Социальный детектив

Вместо пролога

…Двадцатого августа две тысячи десятого года, утром, в районный отдел милиции поступило тревожное сообщение – в поселке Петушки в водоеме обнаружен труп мужчины. На место тут же выехала оперативная группа.

Как сообщил источник в правоохранительных органах, в настоящий момент неясно, совершено ли убийство или покойный сам решил свести счеты с жизнью. Личность погибшего пока не установлена. Приметы: возраст пятьдесят-пятьдесят пять лет, рост сто семьдесят пять сантиметров, среднего телосложения, волосы темные, с проседью. Другие подробности происшествия уточняются...

Газета «Горячие новости», раздел «Криминальная хроника»

Глава 1

Борис Крючков, участковый милиционер поселка Петушки, фанатично любил рыбалку. Наблюдение за поплавком располагало к размышлению, к внутренней сосредоточенности. Его хобби разделял бывший однокурсник, Олег Шестов, старший оперуполномоченный ОБЭП.

Уже прошло пять лет с тех пор как Борис, имея пятнадцатилетний стаж в органах внутренних дел, перевелся на должность участкового по состоянию здоровья: от постоянной работы на износ в отделе убийств у него стали пошаливать нервы, обострилась язвенная болезнь желудка. В довершение всего, распалась семья. Борис оставил однокомнатную квартиру жене и поначалу снимал комнату, однако небольшой зарплаты хватало лишь на оплату жилья и поддержание организма в работоспособном состоянии. Мать упросила сына покинуть город и поселиться в родном доме. Борис ни за что бы не бросил любимую работу, однако с течением времени многое менялось, и тенденция не внушала оптимизма. Закон, как постепенно понял Борис, перестал быть одинаковым для всех.

Когда Борис учился и проходил практику в органах внутренних дел, он, насмотревшись советских детективов, верил, что его труд будет нужен государству, а пойманный им преступник получит заслуженное наказание. К сожалению, на практике, как и прочие рядовые работники милиции, он все чаще чувствовал себя чуть ли не изгоем: зарплата ниже, чем у продавца на рынке, а риск такой же, как у бандита; необходимых условий для следственной и оперативной работы нет, начальство давит, требует раскрытия дел, а как ты это сделаешь, никого не интересует.

И, главное, в брошенном на произвол судьбы обществе, превратившемся в большой рынок, где все продается и покупается, сменились ориентиры: бандиты – они крутые, это свои парни, чьи-то сыновья, мужья, братья, друзья, помогающие близким выживать в трудное время, а милиционеры – это «мусор», дрянь, голодные псы на службе у плохого хозяина. Простому человеку они вроде как и ни к чему, все равно защитить не могут.

Презрение властей к мелким своим слугам, выраженное в унизительной зарплате, в отвратительной материальной базе, явилось сигналом, мгновенно прочитанным обществом: людей с маленькой зарплатой перестали уважать. Вот вор в законе – это да, он практически всесилен. Надо будет, он и суд вершит без проволочек, если у тебя разборки с кем-то. Воров в законе защищают лучшие адвокаты, лечат лучшие врачи, о них даже говорят по телевизору, с ними консультируются политики. Может, и не все так думали, но многие, активно включившиеся в новую жизнь, принявшие и бандитские, воровские понятия, и воровской жаргон, звучавший теперь не только на улицах, но и с телеэкранов, и тюремную романтику: «Не верь, не бойся, не проси – такая фишка».

С началом рыночных отношений количество преступлений резко возросло, многократно увеличилась и нагрузка на работников милиции, постоянно менялся кадровый состав.

Выживает в новых условиях тот, кто лучше приспосабливается. Все больше становилось тех, кто нагло пользовался служебным положением для решения личных вопросов и даже имел какие-то дела с бандитами. К удивлению Бориса, все остальные продолжали делать вид, что ничего не происходит: ну, а что же, если государство забыло про своих слуг? Надо как-то вертеться. Такие ребята прекрасно ладили с начальством, быстрее продвигались по служебной лестнице, были меньше загружены и лучше обеспечены в материальном плане. Более того, начальство их ценило за то, что они умели договориться с коммерческими структурами о материальной помощи обнищавшей милиции, иначе как планы выполнять? В благодарность приходилось на что-то закрывать глаза…

Бориса эта ситуация возмущала, ему трудно было молчать. Обладая обостренным чувством справедливости, он никогда не позволял себе формально относиться к работе, ведь от него зависели судьбы людей. Как можно по небрежности или лени, по карьерным соображениям или ради премии обвинить невиновного, позволить преступнику уйти от ответственности? Зло, оно ведь входит в душу по капле: здесь промолчал, там сделал вид, что не заметил – глядь, а ты уже весь замазан, и не отмыться. Он почувствовал себя чужим в обновившемся коллективе. Над его принципиальностью и горячностью за спиной посмеивались, называя лохом. Друзья говорили с горечью: «Ну, и чего ты из штанов выпрыгиваешь? Никто тебе спасибо не скажет, еще и виноватым сделают. Кто ты против их связей и денег? Это же силища какая, а ты один. Смотри, наркотики подбросят и в тюрьму упекут, а то и вовсе пристрелят»!

Рисковать жизнью и здоровьем, собирая доказательную базу, а затем наблюдать, как дело планомерно разрушается в суде, и виновные, нагло ухмыляясь, уходят от ответственности, было нестерпимо обидно, а изменить внешние обстоятельства, то есть законы и общество, Борис был не в силах. Как ни было горько, он решил сменить ранее любимую работу, перебраться в родные края, поближе к природе и матери, на общение с которой раньше не хватало времени.

За пять лет работы «на земле» он в лицо узнал всех жителей поселка, а также дачников, к новой работе привык быстро. Убийств за это время в поселке не случалось. Кражи бывали, торговля наркотиками, ну и, конечно, бытовые ссоры. Самочувствие Бориса улучшилось благодаря относительно спокойной работе и стараниям матери, которая готовила вкусную и натуральную пищу, наладила режим питания. Зарплата по-прежнему была мала, но непритязательному сельскому жителю, имеющему домик, сад и огород, вполне хватало.

…Ранним августовским утром рыболовы сидели в резиновой лодке, возле прикормленного заранее местечка, в тихой заводи, наблюдая за поплавками и ведя неспешный разговор.

– Не нравится мне это дело, нутром чую: это не несчастный случай! – говорил Борис другу.

– Ты про Глеба Куприянова? – спросил Олег, который частенько приезжал сюда и был знаком со многими жителями поселка.

– Точно, про него. Понимаешь, следователь … Кстати, следователь – мой бывший ученик, Серега Лобнов. Помнишь, я тебе про него рассказывал?

– А, это смешной такой парнишка?

– Ну, да, только теперь он уж не парнишка... Так вот, опросил Серега жену, дочь, любовницу, соседей. Никто ничего не знает, никто ничего не видел. Зачем ему очередной висяк? Проще считать, что это несчастный случай или самоубийство. Закроет дело за отсутствием состава преступления, и все.

– Ну, а ты считаешь, что это убийство?

– В самоубийство я не верю. Конечно, у Глеба в жизни был сложный момент, развод с женой, но, насколько я его знаю, он не был ни слабым, ни склонным к сантиментам. Молодая, красивая любовница ждала от него ребенка, жизнь, можно сказать, начинал с чистого листа. И потом, хоть смерть и наступила в результате утопления, но в правой лобно-височной области головы покойного при осмотре найдена ссадина со смещением надкожицы книзу, в мягких тканях мозга обнаружено кровоизлияние от удара тупым твердым предметом. Теоретически он мог удариться о камень при нырянии, но я думаю, что удар, от которого он потерял сознание, нанесен кем-то еще на берегу. Уверен, Глеб был утоплен в бессознательном состоянии.

– А дно реки осматривали, там действительно есть камни?

– Осматривали, один булыжник есть рядом с берегом, где лежала его одежда, но непонятно, откуда он взялся. Подростки здесь постоянно ныряют, и дно хорошее, камней никогда не было. Этот булыжник извлечен из воды и осмотрен экспертами, однако следов на нем никаких нет, что и неудивительно: если и были, то водой все смыто. Камень небольшой, но увесистый, и в руке удобно держать.

– А еще что-нибудь интересное обнаружили?

– Практически ничего. По заключению экспертов, труп пробыл в воде около десяти часов. Мальчишки-ныряльщики обнаружили его примерно в восемь утра. Значит, убийство произошло часов в десять вечера. Вопросов много. Например, ключ от дома так и не нашли: в одежде, оставленной на берегу, его не было. Если одежду никто не трогал, ключ не мог выпасть сам по себе. Маловероятно, что Глеб потерял ключ по дороге на озеро.

– А может, взяли подростки, которые нашли труп? – спокойно предположил Олег, делая подсечку.

– Вряд ли. Хорошие вроде ребята и неглупые. Да и зачем? Чтобы потом ограбить дом? Он сейчас опечатан. Жена утверждает, что вещи все на месте. И любовница, которую оперативник специально привозил посмотреть, говорит, что ничего не пропало, ни документы, ни деньги… Ух, ты, подлещик! А у меня что-то не клюет сегодня.

– А все потому, что не о том ты думаешь. Руки у тебя дрожат от возбуждения, а рыба это чует, – пошутил Олег. – А на крыльце не искали? Хозяева иногда оставляют ключи где-то в только им известных укромных уголках, когда уходят ненадолго.

– Сам лично все облазил, ключ как в воду канул. Если убийство совершено не в целях ограбления, почему пропал ключ?

– А может, он выпал на песок при борьбе, а потом был затоптан отдыхающими? Или убийца выбросил его в воду… Ну, а кто был заинтересован в смерти Глеба?

– В первую очередь жена и дочь, ведь при разводе они могли лишиться жилплощади: единственным собственником квартиры был Глеб.

– Почему так? Разве они квартиру получали не в советское время? Приватизация должна была проводиться на всех членов семьи.

– Да каким-то образом он это обошел. Жена объяснила, что он так решил, а она не посмела возразить, дала письменное согласие. Вообще, похоже, Глеб был семейным деспотом.

– Так, может, кто-то из близких и убил тирана?

– Жена и дочь в городе были в эту ночь, соседи их вечером видели, и любовница тоже в городе у своих родителей ночевала. Хотя, конечно, поймать машину и доехать в пригород, а потом вернуться – не проблема…

– Может, с деньгами, с бизнесом все это как-то связано?

– Он бизнесом не занимался, в НИИ каком-то работал, кажется…

– Не скажи, у него развод, размен, покупка квартиры, деньги нужны. А вот этот, муж сестры его жены, свояк, что ли, называется? У него еще коттедж такой шикарный? Что, если Глеб с ним связался, денег занял и не отдал? Или, например, знал про его делишки и шантажировать начал, чтобы деньги получить?

– Не исключаю…

– Вот именно! Если убийство, ищи корыстный след, не ошибешься. Времена Отелло и Гамлетов прошли… – назидательно произнес Олег, вытягивая очередную рыбешку.

– А как бы узнать, какие дела могли быть у Глеба со свояком?

– Надо подумать, попробую по своим каналам его фирмы пробить…Да зачем тебе это?

– Ты знаешь, тоскую, наверное, по прежним временам, любил я свою работу…Хочу провести самостоятельное расследование, и Сереге помогу, и самому интересно.

– Ладно, подумаю, если смогу – помогу. Так, неофициально… Хотя не имею права разглашать, сам знаешь…Да шучу, шучу, не злись!

…Вечером Борис долго не мог заснуть. Перебирал в памяти различные события, эпизоды чужой жизни, поселковые сплетни, услышанные случайно… Глеба Куприянова и его родных он знал давно, а вот любовница у Глеба появилась совсем недавно. Борис ничего о ней не знал и даже никогда не видел… А ведь у любого убийства есть своя предыстория: убитый имел семью, друзей, врагов, он долго жил своей неповторимой жизнью, любил, страдал, ненавидел… Многочисленные события его судьбы имели хитрое плетение, скрытое от посторонних глаз… Если бы знать эту предысторию… Многое, ох, многое было пока непонятно Борису…

Глава 2

Галя собирала мужа в дорогу. Привычными движениями она складывала чистую и наглаженную одежду. В советское время муж часто уезжал в командировки, неизменно привозя в дом дефицитные продукты и вещи. Они поженились в восемьдесят девятом году, тогда Галочке было уже двадцать семь лет, а Глебу ? тридцать два. Родителям Глеба была симпатична скромная и трудолюбивая девушка, по уши влюбленная в их единственного сына. Узнав, что Галя беременна, они настояли на свадьбе. Единственное, что смущало – то, что Галя не имела городской прописки, но в то время было стыдно обращать на это внимание, ведь речь шла о счастье молодых и будущего ребенка.

Два поколения дружно зажили в двухкомнатной хрущевке, отгуляв свадьбу и прописав Галю. В ответ на доброе отношение свекра и свекрови Галя старалась изо всех сил угодить им, терпеливо снося неизбежные упреки, ведь она была приучена с детства не бояться работы и не щадить себя. Ей почти не нужно было притворяться, она любила новых родственников уже за то, что они произвели на свет Глеба, кроме того, они ведь уже были немолоды, а уважать старость она была приучена с детства. Старики тоже привязались к невестке, видя, как она любит их сына и заботится о нем.

Галя четко знала, что ей очень повезло. После окончания пединститута ей пришлось три года отрабатывать в сельской школе, и она ни за что не хотела всю оставшуюся жизнь провести в деревне, выйдя замуж за вечно полупьяного механизатора. С трудом ей удалось устроиться на работу в старенькую школу на окраине города. Снимала комнату, копила деньги на отпуск. С Глебом она познакомилась, когда ездила по экскурсионной путевке в Ленинград. Она сразу приметила в автобусе высокого и стройного голубоглазого брюнета, державшегося уверенно и спокойно. Как это ни удивительно, он тоже обратил на нее внимание и заговорил. С этого момента жизнь Галины раскрасилась яркими красками, все приобрело особый смысл, каждой встречи она ждала как праздника. Те дни, когда они с Глебом не могли встретиться, были для нее пусты. Может, она была слишком романтична из-за огромного количества прочитанных книг, но ей казалось, что вот это ее чувство и есть настоящая любовь, о которой так много пишут.

Говорят, что из двух любящих один любит, а другой позволяет себя любить. Пусть даже и так. Галя чувствовала, что ее любовь к Глебу много сильнее его ответных чувств, но она была счастлива и, боясь сглазить, все равно мечтала провести с любимым всю свою жизнь, что бы ни случилось, и пусть только он позволяет ей себя любить! Кроме того, она безгранично уважала его и именно таким представляла себе настоящего мужчину – сильным и независимым, нечувствительным к бабским слезам.

Глеб не был домашним мальчиком, и до Гали у него был обширный сексуальный опыт. Иногда он влюблялся, терял голову, но все заканчивалось, как только девушка начинала предъявлять к нему претензии, считать его своей собственностью. Это действовало на него, как холодный душ. Он дорожил свободой поступать так, как считает нужным. Переживания брошенных девушек его нимало не заботили. К женщинам в душе он относился немного свысока, впрочем, не проявляя этого наружно. Он имел успех у дам, и сам любил их, однако отношения с ними всегда были у него на втором плане. Гораздо важнее были собственная карьера, здоровье, уважение друзей и коллег, жизненные блага и удобства.

Галины чувства были приятны Глебу. Ее безусловная и нескрываемая любовь укрепляла его чувство собственной состоятельности и значимости. Несколько раз Глеб приводил Галю в компанию своих друзей. Однако в сравнении с яркими и уверенными в своей неотразимости городскими девушками Галя выглядела лишь милой простушкой. Она и сама чувствовала себя в незнакомой компании неловко, от чего еще больше проигрывала в глазах окружающих. Дополнительной докукой было настойчивое желание всей компании напоить Галю. Ее всегда глубоко изумляло, с каким энтузиазмом люди выпивают, как весело они объединяются вокруг бутылок с алкоголем, как предвкушают удовольствие, как делают из выпивки культ, как подзуживают друг друга на заглатывание все новых и новых порций, словно приятного общения без выпивки быть не может. Возможно, они хотят посмеяться над пьяным, узнать про него что-то такое, о чем бы он в трезвом виде никогда не рассказал? Почему-то все уверены, что новый человек в компании нестерпимо хочет напиться, но стесняется, поэтому долг хозяина – напоить гостя до беспамятства, чтобы потом «было что вспомнить». Почему никому и в голову не приходит, что гость, возможно, не видит ничего приятного в поглощении этого сомнительного на вкус химического напитка, который, вдобавок, еще и вред его организму приносит?

Короче говоря, Глеб перестал звать Галю на посещаемые им дружеские вечеринки-попойки, а Галя не напрашивалась. Иногда он не появлялся в течение нескольких дней. В такие моменты Галя чувствовала реальную угрозу его потерять, ревновала к неведомой сопернице, плакала, мучилась, но на другой день ничем не выдавала Глебу своих страданий. Она была достаточно взрослой и понимала, что выяснение отношений, подозрения и скандалы могут разрушить их чувства, которыми она так дорожила. Обнимая любимого, она старалась быть счастливой уже тем, что он пришел. Глебу было легко с ней, он все чаще оставался у нее ночевать и даже познакомил с родителями, которые давно намекали ему, что пора бы остепениться, завести семью. Таким образом, неожиданная Галина беременность явилась катализатором, ускорившим постепенно созревавшее решение Глеба. Если бы Галя надавила на него, он бы, вероятно, не женился, но она просто посмотрела на него счастливыми глазами и сообщила, что ждет от него ребенка. При этом она ничего и не ждала как будто, а была рада уже тому, что даже если он уйдет от нее, с ней останется его частица. Кого бы не подкупила такая безоглядная любовь?

С тех пор прошло уже более двадцати лет, родители Глеба умерли, подросла дочка, которая как раз заканчивала институт и готовилась к защите диплома, когда Глеб собрался отдохнуть на море. Конечно, Галине было обидно, что он едет один, но она не могла бросить дочь, которая нуждалась в моральной поддержке и хорошем питании в важный для нее момент жизни. Галя давно привыкла не перечить мужу, потому что спорить с ним оказалось не только бесполезно, но и «себе дороже». К тому же в кои-то веки мужа наградили «за долгий и безупречный труд» путевкой в южный пансионат, как можно отказываться, другого такого случая не будет!

Глеб работал в крупном научно-исследовательском институте и быстро продвигался по карьерной лестнице; его зарплата была весьма неплохой в прежние времена, поэтому Глеб считал себя кормильцем, добытчиком, главой семьи, мнение которого является непререкаемым и не подлежащим критике. В начале девяностых он даже успел получить от родного НИИ трехкомнатную квартиру в обмен на родительскую двухкомнатную. Когда у мужа начались проблемы с зарплатой, Галя вынуждена была брать дополнительные часы: кроме русского языка, стала преподавать домоводство, вести группу продленного дня, но установленные отношения в семье не изменились, Глеб по-прежнему командовал и рулил, а жена подчинялась.

Глеб гордился тем, как выстроил свою жизнь. Быт в его новой квартире был хорошо налажен. Жена работала в ближайшей к дому школе и каждую свободную минуту посвящала семье, поддерживая должный порядок. К определенному часу всегда были готовы вкусные и сытные завтраки, обеды и ужины. В квартире стояла удобная мебель, и вечерами глава семьи мог спокойно отдыхать, приятно расслабившись перед телевизором, пока жена хлопотала по хозяйству.

Росла дочь, и ее воспитание также было делом жены. Вот если бы был сын, Глеб сделал бы из него настоящего мужчину. Женщины старались не беспокоить отца, когда тот отдыхает. В школьные годы вечерами Галя часто помогала дочери с уроками, но после поступления в институт девочка занималась самостоятельно. Все чаще она уходила гулять, словно дома ей было неуютно. Ну, а может, просто с ровесниками интереснее, чем с матерью. Подружки забегали редко, стремились поскорее уйти, ведь Глеб не любил, когда в доме находятся посторонние.

Он никогда не считал жену подругой, не делился с ней своими проблемами. Он – мужчина, который справляется с ними самостоятельно. Жена – это только жена, и точка.

Глеб был доволен супругой. Она знала свое место, а если вдруг забывалась, он быстро приструнивал ее. Рычаги воздействия были привычными, отработанными: он ставил Галю перед выбором – если она не будет вести себя так, как он считает правильным, это его очень расстроит, испортит ему настроение, следовательно, он накажет ее молчанием или будет разговаривать раздраженным тоном, а еще он может лишить ее своей поддержки – моральной, физической, материальной, и ей придется долго заглаживать свою вину, чтобы вернуть его благосклонность. Самым последним и, как он считал, действенным средством была угроза развестись и лишить ее жилплощади. До этого никогда не доходило, но Глеб считал себя умным и предусмотрительным, поэтому приватизировал квартиру только на себя, оставив жене и дочери лишь прописку. В начале девяностых это было возможно, хотя и пришлось заплатить немалые деньги за приватизацию излишков. Галя безропотно согласилась, в душе надеясь, что до раздела квартиры дело не дойдет, ведь живут они хорошо, а у других, посмотришь, несчастье за несчастьем.

Как уже говорилось, Галя была мудрой женщиной. Несмотря на то, что любовь к Глебу с годами как-то обесцветилась, она по-прежнему не перечила супругу. Наверное, интуитивно чувствовала: пойди она против воли мужа, начнутся раздоры, и Глеб может так проявить себя, что растает вся ее великая любовь к нему, развалится основа семьи, и останется она к концу жизни у разбитого корыта.

За двадцать лет их супружеской жизни всякое случалось. В отличие от Гали, Глеб не был верным супругом. В первые месяцы после свадьбы он продолжал посещать вечеринки с друзьями, иногда не приходил ночевать. Беременная Галя тихо лила слезы, а свекровь утешала ее: «Не плачь, деточка, побереги ребеночка. Все они, мужики, так устроены! Мой-то, знаешь, в молодости как погуливал! А теперь ничего, живем, дай бог каждому, сыночка вот вырастили. А что в неполных-то семьях детки отца не знают, то одного мама велит папой называть, то другого, чего уж хорошего? Наш-то ведь порядочный, умный. Смотри, еще карьеру сделает. Зарплату вот в дом приносит, не пропивает. С друзьями – так ведь это по молодости. Вот женятся все друзья, и жены-то их к рукам приберут!»

Так оно и вышло. Постепенно охота собираться для пьянок-гулянок у друзей отпала, своя жизнь закрутилась у каждого. Встречались иногда семьями, но все реже и реже. Глеб продвигался по карьерной лестнице, часто ездил в командировки, но домой возвращался вовремя, и оснований подозревать его в измене у Гали не было. Может, и случалось что на стороне, но лучше уж не знать, чем жизнь ломать. Так рассуждала Галина.

Правда, один раз до нее дошел слух, что у мужа на работе служебный роман. Донимая супруга вопросами и подозрениями, она только нарвалась на грубость. Во-первых, Глеб все отрицал, а, во-вторых, заявил, что не намерен перед ней отчитываться: если мужик от бабы гуляет, значит, она сама виновата, значит, недополучает он что-то от нее. Так или иначе, Галя постепенно успокоилась, и с расспросами больше не приставала.

И теперь, собирая мужа на курорт, она отгоняла от себя тревожные мысли. Что за абсурд, семья у них крепкая, такой заботливой и покладистой жены Глебу не найти, и нечего попусту тревожиться!

Глава 3

Самолет заходил на посадку. В окно иллюминатора были видны накренившееся море, голубое, как небо, и полукруглая береговая линия; с другой стороны море было обрамлено пушистыми белыми облаками.

Лека летела к морю с подругой Наташкой и ее семилетним сыном Дениской. Более полугода они мечтали об этом отпуске. Подгадывали, чтобы он выпал на одни и те же дни. Лека и Наташка дружили с институтских лет. Наташка была тихой и старательной, Лека – активной и любопытной. Про таких, как Лека, говорят: «И жить торопится, и чувствовать спешит». Лека выскочила замуж еще в институте за самого красивого, как ей казалось, на курсе парня. Необычайно правильные и безупречные черты лица, карие выразительные глаза с длинными загнутыми ресницами, смуглая кожа и пышные вьющиеся волосы Ефима покорили Леку. Несмотря на свою красоту, он был скромен и застенчив, и артистичной Леке не составило труда вскружить ему голову… Через два года семейной жизни муж Леки отбыл на историческую родину, предварительно оформив развод.

«Я думала, папочка, что все мужчины такие, как ты, но это оказалось совсем не так», - жаловалась Лека отцу. Отец Леки, преподаватель ВУЗа и кандидат наук, обожал свою дочь. Его отношение к женщинам вообще было мудрым и, пожалуй, даже благородным. Несмотря на долгую совместную жизнь, он не уставал говорить комплименты жене, а затем и подрастающей дочери, что в современной семейной жизни можно наблюдать крайне редко. Несмотря на галантное отношение к другим дамам, он никогда не давал жене повода усомниться в его верности и бесконечной любви к ней.

Как-то раз, читая Генрика Сенкевича («Без догмата»), Лека обратила внимание на слова, обращенные к мужчине: «Дюма говорит, что есть обезьяны из страны Нод, которых ничем не укротишь и не приручишь. Однако на то у тебя и глаза, чтобы не выбрать такой обезьяны. А, в общем, женщина никогда не обманет мужа, не изменит ему, если сам он не развратит ее или не растопчет ее сердца, не возмутит и не оттолкнет своим ничтожеством, эгоизмом, ограниченностью, дрянной и мелкой душонкой. Кроме того, ее любить надо! Пусть она чувствует, что она для тебя не только самка, а дорогой человек, твой ребенок, твой друг. Носи ее за пазухой, чтобы ей было тепло, а тогда можешь быть спокоен, она будет с каждым годом крепче льнуть к тебе, и вы в конце концов срастетесь, как сиамские близнецы. А если не дашь ей этого, испортишь или оттолкнешь, - она от тебя уйдет. Уйдет, как только протянутся к ней чьи-нибудь более достойные руки, уйдет непременно, потому что нежность и уважение ей нужны, как воздух. В наш век духовной засухи, век без общего счастья, без устоев и перспектив, как не создать себе по крайней мере личного счастья, этой опоры в жизни?» Леке казалось, что именно так думал и поступал ее отец.

После развода она долго искала мужчину, похожего на отца, но не находила. Рыцари словно вымерли, во всяком случае, на Лекином пути они не встречались. Лека шутила, что все рыцари с началом рыночных реформ срочно переквалифицировались в бизнесменов. В этом высказывании была доля истины: когда моральные устои общества переворачиваются с ног на голову, это обязательно затрагивает все сферы человеческих отношений. Лекины ровесники, брачный период которых пришелся на девяностые годы, просто так жениться не торопились, если не видели в связи с этим каких-либо выгод, таких, например, как решение жилищных проблем, повышение социального статуса, карьерный рост, наконец. Невиданное в советские годы распространение получил «гражданский брак», по сути, сожительство без обязательств.

Вот и Наташка долгое время состояла со своим Владиком в таком браке. Сошлись они вроде бы по большой любви. От бабушки по наследству досталась Наташке однокомнатная квартира, и Владику никто не запрещал ночевать у подружки. Он и вещи туда перетащил, жили поначалу очень счастливо.

Владик был единственным сыном бывшего инженера, а теперь бизнесмена средней руки, и родители ему ни в чем не отказывали. Он весело плыл по жизни, не зная особых забот. Бассейны, тренажерные залы, дискотеки, пикники, тусовки – все на родительские деньги. На работу по найму он устраиваться не спешил, а родители не настаивали, жалели ребенка. На его житье с Наташкой смотрели сквозь пальцы, ведь мальчику нужен регулярный секс. Пытался он бизнес какой-то организовать, но ничего не получилось. А тут Наташка забеременела. Ей пришлось отработать в частной фирме почти до родов, но заработанные деньги быстро кончились, а содержать троих родители Владика не хотели. Если бы парня кто-то назвал альфонсом, он бы насмерть обиделся. Честно собираясь обеспечивать своего ребенка и жену, он устроился менеджером в какую-то фирму, однако, поработав пару недель, понял, что это не для него: «потогонная система капитализма» избалованному человеку подходит только в случае, если он хозяин, а не раб. Короче, на работе надо надрываться, а тут еще ребенок ночью плачет, Наташка не высыпается, не успевает по дому: внимания и комфорта Владику никакого. Пошел он к мамочке «отоспаться», да что-то задержался.

Хорошо, что Наташкины родители еще не старые были, помогли малыша растить. Владик приходил иногда, игрушки сыну приносил, ночевать оставался. Случалось, и жил у Наташки по нескольку месяцев, но брак они так и не оформили. Наташка скорее была мать-одиночка, чем мужнина жена, и рассчитывать могла только на себя. Работала бухгалтером: труд не легкий, но на жизнь хватало.

А года три назад Владик женился, и не хухры-мухры, а на дочери одного из городских начальников. Родители его давно мечтали о таком браке. Тесть определил зятя на хорошо оплачиваемую непыльную работу в энергетической компании, обещал способствовать карьерному росту. Наташка даже особо и не расстроилась, она давно поняла, что была нежеланной в его семье.

– Зато сына у меня никто не отберет, а то ведь только и слышишь, как богатые и влиятельные папашки бывших жен просто выбрасывают из своей и детской жизни, да еще и в психушку норовят поместить, родительских прав лишить, – говорила она. – Насильное разлучение матери и ребенка, особенно, если тот еще мал, – это такая же дикость, такое же страшное преступление против природы, против материнского инстинкта, как принудительная кастрация мужчин, неужели современным «правозащитникам» это непонятно?

Незаметно шли годы, Наташкин сыночек подрастал, а Лека все была одна. Она все еще пользовалась успехом у мужчин, и несколько романов было, но большинство подходящих ей кавалеров были уже несвободны, следовательно, на серьезные отношения с ними рассчитывать было трудно. Она иногда слегка завидовала Наташке и подумывала о том, чтобы родить ребенка «для себя», пока были живы родители.

Глава 4

Море было слегка зеленоватым, теплым и ласковым, неторопливо шуршало галькой. Солнце светило в ярко-голубом небе, жаркие его лучи приятно согревали, обволакивая теплом разомлевших от нахлынувшего безделья вновь прибывших бледных отпускников.

Глеб давно не был на море, практически с советских времен, и был приятно удивлен заметному улучшению условий для «безпутевочных» отдыхающих. То здесь, то там среди нищеты стареньких домиков возвышались современные мини-гостиницы, гостиные дома, коттеджики, зачастую с бассейнами, газонами, причудливыми фонтанчиками и водопадиками на огороженной территории.

Его поселили в трехэтажном корпусе советских времен пансионата, расположенного почти на берегу моря. На территории пансионата имелись чистенькая столовая, бассейн, клуб, где можно было поиграть в теннис, бильярд, библиотека, волейбольная площадка, платная сауна, неподалеку находился рынок. В каждом номере - телевизор, холодильник, кондиционер, небольшой балкончик.

Немного отдохнув с дороги и переодевшись, Глеб устремился к морю. На пляже, в отличие от прежних времен, яблоку негде было упасть; в море поплавать, не наткнувшись на соседа, можно было только на большой глубине. Среди галечных камушков прятались пробки от пивных бутылок и чешуйки воблы, в морской волне нет-нет, да встречался окурок, плавающий на одном месте иногда несколько дней подряд.

Однако наши люди непривередливы, а море – оно все-таки море, а не холодная северная река, тем более что в центральной России лето нечасто балует нас жаркими днями. Устроившись в шезлонге, Глеб с интересом разглядывал загорающих. Совсем рядом с ним расположились две симпатичные молодые женщины с мальчиком лет семи, довольно резвым и озорным. Он поминутно бегал к воде, зачерпывал ее ведерком, выливал в выкопанную ямку – импровизированный бассейн, визжал, хохотал, устраивал круговые забеги вокруг шезлонга Глеба, хватался то за одну игрушку, то за другую, поглощая все внимание худенькой русоволосой женщины, видимо, его матери. Подруга ее была очень хороша собой: ростом выше среднего, стройная, крепенькая, с густыми каштановыми волосами, коротко остриженными и блестящими на солнце. Она пыталась читать книгу, лежа на животе, и изредка взглядывала на Глеба карими глазами из-под густых ресниц.

Незаметно для себя Глеб задремал, и вдруг на его разогретый живот обрушился холодный душ, от которого он вздрогнул и поднял голову. «Извините, ради Бога, мой сын такой сорванец!» - оправдывалась Наташа с виноватым выражением лица. «Да что вы, ничего страшного, в такую жару это даже приятно», - улыбнулся Глеб.

Слово за слово, они разговорились, познакомились, при этом выяснили, что живут и работают в одном городе. Обрадовались, как родственники при неожиданной встрече. Глеб умел поддержать разговор, пошутить, тем более что общение с красивыми молодыми женщинами подняло ему настроение и в немалой степени способствовало приступу красноречия.

Несмотря на свой возраст, Глеб выглядел моложаво. Высокий, в меру широкоплечий, худощавый от природы, без животика, свойственного иногда даже молодым. Тронутые сединой волосы придавали его облику благородство, а заинтересованный взгляд бодрил незамужних красавиц. Он всегда ценил мужскую свободу и был уверен, что мужчина «имеет право на «лево»», только надо, чтобы жена об этом не знала, иначе начнутся ненужные скандалы, истерики.

В последние годы романы у него случались все реже, были кратковременными, в основном, в командировках. Отпуска Глеб проводил с семьей, преимущественно на даче, в деревне. И теперь, вдали от дома, овеваемый морским вольным ветром, непривычно смущенный под смеющимся взглядом карих Лекиных глаз, Глеб почувствовал себя совсем молодым парнем, у которого все впереди…

Глава 5

Вечером, уложив спать ребенка, подруги шепотом обсуждали нового знакомого. Лека сидела в постели, обхватив колени руками, а Наташка вертелась у туалетного столика перед зеркалом.

– И как он тебе? – спрашивала Лека.

– Приятный мужик, но сильно старше нас, лет пятьдесят ему, наверное?

– Возможно. И женат, наверное.

– Наверное. Только… Как же его жена одного-то отпустила? – медленно произнесла Наташка, протирая лицо ватным тампоном, смоченным каким-то хитрым тоником. Кожа у нее была тонкая и нежная, нуждалась в постоянном уходе.

– А, может, нелады у них в семье? Очень уж он легко на контакт пошел.

– Да ладно, в отпусках-то они все холостые. А ты ему понравилась! – она мельком взглянула на подругу.

– Я знаю. – Лека помолчала. – А что, Наташка, может, закрутить мне с ним роман? Терять мне нечего. Даже если и не выйдет ничего, ребеночка рожу. А что теперь, если все приличные мужики женатые, о женах их думать? Им-то повезло, а нас кто пожалеет? Ты вот растишь Дениску одна, и прекрасный мальчик растет! Уж как-нибудь с голоду не умрем.

– С голоду не умрете, конечно, – быстро согласилась Наташка, – но одной ребенка растить… – перевела она разговор на больную тему и Лека поняла, что сейчас ей придется выслушать длинный монолог. – Ты не представляешь, сколько денег для этого нужно! Если хочешь, конечно, чтобы ребенок твой здоровеньким и без комплексов вырос. А времени сколько надо! Это же почемучка бесконечный! – Наташа улыбнулась. – Я вообще не понимаю мамаш, которые от детских вопросов отмахиваются! Такая радость, когда ты сознаешь, что твой ребенок с каждым днем все умнее становится! Я ему книжки, знаешь, с какого возраста читаю? Не поверишь, с десяти месяцев! Слушал так, что рот открывался! Еще и говорить-то мог только слоги, а уже знал, как заканчивается каждая строчка в любимом стишке! Потом цвета надо учить различать, животных, птичек показывать, играм учить, загадкам, да разве перечислишь все! Это каждый день, без устали, а не будешь заниматься, отставать в развитии может! И сейчас столько всего хорошего для детей продают: коляски, каталки, ходунки, прыгунки, шалашики музыкальные, рюкзачки специальные, чтобы с собой малыша носить, ванночки красивые, стульчики, игрушки говорящие, книжки яркие и моющиеся, и все так дорого! А потом детсад, потом школа, уроки! Кстати, говорят, теперь и школьное образование платным сделают, вот ужас-то! А не дай бог, заболеет! Ой, да что я тебя пугаю! – спохватилась Наташка. – Конечно, всего ребенку не купишь, что хочется, но все равно, дети – это такое счастье! И главное, ты знаешь, что ему без тебя никак, и тебе без него не жить! Это самая взаимная и счастливая любовь! А мужики… Ну, не все идеальные, ну, уроды иногда, слабаки, предатели, эгоисты… Да мы и без них с Дениской проживем!

– Да, Натуся, – задумчиво протянула Лека, – я вот думаю, что женщины в большинстве своем по природе лучше мужчин. Основная цель для них – ребенка родить, воспитать, вырастить, а для мужиков…Не тех, которые раньше защищали и поддерживали семью, а нынешних, избалованных мамашами, легкой жизнью…У них, как в анекдоте: «Я – созидатель и люблю детей, но не их самих, а процесс их создания». Современные мужики только для создания и годятся, а в остальном как на них рассчитывать, если у них всепоглощающая страсть – любовь к себе, они и нас-то все время используют, играя на нашем благородном желании создать семью, да еще и гордятся этим: «Я тебя не люблю, это главный мой плюс, я на тебе никогда не женюсь»! А сами давно свою природой созданную сущность утратили, – постепенно Лека заводилась все больше, так что даже вскочила с кровати и начала расхаживать по комнате. – Какие это защитники, если они не только «косят» от армии, но и занимают самые высокооплачиваемые и непыльные рабочие места! Меняют в своих интересах законы! Скрываются от алиментов! Мерзко делят каждую мелочь при разводе! Норовят сесть на шею в смысле бытового и сексуального обслуживания! Ты знаешь, не надо с ними церемониться! Влюбить в себя, использовать для благородной цели, а дальше пусть как хотят!

– Ну, ты размечталась, влюбить в себя! Если бы это было так просто, одиноких женщин не было бы!

– А знаешь, почему они одиноки? – с воодушевлением продолжила Лека. – У них не хватает куражу, у них заниженная самооценка, они честно хотят любви и быть счастливыми, и теряют надежду, а с нею и блеск в глазах, и неповторимую свежесть и очаровательную наивность. А многие еще начинают униженно показывать, что они и в сексе хороши (обязательно оргастичны!), и хозяйки прекрасные, словом, демонстрируют готовность, чтобы их выбрали как вещь или прислугу, вешаются наперебой на мужиков, пихают друг друга локтями, а надо не так!

– А как? – Наташа с интересом посмотрела на подругу.

– А ты помнишь у Лермонтова, как Печерин влюблял в себя княжну Мэри? В этом деле любовь только мешает! Вот Грушницкий был влюблен, а княжна выбрала невлюбленного Печерина! Не поняла она ничего! Люди не чувствуют любовь к себе. Любовь, она ведь у нас внутри бушует. Это нам кажется, что она всем видна, а на самом деле мы из-за нее глупеем, выглядим смешно. А кто влюбится в глупого, неловкого человека? А вот если продуманно действовать так, чтобы удивить, заинтересовать, заставить восхищаться, показать свою якобы неординарность, намекнуть на возможность любви, чтобы человек размечтался, затем отдалиться по непонятным причинам, чтобы думал о тебе, опять приблизиться… Ты знаешь, в телепередаче Ларисы Гузеевой «Давай поженимся» один парень так и сказал: «Я не хочу жить обыденной жизнью, я хочу, чтобы девушка играла». Игра – вот что нужно этим самовлюбленным глупцам! И даже Пушкин писал про хладнокровную любовную науку: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей, и тем ее вернее губим средь обольстительных сетей».

– С Пушкиным я спорить не буду, и думаю, неважно, что здесь речь идет о женщинах. Это правда, что люди плохо понимают друг друга, – Наташа вспомнила свой опыт общения с мужчинами, тема была горячей, и она тоже завелась.– В основном, переносят свои чувства на партнера. Например, ревнивый человек сам способен на измену, поэтому и другим не верит, а еще он в своих достоинствах не уверен. Преданный, порядочный и добрый человек в последнюю очередь узнает, что ему изменяют, ведь у него-то ничего такого в мыслях нет. Влюбленный легко поверит, что ему отвечают взаимностью: во-первых, он сам любит, во-вторых, очень хочет верить. Опять же Пушкин писал: «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад»! Иногда говорят, что мужикам нравятся стервы, и надо быть стервой, чтобы тебя любили. Вряд ли это так. Тогда бы влюблялись и в стервозных старух. Просто доверчивые, уступчивые мужики часто достаются стервам, а доверчивые, уступчивые женщины – стервозным мужикам. И это естественно, ведь как могут ужиться два стервозных человека? Они постоянно будут друг друга подозревать во всех мыслимых грехах и ругаться до бесконечности. Они быстро разбегаются… А двум хорошим людям друг с другом зачастую скучно – мало приключений, игр. Слишком все предсказуемо.

– Ну да, – поддержала подругу Лека, вспоминая женатых любовников, – а еще два уживчивых, уступчивых человека не могут сойтись, потому что один из них уже живет с неуживчивым, стервозным, и уступает, и прощает…

– Конечно, ведь великодушный человек простит и жадность, и глупость, и зависть, и даже оправдает измену, и всегда будет верить, что его любимая или любимый лучше, чем кажется. Он просто иначе жить не может. Я даже думаю, что человек, если он не отъявленный мошенник и злодей, может постепенно стать лучше, если его партнер в него верит.

– Но ведь твой Виталик не стал лучше, а ты ему верила столько лет! – возразила Лека.

– Да, но человек слаб, а соблазнов много. Будь он один в этом мире, может, и остался бы со мной, и работал бы, как все. Но у него родители, которые не своей жизнью занимаются, а планируют судьбу неразумного, как им кажется, чада. Их тоже можно понять. Они уверены, что лучше знают, как сделать сына счастливым. Ну, и о себе не забывают. Продвинуться по социальной лестнице вверх, укрепить благосостояние семьи – само по себе неплохо, но важно, какова цена. Сложатся ли отношения, или придется ломать себя и притворяться? Иногда человек осознает, что предал свою любовь, только с годами. Вот один мой одноклассник женился на дочке прокурора (это так престижно!), а через год его выкинули из семьи, как щенка, не прижился. Не каждый ведь может стать Молчалиным.

– Ты что, оправдываешь своего Виталика?

– А что толку его винить, себя изводить? Может, еще встречу хорошего человека… Не хочу быть склочной и сварливой, и всю жизнь потратить на сожаления об упущенных возможностях. И если мне не слишком повезло, это еще не значит, что все люди плохие, просто в каждом намешано и плохое, и хорошее, и все мы в определенной мере эгоисты. Какой смысл обвинять друг друга в этом?

– Значит, ты его простила?

– Не знаю… Пережить измену, предательство трудно, да. Наверное, мне было легче, потому что происходило все постепенно, годами. Кажется, в Библии написано: «Не судите, да не судимы будете». Важно не озлобиться на весь мир, не потерять веру в добро. Отними у человека веру в добро, и мир обрушится.

Возразить на это Леке было нечего. Перед тем, как заснуть, она долго думала и о своей жизни, и о ее смысле, и о своих прежних романах, и о Наташке, и о Глебе… Уже в полусне ей представлялось, что он стоит у моря спиной к ней, потом медленно поворачивается, встречается с ней взглядом и лицо его, ранее хмурое, озаряется радостной улыбкой…

Глава 6

Все в жизни когда-нибудь заканчивается, но кажется, что хорошее заканчивается много быстрее, чем плохое. Отпуск Леки и Наташи подходил к концу, Глеб должен был ехать чуть позднее.

Свободное время они проводили вместе. Днем – на пляже, на экскурсиях, - вчетвером. Вечером Наташа укладывала сына, читала ему перед сном, а Глеб с Лекой отправлялись гулять по вечернему городу. Огни и развлечения курортного побережья интересовали их только поначалу, потом они стали бродить по тихим улочкам, ведя доверительные беседы, вдыхая аромат цветущих южных растений, спускались к морю, слушая его шум, купались при свете звезд и луны.

Глеб уже с первых дней знакомства знал, что Лека незамужем, но отнесся к этому равнодушно: по обыкновению, он собирался завести лишь кратковременный роман. Сблизились они достаточно быстро, потому что оба этого хотели, и теперь наслаждались растущим взаимным чувством. Постепенно Глеб понял, что произошло нечто непредвиденное. Может, причиной было то, что он слишком расслабился, поддался романтике теплых южных ночей? Или в Леке было что-то особенное? Ее молодость, красота, которые неожиданно достались ему, уже стареющему эгоистичному мужчине? Он просто не узнавал себя. Всегда самоуверенный и знающий, как ему представлялось, себе цену, с Лекой он чувствовал себя влюбленным подростком, и все словно происходило с ним впервые в жизни. От одного прикосновения к ней у него «сносило крышу». Он никак не ожидал от себя подобных чувств, тем более в его возрасте. Он как будто оказался в другой реальности, в другой жизни, где единственным смыслом была Лека, ее запах, ее голос, глаза, движения, смех. Он хотел засыпать и просыпаться с ней всегда, вечно. Он готов был сделать для нее все что угодно, умереть, лишь бы в ее объятиях. Думать о том, что скоро придется вернуться к прежней жизни, было невыносимо.

В последний вечер перед ее отъездом Глеб был непривычно молчалив, иногда отвечал невпопад, и было видно, что он напряженно о чем-то думает. Неожиданно для себя, но не для Леки, он стал говорить о том, что не может с ней расстаться, что вернуться к прежней жизни, где нет ее, невозможно, что он хочет встречаться с ней и после приезда в родной город и, вообще, хотел бы жить с ней вечно.

– Я не понимаю, ты что, мне предложение делаешь? – спросила Лека.

– Ну … да.

– А как же жена?

– Я разведусь.

– Послушай, мы знакомы всего десять дней. Это просто курортный роман. Ты вернешься в семью и все забудешь.

– Нет, я люблю тебя. Я не смогу жить без тебя. Я все сделаю, чтобы ты была счастлива. А ты? Ты любишь меня?

– Ну, конечно, я тебя люблю. Я дам тебе свой телефон, и мы обязательно встретимся, – так ответила Лека и нежно обняла Глеба. Рядом с ним, любящим, сильным и красивым мужчиной, она была счастлива и спокойна, верила только в хорошее и ни о каких проблемах будущей жизни думать не хотела.

Глава 7

…Двухнедельная разлука с мужем для Гали пролетела незаметно: все ее внимание было приковано к проблемам дочери. Лишенная дружеской поддержки слишком строгого отца, Алена была привязана к матери и с детства привыкла доверять ей свои секреты. Однако пренебрежительное отношение Глеба к жене, которое не может не чувствовать ребенок, со временем привело к тому, что мать не была для дочери авторитетом. Иногда поступки дочери приводили Галю в ужас, но повлиять на девочку она не могла.

С четырнадцати лет Алена пользовалась успехом у парней, крутила ими, как хотела. Отец, конечно, ничего не знал, да и не интересовался особенно жизнью дочери.

В первый же год учебы в институте у нее появился постоянный кавалер – Сашка с факультета вычислительной математики и кибернетики, способный парень, но раздолбай по жизни. Он гонял на мотоцикле по вечерам, катал Алену, а Галя переживала за дочь, боялась, что они разобьются.

А на последнем курсе за Аленой начал ухаживать ее дипломный руководитель, бородатый преподаватель экономики Павел Петрович. На фоне юной Алены он смотрелся как Сатир. Членство в приемной комиссии и репетиторство позволяли ему жить не только на зарплату, и он дарил любимой студентке дорогие подарки, водил в рестораны, подвозил на престижной иномарке, учил ее за городом водить автомобиль. Все это было в диковинку молодой девчонке, не привыкшей к красивой жизни.

Сашка ничего не замечал, ведь Алена вешала ему лапшу на уши, что занята по горло подготовкой к диплому, поэтому и стала с ним реже встречаться.

В отсутствие отца Алена приходила домой поздно, иногда за полночь. Галя места себе не находила. Она беспокоилась, что дочь почти не готовится к защите диплома. Но самое главное, ее просто трясло от мысли, что ее родное дитя использует для удовлетворения своей похоти старый козел, как она выражалась. Однако Алена смеялась над словами матери.

– Еще неизвестно, кто кого использует, – отвечала она, – Паша очень умный, мне с ним интересно и комфортно. Дипломную работу он мне уже сделал, только выучить осталось. И вовсе он не старик, а в постели умеет гораздо больше Сашки.

От таких слов Галя вообще терялась: не могла же она признаться дочери, что ни разу в жизни не испытывала оргазма, ведь эта тема была постыдной и запретной во времена ее юности, а Глеб в постели с женой был эгоистичен и консервативен. Галя любила его, и он это знал, а неопытность жены в этом плане его вполне устраивала, снижая риск ее измены, что позволяло ему чувствовать себя спокойно.

Гале было трудно не отторгать новые ценности, проповедуемые после «победы демократии». Подросшее поколение потребителей, как ей казалось, было достаточно расчетливым и жестоким, заклевывая всех «ботаников», «совков» и «лохов», которые имели несчастье думать или вести себя по-другому. Как девочки, так и мальчики гнались за богатством и престижем, при этом не особенно задумываясь о духовных ценностях. И если в девяностые годы некоторые из них готовы были продавать свои тела, то в первое десятилетие двадцать первого века толпы молодых особей обоего пола толкали локтями конкурентов в поисках выгодного брачного союза, ведь это наиболее легкий и эффективный способ улучшить свое материальное положение.

Работая в школе, Галя видела, как заискивают отдельные педагоги, а особенно директор и завуч, перед богатыми спонсорами и их отпрысками, как нагло и уверенно держатся эти детки, чувствуя свое особое положение. И что особенно ей претило – то, что ученики стали оценивать друг друга по толщине кошелька и связям родителей.

Все, что казалось раньше правильным и незыблемым, теперь подвергалось сомнению. Как правильно воспитывать дочь, чтобы она смогла выжить в обществе с перевернутой с ног на голову нравственностью? Совестливому человеку придется в таком обществе очень трудно, и самое плохое, что его обязательно будут обманывать и использовать в своих целях. Может, надо, наоборот, растить детенышей зубастыми, чтобы могли поедать более слабых? Но тогда кто поддержит стареющих родителей, если они воспитают прагматичного и бесчувственного эгоиста?

Надо ли учить дочь, чтобы она искала жениха богатого и со связями? А как же любовь? Может, ее, и правда, не должно быть? Кто любит – тот отдает, а не приобретает. Если мир стал так жесток и расчетлив, нужно ли учить девочку любви? Чем выше полет чувств, тем больнее падать.

Не бывает злых младенцев, человек рождается доверчивым и ранимым. Если он живет в социально-ориентированном, справедливом обществе, то у него есть шанс остаться добрым и великодушным до самой смерти. Посмотрите, как доверчивы старики, прожившие жизнь при социализме. Их не учили быть зубастыми. Они привыкли отдавать, а не брать. Людям нравится быть добрыми, они жаждут справедливости, это естественно для человека. Почему в России пожилые люди так любят смотреть сериалы? Это своего рода анестезия, уход от тяжелой действительности в мир, где побеждает любовь и добро.

А вот общество дикого капитализма делает из человека чудовище. Каждый день мы слышим о новых преступлениях и обманах. Начав с финансовых пирамид, мошенники становятся все более изобретательными. Их практически невозможно привлечь к ответственности, ряды их ширятся, хитроумные аферы проникают во все сферы жизни. Они богатеют, продвигаются по социальной лестнице вверх, рвутся к власти, становятся примерами для подражания, а ведь это нравственные калеки! Государство не защищает своих граждан, возлагая ответственность на простого человека, обязанного быть осмотрительным. Отравился продуктами – смотри, что покупаешь. Обманули квартирные аферисты – сам виноват, не надо было верить, скажи спасибо, что не убили. Негде жить – твои проблемы. Ты вычеркнут из жизни, ведь вместе с жильем ты лишаешься и прописки, и всех социальных гарантий, и всех прав. Ты изгой. Не помогло поддельное лекарство, нет денег на операцию, на лечение – а кому это интересно? Не заплатил работодатель – опять же с себя спрашивай, зачем согласился работать без договора? Требуй заключения договора и социальных гарантий (ага, попробуй потребовать, когда жить не на что!). Дети начали употреблять наркотики? Ну и что, это их право, у нас же правовое государство. И вообще, надо было лучше за ними следить. Мала пенсия – пусть дети помогают. Не помогают? Надо было лучше воспитывать. В конце концов, можно в суд на детей подать. А если нет детей – сам виноват, о чем думал? Любая беда – твое личное дело, для государства ты никто.

Лозунг «Слава труду!» на центральных площадях заменен на иной – «Успехов в бизнесе!». Трудяги не в почете, ценится «предприимчивость». А за словом бизнес далеко не всегда скрывается труд. Чаще – обман общества, балансирование на грани между законом и преступлением. Слава российским миллиардерам, число которых неуклонно растет! «Влиятельные, уважаемые люди» – вот как их называют. Их лечат лучшие врачи, их охраняют лучшие милицейские кадры, защищают лучшие адвокаты.

Значит, они достойнейшие? Это – идеал, к которому должно стремиться подрастающее поколение? Галина была несогласна, но ее мнение ничего не значило.

«Личное выше общественного», – сказал кто-то из родоначальников реформ, и вот уже общество пожинает плоды этого нового лозунга. И каково будущее детей в таком обществе, где личные интересы сильных превалируют над всем? Как родителям оградить своих чад от тлетворного влияния господствующей морали?

Вот за такими мыслями и переживаниями Галя и не заметила, как наступил день возвращения мужа домой.

В этот день она с утра напекла его любимых пирогов с черникой, сварила борщ, пожарила мясо, сделала салат, надела новый халатик, немного подкрасилась.

И вот – звонок в дверь. На пороге стоит загорелый Глеб с багажом в руках. Но почему он не целует ее и смотрит так отчужденно? Сухо здоровается, идет в комнату.

– Что с тобой, Глебушка, ты устал в дороге? Хорошо ли отдохнул, почему редко звонил? Почему не брал трубку?

– Ты же прекрасно знаешь, что роуминг дорогой. И зачем звонить, если у меня все в порядке?

– Ты, наверное, голодный? Мой руки и иди на кухню, обед готов.

– Нет, Галя, я не голоден. Нам нужно очень серьезно поговорить. Понимаешь, я встретил другую женщину. Я ее люблю, и мы хотим пожениться.

– Что ты такое говоришь, Глеб? Я не понимаю…

– Галя, я развожусь с тобой. Только не надо слез. Сегодня мы будем спать отдельно.

Глава 8

Павел Петрович, преподаватель экономики одного из самых престижных вузов города, приближался к сорокалетнему рубежу своей жизни. У него уже наметился животик и округлился подбородок, прикрываемый аккуратно подстриженной бородкой. Десять лет назад он выгодно женился на дочери одного из высокопоставленных чиновников городской администрации, и теперь имел пятикомнатный уютный коттедж с большим гаражом в зеленом районе города, загородную дачу с банькой и садом, два автомобиля, на одном из которых ездила жена. Супруга подарила ему двух чудесных ребятишек, обожаемых дедом. На взаимовыгодных отношениях с тестем и с ректором института, где преподавал Павел Петрович, было построено все его благополучие.

Систематически Павлу Петровичу приходилось организовывать поступления отдельных абитуриентов, в основном, рекомендуемых звонками из администрации города или личными указаниями ректора, взамен он имел надежное прикрытие от возможных происков недовольных родителей или коллег, а также всевозможных проверяющих комиссий. Хорошо налаженные и устоявшиеся связи позволяли ему при необходимости решать любой вопрос, от выделения земельного участка до трудоустройства. Единственной слабостью Павла Петровича, угрожающей его благополучию, была его страсть к молоденьким студенткам, романы с которыми вносили в его жизнь и пикантность, и разнообразие, тешили мужское самолюбие. Павел Петрович был обаятельным и импозантным мужчиной, безупречно и дорого одетым, ездил на престижной иномарке, обладал властью оценивать успеваемость, поэтому пользовался успехом у раскрепощенных молодых студенток, сначала кокетничавших с ним за оценку, затем самонадеянно уверенных, что с легкостью уведут его из семьи.

Однако Павел Петрович не собирался рисковать своим благополучием и тщательно скрывал от жены и тестя свои романы. Индивидуальные занятия со студентками ради заработка проконтролировать не представлялось возможным, а в отношениях с женой мудрый сластолюбец был неизменно предупредителен и заботлив, с удовольствием играл и гулял с дочерьми. Ему не составляло труда поддерживать прекрасные отношения с женой: у него был легкий характер, он любил женщин, понимал их, дружил с ними. Вообще, он был из той породы мужчин, которые дочерей любят больше, чем сыновей. Он любил и жену, и дочерей, и своих любовниц, и даже тещу и бабушку жены, легко находил с ними общий язык, и всем было хорошо с ним, его хватало на всех.

Роман с Аленой начался восемь месяцев назад выразительными взглядами, комплиментами, случайными прикосновениями во время занятий. Павел Петрович ценил эту стадию зарождения нового чувства, и не торопил события. Близость с молодой студенткой за деньги и оценки не доставляла ему такого наслаждения, как близость, пришедшая не сразу, а в результате постепенно возникающего чувства.

Ему нравилось вызывать удивление и восхищение непосредственной девушки, совершая необычные и великодушные поступки. Он то спасал испуганного щенка, оказавшегося посредине улицы между ревущими машинами, то дарил инвалиду-колясочнику крупную сумму денег на лечение, то, невзирая на риск испортить дорогой костюм, помогал вытащить из грязи застрявшую машину молодой мамаше с ребенком.

Кроме того, он был хорошим рассказчиком и много шутил, галантно и старомодно целовал руки Алене. Мастер комплиментов, он умел заставить женщину почувствовать себя богиней. Его подарки всегда нравились, потому что он прекрасно разбирался в украшениях и женских пристрастиях, опытным взглядом определяя размер пальчика, ножки, одежды.

В постели он был настоящим Каза-Новой, и молоденькие девушки, привыкшие к быстрому сексу сверстников, испытывали неожиданные для себя чувства. В довершение всего, он не был ревнивцем: воспринимая женщину как чудесный цветок, он не претендовал на эксклюзивное право единолично наслаждаться им. Когда приходило время расстаться с очередной возлюбленной, он делал это деликатно, чтобы не обидеть ее, но решительно. Например, он изображал душевные муки из-за невозможности бросить детей и заботу о том, чтобы его возлюбленная, пока молода, занялась устройством своей личной жизни. Обычно ему удавалось безболезненно прекращать исчерпавшие себя романы. На прощание он мог подарить в память о себе дорогое ювелирное украшение.

Алена постепенно увлеклась новым кавалером, но, зная, что он женат, продолжала встречаться и с Сашкой. После защиты диплома и получения заветных корочек ей было трудно объяснить ему, почему они видятся реже, чем раньше. Она уверяла, что ей наскучили гонки на мотоциклах, что вечерами она сидит в Интернете, ищет работу.

Такие аргументы были понятны Сашке, который также закончил ВУЗ в этом году. Правда, ему повезло: спрос на хороших программистов был много выше, чем на не в меру «расплодившихся» экономистов.

На самом деле с трудоустройством Алена не торопилась, решив отдохнуть после учебы. Она была уверена, что найти хорошую работу ей поможет Павел. А пока она наслаждалась свободой и ухаживаниями Паши, приехал из отпуска отец, и в доме все пошло кувырком.

Глава 9

Лека только что вернулась с оперативки. Она выслушала массу неприятных вещей, изложенных в форме крика и обвинений, приправленных нелитературными терминами, как, впрочем, и все остальные.

Она работала в районной налоговой инспекции, возглавляя один из отделов камеральных проверок. С каждым годом работа все больше теряла смысл. В пору становления налоговых органов люди чувствовали необходимость и полезность своего труда, борясь с многочисленными, но лежащими на поверхности, очевидными налоговыми нарушениями.

Шли годы, и криминальные войны девяностых поутихли, добытые нелегальным путем средства стали легальными, разборки перешли в сферу финансово-экономической деятельности, что потребовало изменений в законодательстве. Средства на проталкивание необходимых им законов у набравших силу бывших преступников имелись.

Налоговые нарушения не исчезли, их просто стали тщательно маскировать, привлекая квалифицированных специалистов по разработке налоговых схем, действующих на территории страны и основанных на взаимодействии нескольких фирм. Однако высокие чиновники почему-то делали вид, что никаких специальных механизмов и законов для борьбы со схемами не нужно, и налоговое ведомство продолжало работать по старинке. Арбитражные суды, игнорируя практику прошлых лет, по скрытым от общества причинам все чаще становились на сторону мошенников.

Инспектора не сразу поняли, что стали заложниками хитрой игры: на словах от них требовали раскрытия налоговых схем и роста начислений, а на деле создавались условия, чтобы это сделать было невозможно. В результате они всегда оставались виновными в «коррупции»: до них же доводили множество разнообразных и противоречивых инструкций и регламентов, их же предупреждали о необходимости собирать все возможные и мыслимые доказательства, анализировать денежные потоки проверяемых организаций, финансовые показатели, уровень цен, проводить встречные проверки поставщиков и покупателей по цепочке перепродавцов, доказывать реальность или нереальность операций, стоящих за представленными документами, вникать в их экономическую сущность, направленность на достижение прибыли или какие-то иные цели, проводить допросы и чуть ли не инвентаризации. В последние годы их все чаще наказывали материально, ругались и кричали, а они все равно «злонамеренно» не выполняли планы, спускаемые сверху и проигрывали судебные споры.

В довершение всего внутри налоговых инспекций рьяно заработали комиссии, призванные проводить служебные расследования по жалобам недовольных.

Общество стояло на пороге сенсационных разоблачений коррупционных связей в рядах чиновников высочайшего ранга. Оборот неучтенной наличности захлестывал страну, масштаб ухода от налогов поражали законопослушных иностранцев, никак не желавших инвестировать средства в такую экономику. Неудивительно, что властная цепочка заблаговременно готовилась к тому, чтобы перенаправить возможные обвинения на нижестоящих, как бы ни повернулось дело. Рядовые инспектора были последним звеном, и ниже спихивать ответственность было уже некуда.

В таких противоречивых обстоятельствах оставался один зыбкий путь, позволяющий одновременно исполнить требования начальства о начислениях и избежать недовольства проверяемых, – формальные начисления, не имеющие ничего общего с реальным налоговым контролем. Лека не хотела этим заниматься, но иначе как обеспечить нужные показатели? Некогда любимая ею работа превращалась в фарс, очевидный для участников, но скрытый от посторонних глаз.

Заместитель, подруга и незаменимая помощница, классный специалист Валечка ушла работать в банк (конечно, по знакомству). После сумасшедшей работы в налоговой Валечка, оказавшись в отдельном кабинете, с четко определенными и вполне выполнимыми обязанностями и весьма достойной зарплатой, наконец-то почувствовала себя человеком, труд и знания которого ценят.

– Разве ты не видишь, Лека, – говорила она. – Власть в стране принадлежит вовсе не народу, а крупному бизнесу, а где-то на местах – даже мафиозным кланам. Смычка власти, денег, криминала – это и есть самая главная коррупция! Вместо того, чтобы принимать законы в интересах общества, их пишут под заказ денежных мешков! Посмотри – губернаторы, мэры, депутаты, прокуроры, прочие высокие чины – почти все одновременно имеют процветающий бизнес, захвативший целые сегменты рынка. В этом корень всех проблем! Сравни доходы крупных чиновников, депутатов, судей со средней зарплатой по стране! И сравни со своей зарплатой. Чувствуешь приоритеты? За такую сумасшедшую работу и такие гроши?

– Согласна с тобой. Работа, действительно, сумасшедшая и в той же степени ставшая бесполезной. Несправедливость, ощущение, что подставляет собственное начальство, постоянное нервное напряжение вынуждают людей увольняться. На место опытных специалистов приходит зеленая молодежь. О каком профессионализме может идти речь?

– Что ж, ведь это закономерно. Дикому капитализму или даже феодализму ни налоговая система, ни социальная сфера совсем не нужны: феодальные князьки облагают данью своих вассалов без всякого закона. Ведь где слабеет государство, там поднимает голову криминал. А его, похоже, боятся все ветви власти. Ни у одного госслужащего нет гарантий, что, если он будет работать честно, то его никто не тронет. Намного увереннее чувствует себя тот, кто имеет высоких покровителей, кто уже вписался в коррупционную систему. Если антикоррупционные реформы проводят сами коррупционеры, то очевидно, от кого они будут избавляться в первую очередь – от тех, кто не с ними. Кажется, глаза всем застил лозунг: «Свободу бизнесу от государства!», что, по сути, означает свободу денежных мешков от закона. Под овечьей шкуркой обиженных честных предпринимателей зачастую скрывается криминалитет, который будет использовать любые методы давления на проверяющих. В такой ситуации презумпция невиновности работает на мошенников.

Наверное, Валюша права. Леке все чаще приходила в голову мысль, что поиск доказательств налоговых преступлений нужен вовсе не для того, чтобы восстановить справедливость, а исключительно, чтобы убедить вышестоящих в том, что сделано все возможное. Бессмысленная работа на корзину не давала удовлетворения. Собранные никому не нужные материалы пылились в подвалах и гаражах, на помещения архивов деньги уже давно не выделялись. Без реального контроля уплата налогов Бизнесом становилась чем-то вроде благотворительного пожертвования, а налоговая служба вынуждена была делать вид, что контролирует этот процесс, и ни в коем случае не беспокоить Бизнес, иначе ее могли обвинить в «налоговом терроре»! Представители государства с протянутой рукой перед Бизнесом – господа, пожалуйте, дайте начислений, а то с нас начальство требует! А оно нужно Бизнесу? Что он с этого будет иметь? Если можно уйти от налогов, обойти законы, почему бы не воспользоваться?

Да, смысл работы терялся, и тратить свое здоровье на мартышкин труд было неразумно.

По идее, Лека должна была после оперативки «спустить пар», разрядившись в крике на своих подчиненных, но трепать нервы не хотелось: в последние дни она неважно себя чувствовала, и подозревала, что это неспроста.

Предположение следовало проверить, но если это была, наконец-то, беременность, то все устраивалось наилучшим образом. С одной стороны, она давно уже хотела родить ребенка, с другой стороны, декретный отпуск избавлял ее от риска потерять работу в результате сокращения штатов и реорганизации, позволял переключиться с осточертевших проблем и пустой служебной суеты на личную счастливую жизнь. А через три года видно будет, возвращаться ли на прежнее место службы или искать лучшие условия труда и достойную зарплату.

Лека откинулась в кресле и прикрыла глаза. Слегка подташнивало. Отдельного кабинета у нее не было: как и все начальники отделов, она сидела с подчиненными в одной комнате в страшной тесноте. Девчонки-сотрудницы примолкли, пытаясь угадать, ждать бури или нет.

В это время открылась дверь и в кабинет вошла странная немолодая женщина. Она была какая-то потерянная, неадекватная, что ли. Мельком пробежав по всем лицам, ее глаза остановились на Лекином. Взгляд был напряженный, изучающий. У Леки возникло необъяснимое чувство опасности.

– Вы к кому? – спросила одна из сотрудниц.

– Я …Мне бы узнать о налоговых вычетах на лечение…

– Вам на первый этаж, кабинет сто два.

– А, спасибо…– она как-то неловко повернулась и вышла.

– Ходят тут всякие…И ведь сразу на третий этаж, нет бы на первом спрашивать…

– Да уж, а помните, как такая вот на Елену Георгиевну напала?

Действительно, был один случай, вспомнила Лека. Пару лет назад некая нервная дамочка, замученная хождениями по кабинетам, схватила одну из работниц за волосы и била головой об стол, в то время как ее спутник стоял в дверях на стреме... От неожиданности никто даже не успел вызвать милицию, и хулиганы безнаказанно скрылись, а бедная Елена Георгиевна лежала потом в больнице с сотрясением мозга…Преступницу, как водится, не нашли, дело спустили на тормозах… Подумаешь, пострадал налоговый инспектор, налоговый террорист… Вот если бы представитель каких-нибудь меньшинств… Если бы журналисты так же рьяно отстаивали права налоговых работников, был бы громкий скандал, подключилось бы телевидение… Но эта тема - «не формат», ведь налоги платить никто не хочет - ни бедные, ни богатые… К сожалению, все мы в той или иной мере заложники политических тенденций, как бы ни гордились своей аполитичностью, толерантностью и лояльностью.

Глава 10

Да, это Галя заходила к Леке на работу, чтобы посмотреть на соперницу, ведь врага надо знать в лицо. Скандал она устраивать не стала, это было бы слишком унизительно…

Сказать, что весь мир обрушился для Гали после ухода Глеба из семьи, – ничего не сказать. Боль от измены мужа сразила ее, парализовала, лишила способности думать о чем-либо другом. Стало понятно, что означает выражение «горит душа». В груди жгло, слезы текли, не переставая, жить не хотелось. Особенно ранило то, как резко он стал чужим, как жестоко отстранился от семьи, словно никогда они не были близкими, родными людьми.

Как было тяжело в первые дни, знает любой преданный и любящий человек, чувства которого вдруг оказываются не только никому не нужными, но еще и раздражающими, и обременительными. Она не только потеряла опору в жизни, любовь, смысл бытия, – не успев все это осознать, она уже столкнулась с такими проблемами, которых не знала, будучи замужем, и не умела их решать.

Глеб сразу предложил раздел квартиры, причем на неприемлемых условиях: жене и дочери – однокомнатную хрущевку на окраине, себе – однокомнатную улучшенной планировки в центре. Такой расклад казался ему правильным, ведь единственным собственником квартиры был он. «Это квартира моих родителей, здесь все куплено на мои деньги», – говорил он жене.

– Родительскую квартиру ты сдал государству, а эту квартиру тебе давали на семью, а значит, и на нас с Аленой, – возражала Галя. – Я тоже работала и приносила деньги, обходилась без нарядов и украшений. И потом, мой домашний труд ты не принимаешь в расчет?

– Я же не выбрасываю вас на улицу. Дочь уже взрослая, пусть мужа с квартирой ищет, а тебе на старость вполне однокомнатной хватит. Пойми и меня: мы вынуждены временно жить на даче, но к концу лета квартирный вопрос должен быть решен. Ты же не хочешь, чтобы мы вчетвером жили в одной квартире?

Галя поняла, что он уже списал ее со счетов, выкинул из своей жизни, как старую тряпку.

Убеждать Глеба было бесполезно. Он никогда не умел слушать аргументы женщины, привык только диктовать свои условия. Пока Галины интересы совпадали с интересами супруга, пока они были одним целым, можно было с ним ладить. Он строил Свою семью, наживал Свой быт в ней, а жене и дочери просто перепадала часть благ этого налаженного Его мира.

Теперь он строил Свое благополучие с другой женщиной, и его невозможно было ни остановить, ни свернуть с этого пути.
Текст взят с http://www.lit-bit.narod.ru/