Часть 1

Поправив слегка задравшийся пиджак похоронного костюма, (расползающегося на ходу – апофеоз показухи) Владимир Владимирович Набоков негромко постучал массивным кольцом в крепкие дубовые ворота.

Довольно быстро небольшое окошко-амбразура открылось и кто-то стал внимательно его разглядывать.

Кто такой? – раздался вопрос, -- зачем пожаловали к нам?

Удивлённый такой формой обращения Набоков, снова, как-то оробев, потянул книзу полу пиджачка и ответил:

Набоков я... Владимир Владимирович Набоков... По вызову прибыл...

Калитка в массивных воротах бесшумно отворилась и перед Набоковым предстал серенький человечек, в потёртом костюме совслужащего 30-40 годов.

Вы..., -- растерянно спросил Набоков, -- Апостол Пётр?

ВРИО, -- кратко ответил тот.

Что? – спросил снова Набоков, -- как это ВРИО? Что это значит?

Временно Исполняющий Обязанности Петра.

Почему? – совсем поглупел Набоков.

Гражданин Пётр, на самом деле – яврей Шимон, агент международного сионизма, арестован органами безопасности и в настоящее время даёт показания по делу о контрреволюционном заговоре клерикалов, обосновавшихся в небесной канцелярии, -- строго пояснил ВРИО. -- А меня назначили исполняющим его обязанности, пока...

Кем назначен? – начиная догадываться, спросил Набоков, -- Богом?

Человечек метнул на него пронзительный взгляд, как бы обмысливая дилемму: чокнутый перед ним или только придуривается.

Кем, -- переспросил он, саркастически улыбаясь и показывая зубы в скверном состоянии, -- бери повыше! САМИМ назначен!

Самим Богом?

Богом, -- презрительно хмыкнул человечек, -- как же! Генеральным Секретарём ЦК!!! А гражданина, как вы его называете, Бога, (у него, резидента сионистской разведки, много подпольных кличек – Савоаф, Элохим, Ха-Шем, Адонай, Иегова, Аллах, всех и не упомнишь) мы как раз сейчас и допрашиваем по тому же делу, очную ставку двум этим контрам устроили... Сыпят, гады, нынче друг на друга, вину сваливают.. -- человечек снова едко засмеялся.

Религия, – он поучающе поднял указательный палец, -- опиум народа! Это ещё учитель наш, Карл Маркс, сказал! А вы, гражданин Набеков, кем будете?

Набоков, -- поправил пришедший, -- кем буду, я ещё не знаю, это только одному Богу... то есть Генеральному Секретарю, известно, а вот БЫЛ я писателем.

Писателем, -- радостно сказал человечек, -- входите, входите! Иосиф Виссарионович будет очень рад! Он писателей, как бы сказать, прямо коллекционирует. Входите же, гражданин Небоков, -- пошире открывая калитку зазывал ВРИО Петра, -- «Не боком» входите, места много! – пошутил он. Небось «На боку» всё лежали и вот так и пописывали, -- снова сыронизировал он.

Решив пропустить его шутки и не показывать свою неосведомлённость, Набоков спросил:

Как это он нас коллекционирует?

А так: прибывает к нам писатель, так Иосиф Виссарионович велит его в Гербарий поместить, или может это иначе называется, то ли Виварий, то ли Колумбарий, то ли Паноптикум, то ли Пантеон... Не знаю точно. Вот так, гражданин, здеся анкета, заполните её и воон к тому подъезду проследуйте, он для писателей.

А как ваше имя, уважаемый ВРИО Св. Петра?

Ежов, -- кратко ответил человечек.

В графе 14г на вопрос: Какой дополнительной профессией, кроме основной, владели до 1917 года? -- Набоков написал: Энтомолог – Лепидоптеролог.

Часть 2

Задолго до описываемых событий перед теми же воротами возник невысокий гражданин во френче, свеженький как огурчик благодаря хорошо проведённому бальзамированию, с трубкой в открытом нагрудном кармане.

Властной рукой взявшись за тяжёлое медное кольцо, он громко стукнул им о дубовую обшивку ворот.

Окошко открылось:

Кто будете? – спросил тихий сиплый голос из-за ворот.

Сталин, Иосиф Виссарионович. – с сильным грузинским акцентом чётко по-военному отрапортовал пришелец. – Прибыл по вашему распоряжению!

Ворота приоткрылись, из них, шаркая артритными ногами в синих прожилках, слегка покачиваясь, вышел старик с длинной неопрятно расчёсанной бородой.

Я – Святой Пётр, представился он. – Проходи Иосиф.

Пришелец прошествовал мимо, посмотрев внимательно на Петра.

Э, – подумал он, – порядочки здесь ещё те. Пётр —вахтёр пьёт на рабочем мете, вон как разит перегаром от него. Качается. Пить, даже не умеет.

Документов не спрашивает. Каждый, кому не лень пройти сюда может! Прохвост любой! Не дело это!. Надо завести на него папочку с «компроматом».

Иосиф шёл по ухоженной аллее, в конце которой возвышался Престол Господень.

На престоле сидел почтенный старец с добрым румяным лицом. Ангелочки с ножницами летали вокруг его головы, аккуратно подстригая ему роскошную белую бороду и слегка вьющиеся седые волосы.

Сталин упал ниц и не поднимая головы пополз к престолу.

Иосиф, – с приветливым удивлением сказал старец. -- Я Бог твой и всехний, но не делай из меня культа! Вставай! Здесь все друзья и ближние! И я – твой Отче милосердный!

Не смею, – прошептал Сталин спёртым голосом, вспомнив забавную книжку неких Ильфа и Петрова. -- Отца Фёдора Вострикова, кажется, – припоминал он, напрягая склеротичную память. – Их, авторов, наверно расстреляли, – неуверенно предположил он в мыслях.

Не смею стоять в присутствии Их Величества, господина нашего, Бога.

И, подползя к самому подножию престола, осторожно прильнул губами в стоптанной домашней туфле Господа.

Заметил про себя: А куда смотрит ХозОтдел! У Господина нашего туфли сносились уже, большой палец, вот, гляди, из дыры на носке выглядывает, а интендант, наверно, себе туфли со склада тащит? И это я в папочку заветную запишу!

На большом пальце Высшей Божественной Личности он заметил привязанную бечевкой картонную бирочку, с расплывшейся чернильной надписью «Бог».

Вот, сволочи, эти Хоз.Ангелы! – Подумал Иосиф, – ведь знают же, что по Госстандарту надо использовать тушь несмываемую! Тоже себе уворовали!

Вставай, вставай Иосиф, раб Божий, – ласково сказал Господь, протягивая к нему длань свою.

Иосиф на лету чмокнул божественную кисть и обратил к Богу глаза, полные слёз.

«Грешен я, Боже! Грешен! Не смею даже пыль с ног твоих лобызать. И даже самой пылью у ног твоих быть не смею!

Позволь только, Боже, поднять с земли райской локон твой божественный?! Я в ладанке на груди своей его носить буду и поминать благость твою всечасно в молитвах.

Да, ладно, Иосиф, – сказал Бог. – Бери, сколько хочешь. Мне приятно твоё смирение и отсутствие гордыни.

Вот, поешь после пути тяжкого ко мне опресноков и вина красного выпей!

Ангелы поднесли Сталину бокал красного вина изумительного рубинового цвета и блюдо с опресноками.

Только попробовав вина Сталин сразу понял: разбавили водой и добавили для вида краситель!

Кого провести хотят, Гады, – подумал он, глядя на смиренно склонившихся перед ним ангелов. – Меня, грузина! Вино с молоком матери впитавшего!

Опресноки тоже лежалые, с запахом сырости, значит и тут смухлевали! В Папочку! Так и назову её: Компроматка!

Ну, Иосиф, расскажи нам о жизни твоей в юдоли грешной на Земле.

Что делал?

Сколько добрых дел совершил?

Сколько не очень добрых?

Кем по профессии Там был и какую должность хотел бы занимать здесь?

Ой, Господи, – пав вновь на колени, возопил Сталин, испугав ближестоящих ангелов, – грешен я! Старался как лучше, а выходило как всегда.

Сам, Боже, понимаешь, жестоковыйные эти существа, люди-то! Уж как я старался, как упрашивал их жить честно, Богу молиться, заветы все твои исполнять неукоснительно. А ничего не помогало. Ну, что мне, Господи оставалось. «Власть употребить...» Совсем немного. Ну, самую чуть...

А они в гордыне своей не поддавались, и к тебе все толпами стремились, грешники! На доброту твою вечную и всемерную корыстно рассчитывали. И, – понизив голос для придания значительности своим словам, добавил осторожно, пристально глядя на лик Божий.-- Обо мне верно всякие гадости здесь рассказывали. Де тиран, де злодей, де кровопийца...

Грешен я , Боже, – вновь заорал он, – но не вурдалак какой, не упырь-кровосос я, а о тебе лишь ежеминутно думал и гордыню их злую преломить в смирение ангельское жаждал....

Иосиф, – доброжелательно сказал Бог, – ты же знаешь, я всё вижу, всё знаю, всё прощаю. Хватит тебе ругать себя! Верю тебе. Грешил, но во благо дела святого!

Так кем же ты работал на грешной Земле?

Кадрами, мой Боже, ведал, – потупив очи сказал Сталин. – Скромная должность! К славе не вожделел, о тебе только помышлял и о добре людям.

Кадрами? --переспросил Бог. – это значит «работал с людьми»? Растил угодников Божьих? Я правильно понял?

О, Боже, – вновь почти заорал Сталин, – сколь мудр и всезнающ ты! Да, растил кадры, людей. Да, УГОДНИКОВ растил в меру слабых сил своих... УГОДНИКОВ И ТОЛЬКО!

И не устал, не разочаровался в промысле этом? – спросил с подлинным интересом Бог, (Сталин заметил, что от любопытства Бог даже зашевелил большим пальцем, тем самым, с бирочкой.)

Нет, Боже, – твёрдо ответил он. – Не устал и готов здесь тоже бремя сие славное нести несогбенно!

Хорошо, – радостно сказал Бог. – Будешь и у нас «Начальником Отдела Кадров». Ты на Земле что любил повторять, вдруг по-ленински лукаво прищурясь, спросил Бог: «Кадры решают ВСЁ» Верно? Я ведь всё знаю, – рассмеялся Бог своей шутке.

Ну, Иосиф, иди. Ангелы тебя проводят в Небесную Канцелярию. Заведуй кадрами!

Сталин, кланяясь, пятился от Престола Господа, который начал беседу с уже другим прибывшим к его стопам.

Часть 3.

Прошло некоторое время и Сталин нижайше испросил аудиенции у Господина своего.

Бог всё видел и поэтому несколько встревожился, когда уже издали заметил приближающуюся колонну тысяч, эдак, на десять, во главе которой уверенной походкой признанного лидера шёл Иосиф.

Иосиф, – воскликнул Бог, – что это за люди? Кого ты мне привёл? Тут же дивизия целая!

Скромно потупясь Иосиф пояснил:

«Кадры» это, Господи!

Они труд свой смиренно принесли к твоим стопам.

Какой труд?

Исследовательский, Господи мой.

Но почему их столь много?

Правду горькую хочу сообщить тебе, мой Боже. Но не наушничая, а при свидетелях. Вот они, люди эти, и исследователи истины и её свидетели.

Ну, Иосиф, рассказывай мне свою «правду».

Не моя она, а святая и только для твоих ушей, Боже.

По указанию перстом Иосифа из колонны выступил человек с блудливыми глазками и лицом никак печатью мудрости не отмеченным. Равно и не печатью честности.

Вот, – указал на него Иосиф, – трудоборец, раскапыватель истины потайной, нет честней его. Он, не я, всё тебе расскажет. Только удали, пожалуйста, всех ангелов и архангелов. Эти слова тебе и только тебе дано слышать.

Бог, заинтригованный, махнул рукой, и все ангелы, сталкиваясь в спешке лбами в воздухе, воспарили и удалились поспешно.

Молви! – Приказал Сталин блудоглазому раскапывателю правды.

Тот смиренно сложил руки и, пав на колени, начал рассказ, прискорбнее которого не было в мире.

Мы все знаем, Боже, о святой Троице: Бог-отец, Бог-сын, Бог-святой дух.

Первая и третья истины сомнению не подлежат, Но, вот вторая...

Ты помнишь, Господи, как ты послал Архангела Гавриила с уведомлением к Деве Марии о том, что в ней – дух Божий!

Конечно помню, – ответил Бог.-- Я ВСЁ помню! «Святое благовещение». Что здесь нового может быть? Сколько уже понаписано на эту тему и книг, и статей, и молитв, и картин да фресок и музыки. Одна «Аве Мария» чего стоит!

Господи, – вдруг заорал Сталин, – грешен я! Не должен был я эту горестную правду раскапывать... Вели мне и ему умолкнуть навеки!

Нет, нет, – сказал Бог, -- как раз наоборот! Правда всё осилит! На ней мир весь держится и я – первый, кто обязан знать её. ГОВОРИ!

Послал, значить, ты, Боже, Гавриила с благовещением...

Нет, уста мои немеют, продолжать не могу...

Говори! -- Снова приказал Бог.

Иисус, Господи, НЕ твой сын!

А чей же? – спросил поражённый вестью Боже.

Ну, – отводя глаза, молвил блудоглазый,-- там тёмная история.

Господи, – опять вмешался Сталин, – ты ведь ВСЁ знаешь, всё ведаешь. Помнишь ли ты такого Пушкина А.С. ?

Милостью ТВОЕЙ гениальный поэт, Солнце Русской Поэзии, так сказать...

Смутно припоминаю, – неуверенно ответил Бог. – Я ведь всё помню!

Этот Пушкин А.С. – продолжал блудоглазый, -- он кристально правдив, не соврёт ни в единой букве! «Ять» и «Йоту» из Святого Писания не выкинет. Разве что добавит во славу Божью...

Написал он некую историческую поэму. По свежим следам событий, так сказать...

«Гавриилиадой» зовётся.

Там он историю «Благовещения святого» подробно излагает в полном соответствии с фактами.

И получается, что вместо духа Божьего, понесла Мария от … Гавриила и ещё от кого-то...

Голова убелённая Бога поникла...

Так, значит, обманул он меня, Гавриил этот?

Господи, – вмешался Сталин, – ты ВСЁ видишь! Прости ему такую «человеческую» слабость! Молода, хороша собой была Мария! Святая женщина была. Но ведь она тоже земная женщина! Ну, не устояла она перед красавцем...

Прости их!

Значит он обманул меня... – горестно повторил Бог, занятый одной этой страшной мыслью, – а я-то верил ему как себе. А Иисус, тоже хорош, знал ведь, от кого родился и молчал стервец эдакий, – тихо свирепея промолвил Бог, качая буйной своей головою, – одни обманщики вокруг меня и столько лет пою их и кормлю, на груди согреваю... змей подколодных...

А ещё кто ею попользовался? – вдруг пронзённый ужасной мыслью, спросил Бог.

Ой, Боже, скорбно мне, тяжко мне! – Заныли оба, Сталин и Блудоглазый.

Ан-ти-под твой, из «подвала», Антихристом зовут иногда его...

Бог встал весь во гневе.

Прочь от меня Иисуса! Прочь Гавриила! Прочь всех этих Архангелов-дармоедов и жуликов.Пусть на землю грешную падут и оттуда вовек сюда не подымутся!

Бог простёр десницу отрицающим жестом и вмиг всё небесное воинство, архангелы, ангелы и прочие, на Землю пали и смертными людьми сделались!

Тебя, Иосиф, отныне и вовеки веков Архангелом и Святым Иосифом объявляю, а своим воинством всех этих приведённых тобой людей делаю. Всех в ранг ангелов и подангелов возвожу.

Горькую правду вы мне открыли... Горше нет... Но снесу и это я!

Наводи, Иосиф, порядок в этих Райских Авгиевых конюшнях.

Вот тебе на то власть моя, сила моя, благословение моё!

Часть 4.

Сталин собрал совещание с ближайшими соратниками – блудоглазыми, ловкорукими, низко-хитролобыми и другими «проверенными товарищами».

Что ж, товарищи, сегодня – рано, послезавтра – поздно.

Значит ЗАВТРА!

Ой, боязно очень, Иосиф Виссарионович, – поёживаясь сказал один из соратников.

– Бог всё же!

Не трусь, Ежов, – сладим!

Да он Всесильный, Всемогущий, Вездесущий, Всеведущий...

Дурак ты, Ежов и мало меня читал!

Ничего-то ты не понял.

Мы же что, зря, разъяснительную работу несколько месяцев проводили среди небесного воинства? Агитировали и пропагандировали!

Ты вспомни.

Сначала мы эту «Гавриилиаду» распространяли среди ангелов-меченосцев низшего ранга, Они же солдатня. Прочитали и за животики схватились, верно?

А мы им сразу приказ дали: Богу ни слова! Мол, старичок, нервеннный. Впечатлительный. Зачем Отца Нашего Небесного огорчать?

Потом дали ангелам повыше рангом. И снова завет им: Богу – ни слова и с тем же припевом.

Мол кондрашка бедного хватит от расстройства.

Затем раздали всем архангелам. Даже Гавриилу дали. Пусть похохочет! И снова – заботу о Боге проявили. Все прочитали, все обхохотались и ни один не стукнул!

Так что, если Бог наш Вездесущий и Всеведущий, как же он так опростоволосился?

Сидел и ничего не ведал и не знал.

Теперь посмотри.

В чём сила -то его, «Всемогущество»?

Он САМ что-то делал?

Нет! Всё приказы Воинству Небесному отдавал! Мол, сделать так и так, стереть город Содом с лица земного. Всё делало Небесное Воинство, а он сам мирно на престоле своём почивал.

Теперь почитай, что у меня написано! Говорю тебе, мало, мало МЕНЯ читаешь!

«Диалектический метод считает, что ни одно явление в природе не может быть понято, если взять его в изолированном виде, вне связи с окружающими явлениями, ибо любое явление может быть превращено в бессмыслицу, если его рассматривать вне связи с окружающими условиями, в отрыве от них, и наоборот, любое явление может быть понято и обосновано, если оно рассматривается в неразрывной связи с окружающими явлениями, в его обусловленности от окружающих его явлений!»*

И.В.Сталин, История ВКП(б), Краткий курс, стр. 101

(* Сомневающихся в подлинности этого сталинского текста, автор отправляет на стр.101 вышеназванного «Краткого курса».)

Ведь диалектика нас учит уму разуму! Бог наш силён, как Антей, СВЯЗЬЮ с окружающим его Небесным Воинством. Помнишь , я о нашей партии это же написал. Мол Партия, как Антей, сильна связью своей с народом!

(Конечно, говоря между нами, коммунистами, враньё это! Мы не связью сильны, а связыванием рук народа, чтобы чего не сотворил вредного. Но КТО сейчас может это установить?)

Так вот, Бог только Воинством и силён. А что мы месяц тому назад сделали, точнее, он, с нашей подачи?

ВСЁ Небесное Воинство ПРИКАЗОМ на Землю низвергнул и их обычными людьми сделал!

Всё! Сам себя силы лишил. Нас своим воинством сделал!

Он сейчас, как Самсон остриженный! Бессилен. А сила его – это МЫ!

Кадры решают ВСЁ!

Идея, овладевшая массами, становится материальной силой!

Кодры – есть!

Масса – есть!

Идея – есть!

Революционная ситуация налицо!

Значит так, завтра утречком арестовываем Бога и провозглашаем: «Вся власть Советам» И я, конечно, как Председатель Совета, сажусь на престол.

Тебя, Ежов, вместо дурака Петра, сторожем у ворот назначаю. Смотри в оба!

Проверяй каждого и не хлопай как он ушами.

Всем всё ясно?

Повторять не нужно?

За дело, товарищи!

Часть 5

В дверь каморки, куда поместили Набокова, осторожно постучали.

С трудом поднявшись с матраса, набитого соломой, из которого сотни блох атаковали постоянно его бедное, не привыкшее к тяготам райской жизни тело, он спросил:

Кто там?

«Король, дама, валет» ответили три голоса

Набоков открыл.

Вошли три странных личности: некто, одетый в лохмотья, но с золотой короной на немытой уже длительное время шевелюре.

Пажеподобный тощий юноша, с поднятым как у российской шпаны воротником пиджачка, кепочкой с козырьком на затылке и утопленной в плечах шеей.

Дама, похожая больше на торговку рыбой с Толчка в Одессе.

«Король», слегка поклонившись, подал Набокову грязноватый конверт.

Что это?

«Приглашение на казнь» – почтительно ответил «король».

На чью? – недоуменно вертя в руках конверт, спросил Набоков. Но странная троица уже удалилась.

В дверь, аккуратно закрытую пришельцами, снова постучали:

Набоков открыл.

Вошла молоденькая девица развязно двигая бёдрами.

Кто вы? Что вам здесь нужно? --спросил Набоков.

Девица, не отвечая, присела на корточки у матраса и деловито стала его прощупывать.

Ну, что, Папаша, – обратилась она к стоящему в недоумении Набокову, – поди сюда, – похлопала она по матрасу.

Последнее твоё «желание» выполню... И перевернулась на спину, завлекающе улыбаясь.

«Вы.... Долорес? – начиная догадываться спросил Набоков.

Ну, да, папаша, «Лолита» я.

Давай, папаня, время – деньги. Ты не один у меня в списке...

Набоков в ужасе отступил к двери.

В этот момент щёлкнула затвором хорошо замаскированная «Камера обскура», долженствовавшая запечатлеть, очевидно, предстоящую сцену любви.

Что с тобой, папаня? – удивлённо сказала Лолита, – такой «Дар» отвергаешь?

Может тебе «Машенька» или «Ада» милей?

Не хочешь «Подвиг» совершать, не надо. Я тогда пойду. Вон, «Пнин» нетерпеливо дожидается...

Позабавимся с ним до «Возвращения Чорба»

Тоже, нашёлся «Пассажир», презрительно сказала Лолита, встав с матраса.

Закрывая за ней дверь, Набоков вдруг увидел чей-то ботинок, быстро всунувшийся в щель двери.

За ней стоял вальяжный мужчина с шахматной доской в руке.

Я, – представился он, – ваша «Защита Лужина», – и внимательно начал ощупывать взглядом каморку.

Скорее «Соглядатай» – подумал Набоков, постепенно впадая в «Отчаяние»

Что ж, – сказал вальяжный, – пора отправляться на «Далёкие берега». Лолитой вы побрезговали, значит здесь больше делать нечего.

Проходите, гражданин Набоков. В коридоре Набоков заметил горящее вдалеке «Бледное пламя».

Пахнуло весенним ветерком. «Весна в Фиальте» ласково дунула ему в лицо.

Гомон множества голосов нарастал и Набоков вышел на большую арену, окружённую трибунами. Множество глаз с жадным любопытством следили за ним.

В центре арены стоял деревянный помост, на боковой грани которого красовалась надпись: «Аня в стране чудес».

Центральная трибуна блистала золотом на фоне кроваво-красного бархата. Престол Господень возвышался там и был он не пуст. Сам Бог восседал на нём.

Но это был НЕ БОГ! Вместо белобородого и белокудрого Бога на престоле сидел черноусый властитель Земли и Вселенной, одетый в безвкусный, хоть и пышно сшитый, красно-чёрный костюм тореадора.

Сноровистые парнишки подняли Набокова на помост и положили его лицом вниз.

Грубо прижимая его шею и ноги своими сапогами, они обратили светлые радостные лица к трибунам и с величавой изящностью подняли руку, как бы говоря. «Полюбуйтесь, уважаемые, на увлекательное действо»

Огромный человек в маске пошёл по краю помоста, приветствуя собравшихся и потрясая острым двузубцем на длинной деревянной рукоятке.

Величавое зрелище сие вызвало новый гомон восторга на трибунах.

Затем, не торопясь, человек в маске подошёл к лежащему Набокову и схватив обеими руками древко двузубца, поднял его и с силой вонзил в распростёртое тело, но так, что зубцы не задели спинной хребет Набокова, а пронзив его, глубоко вошли в доски под ним.

Господи, ЧТО ЭТО? За что? – хотел вскрикнуть Набоков, но страшная боль судорогой сжала его горло и он мог лишь невнятно вскрикивать и стонать.

Палач остановился недалеко от пригвожденного, достал из рукава свиток и открыв его, прочитал громко в наступившей внезапно тишине.

Владимир Набоков, сын Владимира, писатель и энтомолог, сим замечательным актом приобщается в Гербарию Избранных нашего дорогого и любимого Вождя и Учителя.

Означенный Набоков отныне и на веки веков останется пришпиленным к этой Доске Почёта с вручением ему звания Личной Бабочки Товарища Сталина и Кавалера Ордена Золотого Двузубца.

Господи, – прохрипел в мыслях Набоков (от жуткой боли он даже думать словесно — нормально не мог), – что же это такое? За что?

Его вдруг осенила спасительная мысль, что если он сможет, маша руками, подняться над помостом, то двузубец останется внизу. А он, о счастье, соскользнёт с него и улетит от этого ужасного места.

Он, начал судорожно двигать руками вверх и вниз, вызвав взрыв хохота на трибунах. Слышались восторженные возгласы: А он ведь действительно БАБОЧКА! Посмотрите, машет как крыльями.

И тут вдруг голос внутри его черепа сказал ему.

Владимир, а ты разве не делал то же с тысячами пойманных бабочек и, приколов их дощечке, любовался их агонией, записывая меткими и точными фразами виденное в журнал наблюдений? А не поступал ли ты со своими героями так же. Тоже прикалывал их к ткани повествования и с холодным интересом сноба и бездушного эстета описывал их трепетание?

Руки его бессильно упали на помост.

Устал, сердешный, – услышал он голос палача. – Ну, полежи, отдохни, а потом снова начнёшь махать ими!

И, обращаясь к публике, крикнул: Товарищи, подбодрите Владимира нашего песней.

И с трибун зазвучала пронзительно – звонкая песенка молоденьких бесенят:

Ни мороз мне не страшен , ни жара!

Удивляются даже доктора:

Почему я не болею,

Почему я здоровее

Всех ребят из нашего двора!

Потому что утром рано

Заниматься мне гимнастикой не лень!

Потому что водой из под крана

Обливаюсь я каждый день!

Хохоча и повизгивая чертенята с энтузиазмом пели эту песню, причиняя дополнительные страдания Набокову.

Снова послышался голос палача:

Бабочка по имени Набоков! Ура, товарищи!
Текст взят с http://www.lit-bit.narod.ru/