-
Укрытая от хищных рук,
Таясь и от своих друзей,
Чтоб не мешал тебе и друг
Высиживать детей, -
Сиди здесь, пеночка! И вот,
Как дети вылетят и пуст
Твой станет домик, отцветет
И покровитель куст.
Не забывай, как здесь тебя
В тенистой роще, в дождь и зной,
Берег, лелея и любя,
Куст буквицы лесной.
x x x
If this great world of joy and pain
Revolve in one sure track;
If freedom, set, will rise again,
And virtue, flown, come back;
Woe to the purblind' crew who fill
The heart with each day's care;
Nor gain, from past or future, skill
To bear, and to forbear!
x x x
Наш мир, различен и един,
Вершит свой вечный путь.
Встает свобода из руин,
Чтоб правду нам вернуть.
Так будь же проклят, низкий сброд,
Отступник славных дел.
Достоин счастья только тот,
Кто ждать его умел.
x x x
Most sweet it is with unuplifted eyes
To pace the ground, if path be there or none,
While a fair region round the traveller lies
Which he forbears again to look upon;
Pleased rather with some soft ideal scene,
The work of Fancy, or some happy tone
Of meditation, slipping in between
The beauty coming and the beauty gone.
If Thought and Love desert us, from that day
Let us break off all commerce with the Muse:
With Thought and Love companions of our way,
Whate'er the senses take or may refuse,
The Mind's internal heaven shall shed her dews
Of inspiration on the humblest lay.
ВНУТРЕННЕЕ ЗРЕНИЕ
Блажен идущий, отвративший взор
От местности, чьи краски и черты
Зовут себя разглядывать в упор,
Минующий прекрасные цветы.
Ему иной желаннее простор:
Пространство грезы, нежный зов мечты, -
Как бы мгновенно сотканный узор
Меж блеском и затменьем красоты.
Любовь и Мысль, незримые для глаз,
Покинут нас - и с Музой в свой черед
Мы поспешим проститься в тот же час.
Покуда ж вдохновение живет -
Росу на песнопение прольет
Небесный разум, заключенный в нас.
x x x
Why art thou silent! Is thy love a plant
Of such weak fibre that the treacherous air
Of absence withers what was once so fair?
Is there no debt to pay, no boon to grant?
Yet have my thoughts for thee been vigilant -
Bound to thy service with unceasing care,
The mind's least generous wish a mendicant
For nought but what thy happiness could spare.
Speak-through this soft warm heart, once free to hold
A thousand tender pleasures, thine and mine,
Be left more desolate, more dreary cold
That a forsaken bird's nest filled with snow
'Mid its own bush of leafless eglantine -
Speak, that my torturing doubts their end may know!
x x x
Ты все молчишь! Как быстро отцвела
Твоя любовь, не выдержав дыханья
Разлуки, растоптав воспоминанья,
Отвергла долг и дар свой отняла.
Но в горький плен мой разум ты взяла,
Тебе служить - иного нет желанья!
И хоть сожгла ты прошлое дотла,
Душа, как нищий, просит подаянья.
Ответь! - Пусть сердце, пылкое тогда,
Когда мы страстным предавались негам,
Пустым, холодным стало навсегда, -
Гнездо в лесу, засыпанное снегом,
В глухом лесу, где замер каждый звук.
Ответь, молю, не дли жестоких мук!
From "Sonnets"
Из книги "Сонеты"
COMPOSED ON A MAY MORNING, 1838
Life with yon Lambs, like day, is just begun,
Yet Nature seems to them a heavenly guide.
Does joy approach? they meet the coming tide;
And sullenness avoid, as now they shun
Pale twilight's lingering glooms, - and in the sun
Couch near their dams, with quiet satisfied;
Or gambol-each with his shadow at his side,
Varying its shape wherever he may run.
As they from turf yet hoar with sleepy dew
All turn, and court the shining and the green,
Where herbs look up, and opening flowers are seen;
Why to God's goodness cannot We be true,
And so, His gifts and promises between,
Feed to the last on pleasures ever new?
СОЧИНЕНО МАЙСКИМ УТРОМ, 1838
Лишь начинают жить ягнята эти.
Пока природа восхищает их.
Ягнята ждут лишь радостей земных,
Их сторонится грусть, а сами дети
Бегут от темных кущ, лежат при свете
Златого солнца возле мам своих
Иль скачут вместе с тенью за двоих,
Меняя ее форму в пируэте.
А как летят по травам, где чисты
Висят росинки, где цветы в тумане!
Как по зеленой носятся поляне!
Что ж нам-то мало Божьей доброты?
Что ж средь его даров и обещаний
Все новой ищем сладкой суеты?
From "Poems" (1845)
Из сборника "Стихотворения" (1845)
THE SIMPLON PASS
-----Brook and road
Were fellow-travellers in this gloomy Pass,
And with them did we journey several hours
At a slow step. The immeasurable height
Of woods decaying, never to be decayed,
The stationary blasts of waterfalls,
And in the narrow rent, at every turn,
Winds thwarting winds bewildered and forlorn,
The torrents shooting from the clear blue sky,
The rocks that muttered close upon our ears,
Black drizzling crags that spake by the wayside
As if a voice were in them, the sick sight
And giddy prospect of the raving stream,
The unfettered clouds and region of the heavens,
Tumult and peace, the darkness and the light-
Were all like workings of one mind, the features
Of the same face, blossoms upon one tree,
Characters of the great Apocalypse,
The types and symbols of Eternity,
Of first, and last, and midst, and without end.
СИМПЛОНСКИЙ ПЕРЕВАЛ
Дорога и река
Сопутствовали нам. Мы шли часами
Неторопливым шагом. Из лесов
К нам доносился тяжкий запах тленья,
Но жизнь торжествовала здесь повсюду;
Гремели, низвергаясь, водопады;
В теснине узкой воевали ветры
И выли, побежденные, протяжно;
Потоки изливались - с ясной выси;
Невнятными глухими голосами
Чернеющие - все в слезах - утесы
Пытались нам поведать о себе;
Безумствуя, речная быстрина
Нам головы кружила; в небесах
Парили облака свободной стаей.
Покой и непокой и тьма и свет -
Все словно одного ума творенье
И словно одного лица черты.
О, грозные, таинственные знаки!
Своей рукой их начертала вечность:
Начало, и конец, и бесконечность.
x x x
Though the bold wings of Poesy affect
The clouds, and wheel aroud the mountain tops
Rejoicing, from her loftiest hight she drops
Well pleased to skim the plain with wild flowers deckt,
Or muse in seldom grove whose shades protect
The lingering dew-there steals along, or stops
Watching the least small bird that round her hops,
Or creeping worm, with sensitive respect.
Her functions are they therefore less divine,
Her thoughts less deep, or void of grave intent
Her simplest fancies? Should that fear be thine,
Aspiring Votary, are thy hand present
One offering, kneel before her modest shrine,
With brow in penitential sorrow bent!
x x x
На мощных крыльях уносясь в зенит,
Пируя на заоблачных вершинах,
Поэзия с высот своих орлиных
Порой на землю взоры устремит -
И, в дол слетев, задумчиво следит,
Как манят пчел цветы на луговинах,
Как птаха прыгает на ножках длинных
И паучок по ниточке скользит.
Ужель тогда ее восторг священный
Беднее смыслом? Или меньше в нем
Глубинной мудрости? О дерзновенный!
Когда ты смог помыслить о таком,
Покайся, принося ей дар смиренный,
И на колени встань пред алтарем.
Приложение
ГАРРИ-ГИЛЛЬ
Что за причина! что за чудо!
Наш Гарри-Гилль угрюм как тень;
Лицо его так желто, худо,
И весь он зябнет целый день.
Уж мало ль у него одежи,
Плащей, камзолов и всего:
У всей у нашей молодежи
Нет столько их, как у него.
А все дрожит он; даже летом
Ему, как в зиму, холодно.
Соседи все твердят об этом,
Что Гарри-Гилль дрожит давно -
Дрожит во всякую погоду,
Поутру, в поддень и в ночи,
Идет ли солнышко по своду,
Блестят ли месяца лучи.
А был он фермер сильный, тучный,
Румяный, словно маков цвет;
Имел он голос громозвучный,
Силач, каких в деревне нет. -
Бедна была старушка Гуди,
Жила поденным лишь трудом;
Бывало, все дивились люди,
Как у сердечной беден дом.
Весь день прядет она, бывало,
И долго за полночь прядет,
А выпрядет порой так мало,
Что чуть на свечи достает.
Жила она у нас лет сорок,
В Дорсетском графстве, под горой,
Где уголь каменный так дорог
И к нам привозится водой.
У нас все бедные старушки
Ведут хозяйство сообща;
Но Гуди-Блэк одна в лачужке
Жила, на Бога не ропща.
Еще ей летом было сносно,
Когда день долог, ночь тепла,
Весь день прядет она под сосной,
Как коноплянка, весела.
Зато как жить сердечной трудно,
Когда замерзнут волны рек!
Тогда-то, Боже правосудный,
Какая жизнь для Гуди-Блэк!
Ей худо днем, а ночью хуже.
Какая грустная пора!
Как страшно лечь в постель от стужи,
Не спать от стужи до утра!
Зато, о верх благополучья!
Когда метель, качая бор,
В ночь поломает сосен сучья
И занесет их к ней на двор.
Но никогда, вам скажет каждый,
Ей не случалось их набрать
Так много, чтоб хотя однажды
Согреться и не горевать.
Когда трещит мороз и станет
Уж не по силам холод ей, -
Как сильно взор старушки манит
К себе соседних вид плетней!
И, молвить истину, нередко,
В избе продрогнув целый день,
Ходила по ночам соседка
Ломать у Гарри-Гилль плетень.
Давно старушку в похищеньи
Наш Гарри-Гилль подозревал,
И в сердце каменном о мщеньи
Немилосердно замышлял,
И часто ночью, встав с постели,
Ходил дозором по полям,
И на снегу, в мороз, в метели,
Он поджидал соседку там.
И вот он раз, за скирдом хлеба,
Старушку Гуди сторожил.
Луна светила ярко с неба,
И жниво иней серебрил.
И вдруг он слышит чей-то шорох;
Тогда он тихо сполз с холма
И с дикой радостью во взорах
Глядит - то Гуди-Блэк сама!
В расположении веселом,
Он за кустом к земле приник
И видит: Гуди, кол за колом,
Кладет в дырявый передник;
Потом, на плечи взяв вязанку,
Спешит околицей домой.
Тогда несчастную беглянку
Он ухватил и крикнул: стой!
И злобно руку ей пожал он
Рукой тяжелой, как свинец,
И злобно руку потрясал он,
Крича: "Попалась наконец!"
Тут Гуди, с ужасом во взоре,
Бросает наземь ношу дров
И, преклоня колена, в горе
Так молится творцу миров:
"О Боже, бедных покровитель,
Не дай ему согреться век!"
Холодный месяц был лишь зритель,
Как на коленях Гуди-Блэк,
Иссохшие поднявши руки,
Молилась жаркою мольбой.
Наш Гарри, слов тех слыша звуки,
Вдруг охладев, пошел домой.
Наутро все узнали вскоре
Ужасную в деревне быль.
В лице болезнь, на сердце горе,
Весь день не мог согреться Гилль;
Весь день ходил он в рединготе,
Во вторник он купил другой,
Купил две шубы он к субботе,
Но не согрелся ни в одной.
Не греет мех, не греют шубы,
Ему все так же холодно;
Стучат, стучат о зубы зубы,
Как в бурю ветхое окно.
С тех пор он вянет в юном цвете:
На нем проклятия печать,
И сколько б ни жил он на свете,
Он не согреется опять.
Он говорить ни с кем не хочет,
Он всех дичится, весь ослаб,
И вечно сам с собой бормочет:
"Бедняжка Гарри-Гилль озяб".
И, головой поникнув к груди,
Стучит зубами целый век. -
Порою вспомните, о люди!
О Гарри-Гилль и Гуди-Блэк.
Перевод Д. Мина
НАС СЕМЕРО
Ребенку так легко дышать на свете!
Он жизни полон, - и зачем ему
О смерти знать? Нет, мысли эти
Несродны детскому уму.
Иду, - мне девочка навстречу.
Семь лет ей, по ее словам.
Дивлюсь густым ее кудрям,
Волнами вьющимся на плечи!
Простые сельские черты,
И странность дикая наряда,
И глазки, чудо красоты, -
Все в этой девочке отрада.
"Вас сколько братцев и сестер?"
- Нас семь, - она мне отвечает
И робко любопытный взор
На незнакомца подымает.
"Благословенная семья...
И вместе все, душа моя?"
- На кораблях ушли куда-то,
Да двое нас в земле лежат;
А подле них, вон там в избушке,
Мы с маменькой...
Я слушать рад!
"Так двое за морем, вострушка,
Да двое в городе живут,
И стало вас не семь, а меней?"
- Нет, семь, ведь брат с сестрицей тут,
В земле, под купою ясеней.
"Ты, друг мой, споришь мне на смех!
Двоих уж вы похоронили;
Вас было семь, когда те жили,
Теперь не пятеро ли всех?"
- Их видно, барин, где они зарыты:
Могилки свежей зеленью покрыты.
За хижиной шагов пяток назад, -
Там! - оба рядышком лежат.
И я хожу туда вязать чулочек,
Для куклы шить или рубить платочек.
На травке сидя, как в раю,
Для них я песенки пою;
А закатится солнце красно
И на дворе тепло и ясно,
Я часто ужин свой беру, -
Хоть маменьке не по нутру, -
Иду опять к могилкам в гости
И ужинаю на погосте...
Сестрица прежде умерла:
В постельке охала, стонала;
Бог сжалился, - и перестала,
И молча в гробик свой сошла.
На кладбище ее зарыли.
Все лето с братцем мы ходили
К ней над могилкою играть;
Вот стал и снег уж выпадать,
Уж началися и катанья, -
Брат захворал - и, без страданья,
Он рядышком с сестрицей лег...
Я будто бы понять не мог.
"Так сколько ж вас теперь на свете?
Двоих Господь на небо взял?"
Она при том же все ответе:
- Нас семеро! - Я спорить стал;
Но речи тратил с ней напрасно,
Она стояла на своем,
И ей казалось очень ясно,
Что жить нельзя не всемером!
Перевод Е. Корша
НАС СЕМЕРО
Ребенок простодушный, чей
Так легок каждый вдох,
В ком жизнь струится, как ручей,
Что знать о смерти мог?
Я встретил девочку, идя
Дорогой полевой.
"Мне восемь", - молвило дитя
С кудрявой головой.
Одежда жалкая на ней
И диковатый вид.
Но милый взгляд ее очей
Был кроток и открыт.
"А сколько братьев и сестер
В твоей семье, мой свет?"
Бросая удивленный взор,
"Нас семь", - дала ответ.
"И где ж они?" - "Ушли от нас
В далекий Конвей двое,
И двое на море сейчас.
А всех нас семь со мною.
За нашей церковью в тени
Лежат сестренка с братом.
И с мамой мы теперь одни
В сторожке с ними рядом".
"Дитя мое, как может вас
Быть семеро с тобою,
Коль двое на море сейчас
И на чужбине двое?"
"Нас семь, - ответ ее был прост, -
Сестра моя и брат,
Едва войдешь ты на погост -
Под деревом лежат".
"Ты здесь резвишься, ангел мой,
А им вовек не встать.
Коль двое спят в земле сырой,
То вас осталось пять".
"В цветах живых могилы их.
Шагов двенадцать к ним
От двери в дом, где мы живем
И их покой храним.
Я часто там чулки вяжу,
Себе одежку шью.
И на земле близ них сижу,
И песни им пою.
А ясной летнею порой,
По светлым вечерам
Беру я мисочку с собой
И ужинаю там.
Сначала Джейн ушла от нас.
Стонала день и ночь.
Господь ее от боли спас,
Как стало ей невмочь.
Мы там играли - я и Джон,
Где камень гробовой
Над нею вырос, окружен
Весеннею травой.
Когда ж засыпал снег пути
И заблестел каток,
Джон тоже должен был уйти:
С сестрой он рядом лег".
"Но если брат с сестрой в раю, -
Вскричал я, - сколько ж вас?"
Она в ответ на речь мою:
"Нас семеро сейчас!"
"Их нет, увы! Они мертвы!
На небесах их дом!"
Она ж по-прежнему: "Нас семь!" -
Меня не слушая совсем,
Стояла на своем.
Перевод И. Меламеда
x x x
Пока не началась моя
Дорога пилигрима,
О Англия, не ведал я,
Как мною ты любима.
Прошел тот грустный сон, и вновь
В простор меня не тянет,
Но, кажется, к тебе любовь
Расти не перестанет.
Твои леса, твои луга,
Здесь все, что сердцу свято,
У английского очага
Люси пряла когда-то.
Твое светило грело нас
В дни юности веселой,
И взор Люси в последний раз
Взглянул на эти долы.
Перевод Г. Иванова
ПЕСНЯ ВЕЧНОГО ЖИДА
Воды бурные потоков
Быстро вниз несутся с гор,
Но, умчавшись от истоков,
Отдыхают среди гор.
Буря в небе гонит тучи,
Но замолкнет ветра вой,
И они оденут кручи
Неподвижной пеленой.
У проворной быстрой серны
Посреди альпийских льдов
Есть приют в пещерах верный,
Ей одной знакомый кров.
Морж, затихнуть дав волненью,
Посреди пучин морских
Отдается волн теченью,
Задремав на гребнях их.
Ворон, бурею гонимый,
Держит в горы трудный путь,
Чтоб усесться недвижимо
На их каменную грудь.
По пескам пустыни знойной
Страус бродит целый день,
Но в гнезде своем спокойно
Он встречает ночи тень.
С каждым днем мой путь тяжеле,
С каждым днем тоска растет,
И к безвестной дальней цели
Странствий дух меня влечет.
Перевод М. Фроловского
ПАДЕНИЕ ВЕНЕЦИАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Она страшила некогда Восток
И охраняла Запад: дочь Свободы
И первенец ее, она сквозь годы
Блюла себя и свой высокий рок.
И пояс девства стан ее облек!
Ни соблазнитель, ни прямой насильник
Не смели погасить ер светильник.
Венчался с нею лишь морской поток.
Венеция! и вдруг былая слава
Исчезла и былая мощь прошла -
И над тобою грянула расправа,
И все твои великие дела
Всего лишь тень... Но тень столь величава,
Что не ее, а взор нам застит мгла.
Перевод В. Топорова
К МИЛЬТОНУ
Мильтон? Зачем тебя меж нами нет?
Британии ты нужен в дни паденья!
Везде заветов прошлого забвенье,
Погибла честь, померкнул правды свет.
Родимый край под гнетом тяжких бед,
В оковах лжи, тоски, ожесточенья.
О, пробуди в нас честные стремленья,
Стряхни могильный сон, восстань, поэт!
Твоя душа была звездой блестящей,
Твой голос был как светлый вал морской -
Могучий, и свободный, и звенящий;
Ты твердо шел житейскою тропой.
Будь вновь для нас зарею восходящей,
Будь факелом над смутною толпой!
Перевод К. Бальмонта
ЛОНДОН, 1802
О, Мильтон, должен жить ты в эти годы!
Ты нужен Англии; она сейчас
Стоячее болото; в ней угас
Дух радости, закал былой породы.
Алтарь, перо и меч, очаг, зал, своды
Покинул он. В корысти мир погряз.
О, к нам приди и подними всех нас,
Верни нам доблесть, мужество свободы.
Твой дух сиял звездою одиноко,
А голос твой звучал прибоем бурь,
Свободен, величав, чист, как лазурь.
Ты странствовал среди житейских нужд
Божественно-светло, но дух высокий
Обязанностям низким не был чужд.
Перевод М. Зенкевича
ЛОНДОН, 1802. МИЛЬТОН
Как нынче, Мильтон, Англии ты нужен!
Она - болото; меч, перо, амвон,
Село и замок впали в мутный сон.
Мы себялюбцы, и наш дух недужен.
Вернись же к нам, дабы тобой разбужен
Был край родной и к жизни воскрешен!
Пусть мощным, вольным, властным станет он
И с добродетелью исконной дружен.
С душой, как одинокая звезда,
И речью, словно гул стихии водной,
Как небо чист, могучий и свободный,
Ты бодро-благочестным был всегда,
Взвалив на сердце, в простоте безгневной,
Убогий труд работы повседневной.
Перевод Арк. Штейнберга
x x x
Отшельницам не тесно жить по кельям;
В пещерах жизнь пустыннику легка;
Весь день поэт не сходит с чердака;
Работница поет за рукодельем;
Ткач любит стан свой; в Форнер-Фелльс
к ущельям
Пчела с полей летит издалека,
Чтоб утонуть там в чашечке цветка;
И узники живут в тюрьме с весельем.
Вот почему так любо мне замкнуть,
В час отдыха, мысль вольную поэта
В размере трудном тесного сонета.
Я рад, когда он в сердце чье-нибудь,
Узнавшее излишней воли бремя,
Прольет отраду, как и мне, на время.
Перевод Д. Мина
x x x
Господень мир, его мы всюду зрим,
И смерть придет, копи или расходуй.
А в нас так мало общего с природой,
В наш подлый век мы заняты иным.
Играет море с месяцем златым,
Порхает ветер, опьянен свободой,
Иль спит и копит мощь пред непогодой.
Что нам с того! Мы равнодушны к ним.
Мы для всего чужие. Боже правый,
Зачем я не в язычестве рожден!
Тогда, священной вскормленный дубравой,
Я видел бы веков минувших сон.
При мне б из волн вставал Протей лукавый,
При мне бы дул в крученый рог Тритон.
Перевод В. Левака
x x x
Исполнен вечер истинной красы,
Святое время тихо, как черница,
Проникнутая благостью; садится
Светило дня, как в облаке росы...
На краешке прибрежной полосы
Прислушайся! как гром, грохочет Сущий,
Круговращеньем правит Всемогущий,
И длятся вечносущие часы.
Дитя! подруга! если гнета мыслей
Не знаешь ты и на пороге мрака,
То ты - равнобожественна мирам.
Тогда себя к блаженным сопричисли,
Тогда войди бестрепетно во храм.
Господь избрал тебя, не дав нам знака.
Перевод В. Топорова
БЕССОННИЦА
Волокна шерсти мягкой, что прядет
Лениво прялка. Шум дождя и пчел
Гуденье. Всплеск реки, и ровный дол,
И ветер в небе, и полотна вод -
Я передумал обо всем и вот
Лежу без сна. А скоро во дворе
Услышу щебет птиц, и на заре
Печальная кукушка пропоет...
Как прошлых две, я эту ночь опять
Не в силах обрести тебя, мой сон.
Ужели снова я тебя лишен?
Что без тебя мне утро может дать?
Приди, день должен быть тобою завершен.
Приди, источник сил, здоровья мать.
Перевод Н. Кончаловской
МОТЫЛЬКУ
Побудь вблизи, прерви полет!
Пусть взор мой на тебе замрет!
Тобой воссоздан каждый миг
Первоначальных дней моих!
И время, что давно мертво,
оживлено тобой,
Порхающее существо:
Отца я вижу своего
со всей моей семьей.
О, сладость, сладость детских лет,
Когда за мотыльком вослед
Бежали мы с моей сестрой,
Разгоряченные игрой.
Я, как охотник, подстерег
Добычу - но напрасен был
Мой бег, отчаянный прыжок:
Оберегал ревниво Бог
пыльцу прелестных крыл.
Перевод И. Меламеда
К КУКУШКЕ
Едва начнешь ты куковать,
Я стану беззаботным,
О, птицей ли тебя назвать
Иль звуком перелетным?
Вот я в траве высокой лег
И слышу крик повторный,
Летит он, - близок и далек, -
Тревожа воздух горный.
Твердишь ты долам о весне,
О солнце и растеньях,
Но повесть ты приносишь мне
О призрачных мгновеньях.
Привет! Ты нам ласкаешь слух
Весною не случайно.
Не птица, а незримый дух,
Бродячий голос, тайна.
Все тот же, что меня пленял
В далеком детстве, в школе,
И вглядываться заставлял
В кусты, деревья, поле.
Я за тобой в лесу бродил,
И, голос перелетный,
Ты мне надеждой сладкой был,
Прекрасной и бесплотной.
И я люблю тебе внимать,
Сокрыт травой густою,
Пока не оживет опять
То время золотое.
И мир, где обитаешь ты,
Мне кажется, о птица,
Чудесною страной мечты,
Где сердцу сладко биться.
Перевод Г. Иванова
КУКУШКА
Я слышу издали сквозь сон
Тебя, мой давний друг.
Ты - птица или нежный стон,
Блуждающий вокруг?
Ложусь в траву, на грудь земли,
И твой двукратный зов
Звучит так близко и вдали,
Кочует меж холмов.
Привет любимице весны!
До нынешнего дня
Ты - звонкий голос тишины,
Загадка для меня.
Тебя я слушал с детских лет
И думал: где же ты?
Я за холмом искал твой след,
Обшаривал кусты.
Тебя искал я вновь и вновь
В лесах, среди полей.
Но ты, как счастье, как любовь,
Все дальше и милей.
Я и сейчас люблю бывать
В твоем лесу весной,
И время юности опять
Встает передо мной.
О птица-тайна! Мир вокруг,
В котором мы живем,
Виденьем кажется мне вдруг.
Он - твой волшебный дом.
Перевод С. Маршака
ЖЕЛТЫЕ НАРЦИССЫ
Печальным реял я туманом
Среди долин и гор седых,
Как вдруг очнулся перед станом,
Толпой нарциссов золотых:
Шатал и гнул их ветерок,
И каждый трепетал цветок.
Бесчисленны в своем мерцанье,
Как звезды в млечности ночной,
Они вились по очертанью
Излучины береговой -
Сто сотен охватил на глаз
Пустившихся в веселый пляс.
Плясала и волна; резвее,
Однако, был цветов задор,
Тоску поэта вмиг развеял
Их оживленный разговор,
Но сердцу было невдогад,
Какой мне в них открылся клад.
Ведь ныне в сладкий час покоя
Иль думы одинокий час
Вдруг озарят они весною,
Пред оком мысленным явясь,
И сердцем я плясать готов,
Ликуя радостью цветов.
Перевод И. Лихачева
x x x
Охваченный восторгом, свой порыв
Я торопился разделить - но ты
Спала среди могильной немоты,
Привычной скорбью радость угасив.
Любовь моя, во мне твой образ жив!
Но как я мог забыть тебя? Чья власть
Хотя б на миг позволила мне пасть,
Своим сияньем лживым ослепив
Глаза, оплакавшие твой уход?!
Как превозмочь мне боль мою, мой стыд?
Храни же, сердце, среди всех невзгод
Алмаз, что в глубине твоей сокрыт.
Увы, ни этот, ни грядущий год
Тот лик небесный мне не возвратит.
Перевод И. Меламеда
x x x
О Сумрак, князь одной годины сонной!
Приятней ночи, чей удел - чернить,
Ты лишь предметов грани хочешь скрыть
От зрения. О властелин исконный!
Мерцали так же воды, стлались склоны
Для взора бритта, что главу склонить
Под волчьей шкурой шел и опочить
На кругах скал иль сквозь покров зеленый
Глядел, пока не засыпал. Ему
Был тот же, что и нам, простор открыт,
Твоя, о властелин теней, картина.
Мы зрим залив и мощных скал кайму,
Над гладью звезды - древен этот вид,
Как неба и земли первопричина.
Перевод А. Парина
ГЛЯДЯ НА ОСТРОВОК ЦВЕТУЩИХ ПОДСНЕЖНИКОВ В БУРЮ
Когда надежд развеется покров
И рухнет Гордость воином усталым,
Тогда величье переходит к малым:
В сплоченье братском робость поборов,
Они встречают бури грозный рев, -
Так хрупкие подснежники под шквалом
Стоят, противясь вихрям одичалым,
В помятых шлемах белых лепестков.
Взгляни на доблестных - и удостой
Сравненьем их бессмертные знамена.
Так македонская фаланга в бой
Стеною шла - и так во время оно
Герои, обреченные Судьбой,
Под Фивами стояли непреклонно.
Перевод Г. Кружкова
ДАЛЕКОМУ ДРУГУ
О, не молчи! Или любовь - цветок?
И холод отдаленья моего
Убил последний слабый лепесток
Прекрасного цветения его?
Я, словно странник, нищ и одинок.
Прерви свой сон, как злое колдовство!
Поверь, что счастья твоего залог
Лишь в исполненьи долга своего.
Откликнись же! Пусть сердце-сирота
Печальней опустевшего гнезда,
Засыпанного снегом средь нагих
И зябнущих шиповника ветвей, -
Но тысячью признаний дорогих
Сомненья нестерпимые развей!
Перевод И. Меламеда
Комментарии
В комментариях использованы собственные примечания Вордсворта,
написанные им в последние годы жизни, опубликованные в издании 1857 г. и
воспроизведенные в издании: The Complete Poetical Works of William
Wordsworth. With an Introduction by John Morley. London, New York, 1891.
FROM "LYRICAL BALLADS" (1798)
ИЗ СБОРНИКА "ЛИРИЧЕСКИЕ БАЛЛАДЫ" (1798)
Сборник "Лирические баллады" вышел в Бристоле в сентябре 1798 г.
анонимно. Мы впервые публикуем все произведения Вордсворта, вошедшие в него.
Некоторые из стихотворений в последующих изданиях подверглись существенной
переработке, но мы приводим их в окончательной авторской редакции, за
исключением стихотворений "Строки, оставленные на камне в разветвлении
тисового дерева...", "Странница", "Саймон Ли" и "История для отцов". Помимо
баллад и стихотворений Вордсворта в сборник вошли следующие произведения
Кольриджа: "Сказание о Старом Мореходе" (The Rime of the Ancyent Mariners),
"Рассказ приемной матери" (The Foster-Mother Tale), "Осужденный" (The
Convict) и "Соловей" (The Nightingale).
LINES LEFT IN A SEAT UPON A YEW-TREE WHICH STANDS NEAR THE LAKE OF ESTHWAITE,
ON A DESOLATE PART OF THE SHORE, YET COMMANDING A BEAUTIFUL PROSPECT
СТРОКИ, ОСТАВЛЕННЫЕ НА КАМНЕ В РАЗВЕТВЛЕНИИ ТИСОВОГО ДЕРЕВА, СТОЯЩЕГО
НЕПОДАЛЕКУ ОТ ОЗЕРА ИСТУЭЙД В УЕДИНЕННОЙ, НО ЖИВОПИСНОЙ ЧАСТИ ПОБЕРЕЖЬЯ
Стихотворение завершено в 1795 г. По воспоминаниям Вордсворта 1840-х
годов, "написано частично в школе в Хоксхеде. Дерево теперь исчезло, а
участок общинной земли, на котором оно стояло, уже давно огорожен, так что
дорога утратила большую часть своей привлекательности. Это было любимое
место моих вечерних прогулок в последние годы учебы в школе. Человек, чьи
привычки и характер здесь описаны, был джентльменом, жившим по соседству,
талантливым ученым, получившим образование в одном из наших университетов и
вернувшимся жить в уединении в своем поместье. Он умер в среднем возрасте
холостым. Привлеченный красотой вида, он построил домик среди скал
полуострова, рядом с которым стоит паром. Домик потом перешел в
собственность мистера Кервина. Этот вид уже давно выделен мистером Уэстом в
его "Путеводителе" как гордость озер и теперь известен под названием
"Остановка"". Этот комментарий Вордсворта показывает, насколько поэт дорожил
каждой деталью, описывая любимый край. Начало XIX в. было временем, когда -
во многом благодаря романтической поэзии - эстетическое восприятие пейзажа и
путешествия по прекрасным уголкам природы достаточно широко
распространились, когда стали появляться первые путеводители, в том числе по
Озерному краю. В 1810 г. Вордсворт опубликовал "Описание видов озер на
севере Англии" (Description of the Scenery of the Lakes in the North of
England) как предисловие к книге Джозефа Уилкинсона "Избранные виды
Камберленда, Вестморленда и Ланкашира". В 1835 г. в расширенном виде это
сочинение было опубликовано под названием "Путеводитель по Озерному краю на
севере Англии" (A Guide through the District of the Lakes in the North of
England) и переиздавалось в 1842, 1843 и 1846 гг.
THE FEMALE VAGRANT
СТРАННИЦА
Историю странницы Вордсворт услышал во время путешествия на о-в Уайт и
по долине Сейлсбери в 1793 г. У острова, вспоминал он, стояла на рейде
английская эскадра, готовая к началу военных действий против Франции, что
сулило для Англии затяжную войну, в которой более всего будут страдать, как
и всегда, бедняки. Тревожное настроение поэта, впечатление, произведенное на
него, воспоминание о недавней войне с американскими колониями и услышанная
история несчастной женщины дали толчок к созданию этой поэмы. По поводу
рассказа странницы Вордсворт писал: "Во всем, что касается ее страданий как
жены моряка в Америке и ее состояния во время путешествия домой, я точно
следовал рассказу, переданному мне ее подругой, которая прошла через те же
испытания и пережила те же утраты".
"Странница" была задумана как часть большой поэмы под названием Guilt
and Sorrow, or Incidents upon Salisbury Plain. Поэма так понравилась
Кольриджу, что он просил Вордсворта включить ее в "Лирические баллады"
целиком, но Вордсворт считал историю второго действующего лица, отставного
солдата, совершившего преступление (убийство путника) и скрывающегося от
правосудия, еще недостаточно отделанной и опубликовал рассказ странницы как
самостоятельное произведение. Целиком поэма "Вина и скорбь" увидела свет
лишь в 1842 г.
GOODY BLAKE AND HARRY GILL. A True Story
ГУДИ БЛЕЙК И ГАРРИ ДЖИЛЛ. Правдивая история
Написано в Альфоксдене в 1798 г. Сюжет, по словам Вордсворта,
заимствован из "Зоономии" д-ра Дарвина.
Эразм Дарвин (Darwin, Erasmus, 1731-1802) - английский ученый и поэт,
дед Чарлза Дарвина, поэтическую известность ему принесла поэма Botanic
Garden (1792).
"Zoonomia" (1794-1796) - главный научный труд Э. Дарвина по проблемам
биологии, размножения и эволюции в мире растений и животных.
В XIX в. эту балладу переводил Д. Е. Мин (1818-1885), один из лучших
переводчиков с английского. Его перевод был опубликован в альманахе "Пантеон
Литературы" за 1888 г., Э 1.
LINES WRITTEN AT A SMALL DISTANCE FROM MY HOUSE AND SENT BY MY LITTLE BOY
TO THE PERSON TO WHOM THEY WERE ADDRESSED
СТИХИ, НАПИСАННЫЕ НЕПОДАЛЕКУ ОТ ДОМА И ПЕРЕДАННЫЕ МОИМ МАЛЬЧИКОМ ТОЙ,
К КОМУ ОБРАЩЕНЫ
Стихотворение написано перед домом, который снимали Вордсворты в
Альфоксдене в 1798 г., и адресовано сестре поэта Дороти. Мальчик, передавший
стихи, - их подопечный, сын Бэйзила Монтэпо.
SIMON LEE, THE OLD HUNTSMAN, WITH AN INCIDENT IN WHICH HE WAS CONCERNED
САЙМОН ЛИ
Стихотворение написано в Альфоксдене в 1798 г. Герой его служил
охотником у сквайров Альфоксдена. Его дом, вспоминал Вордсворт, стоял на
общинной земле неподалеку от входа в усадебный парк. "Излишне добавлять, -
отмечал он, - что все рассказанное о нем в стихотворении соответствует
действительности, и сейчас, по прошествии 45 лет, образ старика так живо
стоит у меня перед глазами, как будто я видел его вчера".
Cardigan - графство в центральном Уэльсе.
ANECDOTE FOR FATHERS
ИСТОРИЯ ДЛЯ ОТЦОВ
Стихотворение написано в Альфоксдене в 1798 г. Пятилетний мальчик,
герой стихотворения, - подопечный Вордсвортов, сын Бэйзила Монтэпо.
WE ARE SEVEN
НАС СЕМЕРО
Баллада написана в Альфоксдене. Девочку, героиню стихотворения,
Вордсворт встретил в 1793 г. возле замка Гуцридж во время путешествия,
когда, посетив о-в Уайт и долину Сейлсбери, он продолжил путь вверх по
течению реки Уай. В 1841 г. поэт вновь посетил замок Гудридж и вспомнил о
девочке, но отыскать выросшую героиню уже не смог, так как даже не спросил
ее имени.
Convoy - морской порт в северном Уэльсе.
Эта баллада Вордсворта вызвала наибольший интерес русских переводчиков
XIX в. Перевод И. Козлова впервые опубликован в кн.: Собрание сочинений
Ивана Козлова. СПб., 1833. Перевод Е. Корша впервые опубликован в журнале
"Библиотека для чтения" за 1837 г., т. 24. Е. Корш является также автором
одной из первых в России статей о Вордсворте: "Фелиция Гименс и Виллиам
Вордсворт", опубликованной в журнале "Библиотека для чтения", 1835, т. 12,
за подписью Е. К.
LINES WRITTEN IN EARLY SPRING
СТРОКИ, НАПИСАННЫЕ РАННЕЮ ВЕСНОЙ
Стихотворение написано в 1798 г. в Альфоксдене, по воспоминаниям поэта,
в одном из его любимых уголков на берегу ручья, бежавшего с высокой скалы и
обрывавшегося водопадом в небольшое озерцо.
THE THORN
ТПРН
Баллада написана в Альфоксдене в 1798 г. Вордсворт позже вспоминал, что
однажды на горе Квонток в ненастный день его поразил своим видом терн,
которого он не замечал в обычную погоду. Тогда ему захотелось придумать
такой сюжет, который сохранил бы этот терн в памяти читателя. Сюжет баллады
воспроизводит одну из традиционных фольклорных тем, весьма популярных и в
сентиментальной поэзии конца XVIII в.: девушка брошена возлюбленным в
ожидании ребенка. В романтической обработке Вордсворта этот сюжет зазвучал
особенно пронзительно благодаря силе чувств сраженной горем героини и тому,
что вся природа оберегает ее горе как святыню.
THE LAST OF THE FLOCK
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ СТАДА
Баллада написана в Альфоксдене в 1798 г., а случай, о котором она
рассказывает, как уточнил сам поэт, произошел в соседней деревне Холфорд.
Перевод Ю. Даниэля (под псевдонимом Ю. Петров) впервые опубликован в
1975 г.
THE MAD MOTHER
БЕЗУМНАЯ МАТЬ
Баллада написана в Альфоксдене в 1798 г. История героини была
рассказана Вордсворту "одной дамой из Бристоля, которая сама видела это
бедное создание". Английские исследователи видят сходство этой баллады с
некоторыми народными балладами из известного собрания епископа Перси
Reliques of Old English Poetry (1765), особенно с балладой Lady Ann
Bothwell's Lament.
THE IDIOT BOY
СЛАБОУМНЫЙ МАЛЬЧИК
Баллада написана в 1798 г. Вордсворт прокомментировал ее так:
"Последняя строфа The Cocks did crow to-whoo, to-whoo, And the sun did shine
so cold послужила основой всего сочинения. Эти слова были переданы мне моим
добрым другом Томасом Пулом; с тех пор я слыхал похожие рассказы о других
слабоумных. Позволю себе добавить, что это длинное стихотворение было
сочинено в рощах Альфоксдена почти на одном дыхании; мне кажется, ни слова
не было изменено, только опущена одна строфа. Упоминаю об этом с
благодарностью за те счастливые минуты, потому что, воистину, ни одно
стихотворение я не сочинял с такой радостью".
Перевод А. Карельского впервые опубликован в 1992 г. Приводим отрывок
из размышлений переводчика, касающихся содержания баллады: "Прочитав в свое
время эту балладу, я поразился безупречной чистоте нравственного чувства, ее
пронизывающего, и ужаснулся кричащему несоответствию между текстом и его
интерпретациями. Мне говорят, что тут показан идиотизм деревенской жизни, а
я у Вордсворта вижу ее органическую доброту и достоинство; одни мне говорят,
что Джонни бестолков и придурковат, а другие, напротив, уверяют, что поэт
хотел показать в нем некую "высшую мудрость"; но я не вижу ни того, ни
другого. "Бестолков" и "придурковат" - так мы можем сказать о нормальном
_неумном_, но не об умственно _больном_ человеке, а Вордсворт показывает
мальчика именно больного, и по отношению к нему такие эпитеты ненужно
жестоки. Но и никакой высшей мудрости поэт своему герою нигде не приписывает
- он лишь с сострадательной чуткостью допускает возможность того, что у
этого бедного создания может быть свой особый мир, свое воображение, свое
чувство радости, доблести, красоты. И то, как деликатно поэт вводит эту тему
(в описании ночных странствий Джонни), с каким добрым лукавством он берет
ответственность за все эти фантазии собственно на себя, подавая их как всего
лишь свои предположения, - все это ставит под сомнение даже и пресловутую
простоту вордсвортовского стиля: на самом-то деле он являет нам высший
пилотаж поэтического артистизма. Писать просто и _хорошо_ - задача
посложней, чем писать темно и вяло: вот еще и поэтический, а не только
этический урок Вордсворта".
LINES WRITTEN NEAR RICHMOND UPON THE THAMES, AT EVENING
СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ВЕЧЕРОМ У ТЕМЗЫ ВБЛИЗИ РИЧМОНДА
Стихотворение написано в 1789 г.; строфы III, IV и V посвящены Уильяму
Коллинзу. Впоследствии Вордсворт разделил его по совету Кольриджа на два
стихотворения: Lines Written while Sailing in a Boat at Evening (первые три
строфы) и Remembrance on Collins, Composed upon the Thames near Richmond
(вторые три строфы).
Уильям Коллинз (Collins, William, 1721-1759) считается одним из самых
одаренных поэтов XVIII в., чей творческий путь оборвался преждевременно
вследствие тяжелой болезни. Известен как автор "Персидских эклог" (1742) и
сборника "Оды" (1746), вызвавшего восхищение Джеймса Томсона (1700-1748),
знаменитого автора поэмы "Времена года" (1726-1730), с которым Коллинз
поддерживал дружеские отношения вплоть до его смерти.
Who murmuring here a later ditty... - Речь идет об элегии Коллинза на
смерть Томсона, написанной в 1749 г. и считающейся одним из лирических
шедевров поэзии XVIII в. Томсон жил последние годы в Ричмонде, где и был
похоронен, о похоронах в Ричмонде идет речь в оде Коллинза.
EXPOSTULATION AND REPLY; THE TABLES TURNED, AN EVENING SCENE ON THE
SAME SUBJECT
УВЕЩЕВАНЬЕ И ОТВЕТ; ВСЕ НАОБОРОТ.
Вечерняя сцена, посвященная той же теме
Эти стихотворения, посвященные одной теме, написаны в 1798 г. в
Альфоксдене. Они выражают важную для романтиков Озерной школы идею ценности
непосредственного жизненного впечатления или переживания, приоритета его
перед книжной мудростью. Вордсворт упомянул в комментарии, что эти
стихотворения были особенно любимы квакерами - последователями одной из
протестантских мистических сект, возникшей в Англии во второй половине XVII
в., - проповедовавшими принцип, что "истина заключается не в книгах, а в
сердцах людей".
OLD MAN TRAVELLING. ANIMAL TRANQUILLITY AND DECAY. A Sketch
СТРАНСТВУЮЩИЙ СТАРИК. ПОКОЙ И УМИРАНИЕ. Зарисовка
Стихотворение написано в Альфоксдене в 1798 г.
THE COMPLAINT OF A FORSAKEN INDIAN WOMAN
ЖАЛОБА ПОКИНУТОЙ ИНДИАНКИ
Баллада написана в Альфоксдене в 1798 г. В основе сюжета - рассказ о
жизни индейцев из "Путешествий" Хирна.
Сэмюэль Хирн (Hearne, Samuel, 1745-1792) - английский путешественник,
состоял на службе у компании "Гудзонов залив", исследовал берега Гудзонова
залива и совершил несколько путешествий на северо-запад в поисках меди.
Полное название его книги Journey from Prince of Wales Fort in Hudson Bay to
the North Ocean (1795).
LINES COMPOSED A FEW MILES ABOVE TINTERN ABBEY, ON REVISITING THE BANKS
OF THE WYE DURING A TOUR. JULY 13, 1798
СТРОКИ, НАПИСАННЫЕ НА РАССТОЯНИИ НЕСКОЛЬКИХ МИЛЬ ОТ ТИНТЕРНСКОГО АББАТСТВА
ПРИ ПОВТОРНОМ ПУТЕШЕСТВИИ НА БЕРЕГА РЕКИ УАЙ
"Ни одно мое стихотворение не было написано при обстоятельствах,
которые мне было бы приятнее вспоминать, чем это. Я начал сочинять его,
покинув Тинтерн и переправившись через Уай, и закончил, как раз подходя
вечером к Бристолю после четырех- или пятидневной прогулки с моей сестрой.
Ни строчки из него не было изменено и ни строчки не записано до приезда в
Бристоль. Оно почти сразу же было опубликовано в маленьком сборнике, о
котором многое уже говорилось в этих заметках" (т. е. "Лирических балладах".
- Прим. Вордсворта).
Тинтернское аббатство расположено в Монмутшире на реке Уай. Основано
Уолтером де Клером в 1131 г. для монахов Цистернианского ордена. Закрыто во
время церковной реформы при Генрихе VIII в первой половине XVI в. Считается
одной из самых живописных и знаменитых церковных руин в Англии.
FROM "LYRICAL BALLADS, AND OTHER POEMS" (1800)
ИЗ "ЛИРИЧЕСКИХ БАЛЛАД И ДРУГИХ СТИХОТВОРЕНИЙ" (1800)
Этот сборник вышел с фамилией Вордсворта на титуле. Он был двухтомным;
в первый том вошли принадлежавшие ему произведения из первого сборника с
новым, большим предисловием поэта; во второй том - новые стихотворения.
THERE WAS A BOY
МАЛЬЧИК
Стихотворение написано в Германии в 1799 г., когда у Вордсворта
складывался замысел поэмы "Прелюдия", посвященной его становлению как поэта,
и представляет собой как бы ранний набросок к ней. Сам Вордсворт заметил:
"Это отрывок из поэмы о моем поэтическом образовании". Поэт вспоминал также,
что искусство свистеть на пальцах было во времена его детства известно
каждому школьнику Озерного края, хотя не всем давалось одинаково хорошо.
"STRANGE FITS OF PASSION HAVE I KNOWN...", "SHE DWELT AMONG THE UNTRODDEN
WAYS...", "I TRAVELLED AMONG UNKNOWN MEN...", "A SLUMBER DID MY
SPIRIT SEAL..."
"КАКИЕ ТАЙНЫ ЗНАЕТ СТРАСТЬ...", "СРЕДИ НЕХОЖЕНЫХ ДОРОГ...", "К ЧУЖИМ,
В ДАЛЕКИЕ КРАЯ...", "ЗАБЫВШИСЬ, ДУМАЛ Я ВО СНЕ..."
Эти стихотворения, написанные в 1799 г. в Германии, в Госларе, образуют
вместе со стихотворением "Three years she grew in sun and shower..." так
называемый цикл "Люси". Вордсворт никогда не комментировал этих
стихотворений, но считается, что они посвящены Пегги Хатчинсон, рано
умершей.
Beside the spring of Dove... - Имеется в виду название дома, в котором
впервые поселился Вордсворт в Грасмире, - Dove Cottage. Третье
стихотворение, "I travelled among unknown men...", было опубликовано позже,
в сборнике 1807 г., но здесь мы считаем уместным отступить от принципа
первой публикации ради сохранения целостности лирического цикла.
С. Я. Маршак перевел первое, второе, третье и пятое стихотворения
цикла; третье стихотворение, "К чужим, в далекие края...", впервые было
опубликовано в журнале "Красноармеец", 1943, No 11, остальные - в книге
"Английские баллады и песни" (М., 1944). Четвертое и достаточно важное в
идейном плане стихотворение:
Three years she grew in sun and shower,
Then Nature said: "A lovelier flower
On earth was never sown;
This child I to myself will take;
She shall be mine, and I will make
A Lady of my own.
"Myself will to my darling be
Both law and impulse: and with me
The Girl, in rock and plain,
In earth and heaven, in glade and bower,
Shall feel an overseeing power
To kindle or restrain.
"She shall be sportive as the fawn
That wild with glee across the lawn,
Or up the mountain springs;
And hers shall be the breathing balm,
And hers the silence and the calm
Of mute insensate things.
"The floating clouds their state shall lend
To her; for her the willow bend;
Nor shall she fail to see
Even in the motions of the Storm
Grace that shall mould the Maiden's form
By silent sympathy.
"The stars of midnight shall be dear
To her; and she shall lean her ear
In many a secret place
Where rivulets dance their wayward round,
And beauty born of murmuring sound
Shall pass into her face.
And vital seelings of delight
Shall rear her form to stately height,
Her virgin bosom swell;
Such Thoughts to Lucy I will give
While she and I together live
Here in this happy dell."
Thus Nature spake - The work was done
How soon my Lucy's race was run!
She died and left to me
This heath, this calm, and quiet scene;
The memory of what has been,
And never more will be.
В журнале "Всемирная иллюстрация" за 1875 г. (т. 14, Э 6, с. 107), в
статье, посвященной художественной выставке в Лондонской королевской
академии, помещен анонимный вольный перевод части этого стихотворения. Речь
идет о том, что женские скульптуры, представленные на выставке, выполнены
технично, но сами модели недостойны увековечения в произведении искусства. О
них "природа не сказала бы того, что говорит устами Уорсуорта в его
прелестном стихотворении "Люси"".
В дни юности светлой в тиши безмятежной полей
Законом, примером я буду для милой моей.
Как лань молодая, веселости детской полна,
Не зная заботы, здесь будет резвиться она.
Ей дороги будут и звезды в лазури ночной,
И колос, что клонится в ниве зеленой волной.
Цветы на полянах ей будут родные друзья,
И песнею внятной ей станет журчанье ручья.
Ни в бурных порывах, ни в сладкой полдневной тиши
Мой голос не будет загадкой для юной души;
И чувство прекрасного, в чистых сияя чертах,
Звездою заблещет в лазурных, как небо, глазах
И, пламенем вечным пылая в груди молодой,
Украсит чело ей высокой, изящной красой,
И счастлива будет избранница Люси моя,
Затем, что везде неразлучною с ней буду я.
LUCY GRAY, OR SOLITUDE
ЛЮСИ ГРЕЙ
Стихотворение написано в 1799 г. в Госларе, в Германии. В основе его -
происшествие, рассказанное сестрой поэта Дороти: в Йоркшире, недалеко от
Галифакса, маленькая девочка потерялась зимой в бурю, родители нашли ее
следы, которые вели к плотине у канала и обрывались. Тело ее было позже
найдено в канале. Вордсворт в комментариях обращал внимание читателя на то,
что его трактовка этого случая, его попытка одухотворить образ девочки и
одеть будничную трагедию покровом воображения отличаются от сухой
фактографической (matter of fact) манеры Крабба, нередко обращавшегося к
подобным сюжетам.
THE BROTHERS
БРАТЬЯ
Поэма была написана в 1800 г. в Грасмире. Вордсворт вспоминал: "Поэма
была сочинена в роще на северо-восточном берегу Грасмирского озера. Эта роща
была потом почти полностью уничтожена из-за дороги, проложенной прямо у
воды. Немногие сохранившиеся деревья были оставлены по моему настоянию. В
основу поэмы лег случай, который мне рассказали в Эннердейле: пастух заснул
на вершине скалы под названием Столп и погиб, как здесь описано, а посох его
остался висеть посередине скалы".
Перевод выполнен М. Фроловским (1895-1943) в конце 1910-х годов.
Печатается по рукописи, хранящейся в РГАЛИ.
MICHAEL. A Pastoral Poem
МАЙКЛ. Пастушеская поэма
Поэма написана в Грасмире в 1800 г. Поэт вспоминал, что характер и
обстоятельства жизни Люка были списаны с молодого человека, семье которого
раньше принадлежал тот дом в Таун-Энд, в котором поселились Вордсворты.
Название же "Вечерняя звезда" получил другой дом, расположенный севернее в
той же долине. Недостроенный загон для овец, играющий важную роль в сюжете
поэмы, также существовал в реальности, сохранились воспоминания знакомого
Вордсворта доктора Арнольда о том, что поэт водил его смотреть этот загон.
ТО JOANNA
СКАЛА ДЖОАННЫ
Стихотворение написано в Грасмире в 1800 г., оно обращено к Джоанне
Хатчинсон, младшей сестре Мэри Хатчинсон, будущей жены поэта, и относится к
циклу "Стихотворений о названиях мест" (Poems of the Naming of Places).
Объясняя замысел этого цикла, Вордсворт писал: "У людей, живущих в деревне и
привязанных к сельским вещам, многие места остаются без названий... но там
не могли не случаться незначительные происшествия, не переживаться разные
чувства, придающие этим местам частный и особый интерес. Желая запомнить
подобные события, сохранить переживания подобных чувств, автор и его друзья
стали давать названия различным местам, а потом о них были написаны
следующие стихотворения".
I, like a Runic Priest... - В Камберленде и Вестморленде, заметил
Вордсворт, есть несколько надписей на местных скалах, которые по прошествии
длительного времени и вследствие грубости работы были ошибочно приняты за
рунические; на самом деле они, несомненно, римские. Текст взят с http://www.lit-bit.narod.ru/
