жительства.
– Чернов Андрей Павлович, улица Луговая, восемьдесят девять, квартира сто пятьдесят семь. Зря Вы человека потревожите, уверяю Вас, он не писал этого письма.
– Хорошо, я Вам верю.
– У меня даже было предположение, что письмо написал сам Глеб или кто-то по его просьбе.
– Зачем?
– Не знаю. Может, он решил вернуться к жене? Или испугался моей беременности? Говорят, с мужчинами такое случается.
– А как он отнесся к известию, что у него будет ребенок?
– Радовался. Хотел мальчика.
– Быть может, вы расскажете что-нибудь о характере Глеба?
– Мне он представлялся сильным, мужественным, порядочным и надежным. Очень любил меня, защищал, заботился.
– Теперь Вы изменили мнение о нем?
– Меня потрясло, что он даже не стал меня слушать. Мне оправдываться не в чем, а он мне не поверил. Я не могу забыть этого. Он оставил меня, когда я лежала в больнице, с ребенком могло случиться все, что угодно, а он даже не звонил! Наверное, я его плохо знала…
– Сколько времени Вы были знакомы?
– С июня. Видимо, это, действительно, мало. Но мне казалось, что у нас все всерьез.
– Вы любили его?
– А Вам зачем это знать? Я ведь не на исповеди. Про события я все рассказала, а про чувства позвольте умолчать, это личное.
– Простите. Могу ли я обращаться к Вам за помощью?
– За помощью в расследовании? Конечно. Мне бы хотелось, чтобы Вы нашли убийцу, если он был.
– А Вы допускаете самоубийство?
Лека покачала головой.
– Теперь уже ничего не знаю. Может, несчастный случай?
– Соседка показала, что вы часто ходили с Глебом купаться ночью, это так?
– Да, ходили каждый вечер, а что в этом предосудительного?
– Я хотел спросить, были ли на дне озера камни?
– Нет, чистое, ровное, безопасное дно. Там и мальчишки днем ныряли.
– А Глеб любил нырять?
– Ну да, как все мужчины, наверное. Они всегда ныряют. А женщины прическу берегут.
– Вы подтверждаете, что в доме ничего не пропало? Вас ведь специально возили в Петушки, чтобы Вы внимательно посмотрели. Ничего не скрыли от следователя?
– Не скрыла, я только про письмо не сказала. А в доме все нормально, все на своих местах, да и воровать-то там нечего, – с раздражением ответила Лека.
– Ну, Леокадия Станиславовна, не буду Вас утомлять. Спасибо за беседу. Так Вы позволите мне звонить Вам, если появятся новые вопросы?
– Да, конечно, звоните, – Лека протянула Борису руку на прощание.
Вернувшись домой в Петушки, Борис сел за компьютер и нашел в Интернете значение имени новой знакомой. У обладательниц имени Леокадия, как сообщала всемирная паутина, стремление к познанию нового поистине безгранично. Это смелые женщины, уверенные в своих силах, они полны энергии и желания действовать, однако им следует избегать опрометчивых решений.
– Интересная женщина, – подумал Борис. – Жаль, если она убила. Надо узнать, что это за фрукт – Чернов Андрей Павлович с улицы Луговой.
Глава 29
Любовь – чувство строго избирательное. Ее не перепутаешь ни с чем. Если любимого человека легко может заменить другой, более красивый, умный или богатый, то, увы, это не она! Как писал Куприн, миллионы людей думают, что они любят, и только двум из них Бог посылает любовь.
Влюбленный просыпается и засыпает с одной только мыслью – об объекте своей любви. Больше всего на свете он боится потерять любовь, и его единственное желание – всегда быть рядом с любимым человеком. Большое счастье, когда люди женятся по любви.
К сожалению, чаще бывает иначе – в брак вступают по иным соображениям. Иногда просто диву даешься, как легкомысленно люди заключают брачный союз, словно вещь в магазине покупают.
– А почему не попробовать? В крайнем случае, разведемся, – так рассуждают они. Однако оказывается, что семейная жизнь без любви – тяжкое испытание, потому что терпеть привычки другого человека, относиться снисходительно к его многочисленным недостаткам, понимать и прощать гораздо легче, когда есть любовь.
У Татьяны Петровны, матери Юли, сердце болело за дочь. Она вспоминала свою жизнь. Может, это она где-то допустила ошибку? Что же она сделала или сказала не так? Почему дочери так не везет?
У самой Татьяны, как она считала, судьба была хоть и не легкой, но вполне счастливой. Она всю жизнь прожила в родной деревне. Еще в школе влюбилась в одноклассника, им было всего-то по четырнадцать лет. Тогда считалось, что в этом возрасте влюбляться рано, она и не думала ни о чем таком. Смотрела фильмы о любви, влюблялась в киногероев. А одноклассники – они такие обычные, да они еще просто маленькие! Не сразу она обратила внимание, что один из мальчиков все время посматривает на нее. Только она взгляд от тетрадки поднимет – а его глаза тут как тут. Она быстро отворачивалась, краснея, а сердце взволнованно билось. Даже и подумать боялась, что это любовь. Что скажут родители, учителя?
Скоро одноклассники заметили их взгляды, посыпались насмешки, шутки. Оттого что чувства приходилось скрывать ото всех, они разгорались еще сильнее. Они иногда разговаривали, как все, порой он даже провожал ее до дома, и внешне все было так, как будто ничего и нет между ними, но дыхание перехватывало от счастья.
После окончания школы он ушел в армию, так и не объяснившись. Вот тогда Таня поняла, как крепко она любила. Оказывается, совершенно невозможно жить, если нет надежды, что завтра встретишь любимого. Пусть он по-прежнему молчит, но только пусть будет где-то рядом, ведь без его глаз жизнь потеряла всякий смысл. За эти два года она многое пережила и передумала, хотела писать ему, но не решилась. А вдруг ничего нет, вдруг ей все это только показалось? Вдруг он только посмеется над ней? Единственное, что ее утешало – то, что он все равно вернется в родительский дом, и она вновь увидит его. Об этом и думала каждый день, и считала время до его возвращения.
Когда он приехал, Татьяна работала в огороде. Руки были в земле, волосы растрепаны. Она готова была провалиться под землю от смущения. А он только и сказал: «Мне было плохо без тебя. Выходи за меня замуж».
И вот с тех пор до самой его смерти они были так счастливы, что даже сейчас сердце защемило, оттого что все уже в прошлом. Осталась только память, и этого никому не отнять.
Может быть, зря она говорила дочери, что надо искать жениха в городе? С другой стороны, ну не было достойных ее кавалеров в классе! Все после школы тоже в город подались: нет в деревне работы, что поделаешь. Кто пошустрее, женились уже на городских девчонках, и тем решили проблемы с жильем.
Об Артеме Татьяна Петровна старалась не вспоминать. Он не простил Юльке, что она не дождалась его из армии. Вернувшись, неделю пил с горя, а потом тоже уехал в город. Вот так-то. Нет, себя винить ей не за что.
Как в наше время думать о любви? Без города нет работы, а без жилья нет семьи. Если продать свой деревенский дом, даже плохонькой квартирки не купишь. Значит, остается одно – искать подходящую партию, обязательно с жильем. Простому человеку век на квартиру денег не заработать, да и снимать всю жизнь тяжело. Но как дочка будет жить без любви? А может, все-таки и полюбит, разве обязательно влюбляться в нищего?
Она верила, что дочь все же найдет свое счастье. А Юрик пусть пока поживет у бабушки.
Глава 30
Приобщив письмо к материалам дела, Борис оставил себе копию. Он решил под любым предлогом получать образцы почерка тех, с кем беседует, – а вдруг повезет? Сергей Лобнов, пожалуй, даже был рад тому, что Борис заинтересовался расследованием и занимается им добровольно, не считаясь с личным временем. Иногда при поиске истины не обойтись без такой упертости.
Как выяснил Борис по базам данных, Чернов Андрей Павлович работал в областном управлении Федеральной налоговой службы.
Здание управления, недавно построенное, являло собой типичный образец современной архитектуры. Фронтон его был остеклен полностью, от пола до потолка, сбоку – полукруглая башня, венчаемая куполом. Перед башней – полукруглое крыльцо с колоннами. Толкнув прозрачную легкую дверь, Борис очутился в полукруглом вестибюле. Темный гладкий пол благородно поблескивал в свете многочисленных спотов. Вход посторонним преграждало помещение охраны и вертушка, открывающая доступ в заветную обитель только обладателям пластиковых карточек-пропусков. За вертушкой в центре вестибюля находилась винтовая лестница, выполненная из того же темного блестящего материала, что и пол, и ведущая к кабинетам чиновников.
Позвонив по служебному телефону, номер которого любезно сообщил ему охранник, Борис представился и попросил Андрея Павловича уделить ему несколько минут для конфиденциальной беседы.
Текст взят с http://www.lit-bit.narod.ru/
